Мандаринка на Новый Год
Шрифт:
А потом она приподнимается на локте. Его лицо слабо освещается разноцветными бликами гирлянды на окне.
— Ник, о чем ты сейчас подумал?
— А почему ты спрашиваешь?
— У тебя дыхание изменилось. И сердце… иначе стучать стало.
— Глупости.
— О чем подумал?!
— А… неважно.
— Коля!
— Хорошо, —
— Ооо… Мое любимое. Началось. Говори.
Он прижал ее к себе.
— Люб, правда. Не сердись. И не обижайся. Но… Знаешь, я ведь был у тебя первым. И единственным. Какое-то время. Теперь… теперь это не так. Я не единственный у тебя.
— Тааак…
— Дослушай меня! Я знаю, что виноват сам! Когда… не ответил тебе на твое признание. Ты… — он еще раз вздохнул, — ты имела право… так поступить. Если считала, что ты мне безразлична. Если я… ну… в общем, я тебя не виню, правда. Просто это очень… больно. Я один виноват, что потерял это! Но легче мне от этого не становится. Люб, ты не виновата, но… ты спросила… Я ответил тебе. Честно. Мне плохо… очень плохо и очень больно от того, что я больше не единственный мужчина в твоей жизни. Я знаю, что это моя вина и… Я справлюсь с этим. Переживу. Обещаю. Но пока… пока вот так.
Какое-то время она молчит. На лице ее пляшут многоцветные отсветы от гирлянды. А потом произносит негромко:
— Знаешь… вот согласно всем законам педагогики — не надо бы тебе ничего говорить сейчас… Чтобы ты пострадал и помучился этак с полгодика — в отместку, так сказать. Но я ведь так не сделаю…
— Ты о чем? — спрашивает он совсем тихо.
— Да не было ничего. У меня с Марком. Кроме того поцелуя, который ты видел. И то противно было… до невозможности, — она передергивает плечами. — Марк явился без приглашения, весь вечер мне проходу не давал, на кухню за мной увязался, приставать начал. А потом я услышала шаги и… и поняла, что это ты. И так захотелось вдруг… сделать тебе больно. Очень больно. Прости. Прости. А с Марком больше и не было ничего — все на твоих глазах было, ничего, кроме этого. Так что ты по-прежнему единственный и неповторимый… Ой! Перестань. Прекрати! Ты мне шею сломаешь! Задушишь! Колька, остановись!
Но он не может остановиться — стискивает в своих медвежьих объятьях, целует беспорядочно и шепчет «Моя! Моя! Только моя». Люба понимает, что сопротивление бесполезно и покорно пережидает вспышку собственнической радости Звероящера — ей и приятно, и немного досадно одновременно.
— Послушай, — ей наконец-то дают возможность свободно дышать и говорить, — Коля, ты ненормальный! Ты меня чуть не придушил. А если я тебя обманула? Это же всего лишь слова — как и в тот раз.
— Нет! — он обхватывает пальцами ее лицо, вглядывается в глаза в переменчивом свете новогодних огоньков. Качает головой. — Ты не обманываешь. Тогда — могла обмануть. Сейчас — нет. Ты моя. Только моя. Знаешь… — его голос звучит с какой-то странной убежденностью. — Наверное, где-то в глубине души я это всегда знал. Ты же любишь меня. Ты не могла… с другим. Я вот не смог. И ты не смогла.
—
— Я это заслужил, — он говорит это совершенно искренне. — Главное, что ты — моя. Только моя. Моя Любава. Моя любовь.
Она утыкается лицом ему в шею. Он такой… такой… это его «моя» просто выбивает ее из состояния равновесия.
— Скажи мне — когда это стало так важно? Что ты первый и единственный? Только не говори мне, что ты всегда мечтал о девственнице — не поверю. Я помню, в каком ты был шоке год назад!
— Так заметно было? — усмехается Ник.
— Весьма.
— Ну… ты права. Был даже момент, когда я подумывал… как бы выкрутиться без потерь из той… хм… ситуации.
— Слинять хотел?!
— Ну, не то, чтобы слинять… Но…
— Что же тебя остановило, благородный рыцарь?
— Ты, — ответил честно. — Когда ты рядом, голая — это чертовски мощный аргумент. В пользу того, чтобы тебя… ну…
— Ну-ну… И что же дальше? Ты как-то не проникся оказанной честью, насколько я помню.
— Факт, — вздыхает он. — Сначала — да.
— А потом?
— А потом… потом… Знаешь, я не помню точно, когда именно… Но помню сам момент. Мы с тобой лежали в постели. После секса. Мне кажется, это было у Дэна. Так вот, мы лежали, было так… офигенно. Ты что-то говорила, рассказывала, смеялась. А я вдруг, знаешь, как со стороны увидел. Вот я лежу в постели. Голый. У меня только что был офигенный секс. И рядом со мной девушка. Нереальная просто. Красивая. Умная. С чувством юмора. Такая… каких у меня просто и близко никогда не было. И при этом — никто никогда не прикасался к ней так, как я. У нее не было никого, кроме меня. И тут — все.
— Что — все? — подначивает его Люба.
— Переклинило меня, — вздыхает Ник. — Только я не сразу это понял. Но до меня вообще все долго доходит.
— Тут даже спорить не буду. Но… Коля, Коля… Ну нельзя на этом так зацикливаться. А если бы я не была… ну… если бы меня был уже опыт — ты бы меня не полюбил?
— Не знаю. Все сложилось так, как сложилось. Ты пришла ко мне. Подарила мне себя. Свела меня с ума. А теперь — мы в ответе за тех, кого приручили, Любовь Станиславовна.
— Чего так официально? Первый раз ты меня в постели по имени-отчеству.
— Любка, — он выдохнул, словно решаясь. — Выходи за меня замуж.
Вот тут она все-таки оторопела. Помолчала. Прокашлялась.
— Коля, ты торопишься…
— Не тороплюсь!
— Совершенно определенно торопишься.
— Почему?! — упрямо.
— Потому что… ну… не принято так… сразу…