Мандаринка на Новый Год
Шрифт:
— Я не брошу это — и не проси. Даже не заикайся!
— Но это же очень опасно…
— Жизнь вообще опасная штука — от нее умирают.
Ник вздыхает, притягивает ее руку к губам, целует шрам.
— Ладно. Но ты будешь осторожна. Очень осторожна, так ведь?
— Так.
— Бедный пальчик, — снова наглаживает. — Пальчику больно было… Надо
— Нет, — голос ее звучит смущенно. Ник ее просто добивает! — А ты помнишь, что обручальное кольцо буду носить не только я? Готов увидеть обручальное кольцо, — Люба разворачивает их сплетенные руки так, чтобы была видна его рука, — на своем безымянном пальце?
— Знаешь, вот на своем пальце я хочу увидеть обручальное кольцо едва ли не больше…
— Хочешь носить обручальное кольцо?!
— Очень, — Ник серьезен.
— Почему?!
— Хочу, чтобы все знали — я принадлежу одной конкретной женщине. И только ей. Я твой. И я хочу, чтобы все это знали. Что я уже нашел свою одну-единственную, и только ей принадлежу. Вот.
Это те слова, которые хочет услышать, наверное, каждая девушка на свете. И произносит их самый неромантичный на свете парень.
— А говорят, что мужчины все полигамны по своей сути. И им нужна хотя бы иллюзия свободы и возможности иметь много других… женщин, — Любе все же удается справиться с удивлением. И волнением.
— Ну, мужчины, может, и полигамны… А самцы Звероящеров — нет. Звероящер — зверь-однолюб, -
Ник прижимает ее к себе сильнее. — Одну-единственную-Любу-люб.
— Вот скажи мне, Самойлов, — голос ее звучит чуть прерывисто, — как тебя можно не любить?
— А зачем тебе об этом думать? Не надо тебе думать о том, как меня можно не любить. Ты должна думать о том, как меня любить, Самойлова.
— Эй! Я еще не Самойлова!
— Да куда ты теперь денешься, — он усмехнулся. — Ты теперь моя. Моя самочка Звероящера.
— Что?! Колька, ты охренел! Только ты можешь обозвать девушку самочкой!
— Ну, а что в этом такого? Не самец же? Самец Звероящера — это я. А ты…
— Прекрати! — Люба не знает — плакать или смеяться. — И вообще — я биологически не отношусь к Звероящерам!
— Почему это?
— Потому что! У меня нет чешуи! И хвоста!
— Нет хвоста? — у него такая улыбка, что Люба тут же начинает подозревать подвох. — А если найду?
— Нет! Нет. У меня. Хвоста.
—
— Коля! Перестань! Черт… Бесстыжий… Нет! Нет… Чуть ниже. И нежнее. Да. Вот так. Вот тааак…
Они целуются, пока он ласкает ее — интимно, нежно, так, как позволено только самому-самому, единственному. И потом берет ее — теплую и сладкую после оргазма.
Засыпают они, крепко обнявшись.
Если новогодний сценарий хорош — то зачем от него отступать? И новогоднее утро тоже не стало исключением. И проснулся Ник под чужим взглядом. И чей это был взгляд!
Он проморгался, чуть повернул голову, рядом сонно заворочалась Люба. Картина не поменялась. В дверях стоял, сложив руки на груди, Любин отец. Охтыжелкипалки! Что сейчас будет…
Ник сделал единственно возможное в данной ситуации — попробовал разбудить свою соседку по постели.
— Колька, перестань щипать меня за попу, — недовольно промычала Люба, не открывая глаз. Ник похолодел. Все становилось еще хуже! — Ты разве не знаешь, что принцесс положено будить поцелуем?
Он попытался донести всю серьезность ситуации до своей свежеобретенной невесты. Она не оценила. Но хоть глаза открыла.
— Да прекрати ты щипаться! У меня синяк будет на попе! — на него уставились огромные синие глаза. Любимые синие глаза, но сейчас ему вот было, честно говоря, не до любования — с учетом того, кто грозно стоял в дверях и пока… пока! молчал. — Доброе утро, Коленька… — она потянулась к нему, но Ник отшатнулся — и максимально округлил глаза, скосив их за ее плечо. Люба нахмурилась, но пантомиму поняла и обернулась.
— Ой, пап. Привет. Вы уже вернулись? Рано вы… — Люба как не в чем ни бывало зевнула. — С Новым годом, папа.
Соловьев, наконец-то, подает голос:
— Через пять минут. На кухне. С объяснениями.
После этого уходит, прикрыв дверь.
— Ушел наконец-то, — вздыхает Люба. — Ну, меня будут целовать?
— Любка, нас ждут! — его голос звучит хрипло — Ник надеется, что это спросонья, а не от пережитого ужаса.
— Подождут — Люба, в противовес ему, беспечна. — Куда папа денется? А я уже соскучилась по своему Звероящеру…
— Давай одеваться! — он умудрятся вывернуться, сесть на кровати, а потом и вовсе встать на ноги.
Оглядывается в поисках одежды. Джинсы валяются почти рядом с дверью. Ему хочется стонать — голый, в чужой квартире, за дверью — разгневанный отец его невесты и… и даже физиология подводит! Несмотря на два раз ночью и обстоятельства пробуждения утренний стояк никто не отменял. Наклоняется за боксерами — те тоже на самом видном месте, мать их, в самом центре комнаты! И пара использованных презервативов рядом с кроватью. Вообще зашибись картина!