Мандаринка на Новый Год
Шрифт:
Стас нажимает отбой.
— Слушай, Николай, ну отец твой… Что за манера у этих заведующих: чуть что — сразу орать? Но ты не переживай, — хлопает Ника по плечу. — Я своих зятьев в обиду не даю. Ладно, дети. Идите в душ и завтракать будем. А потом у нас гости.
С кухни Люба и Ник выходят так же — держась за руки. И уже на выходе их настигает голос Стаса:
— На тот случай, если я неясно выразился: в душ — по отдельности!
Люба
Глава двадцатая, в которой герои вьют гнездо и учатся жить вместе
— Тебе нравится?
— Нормально.
— Что — и цвет не смущает?
— Люба, почему у меня такое ощущение, что унитазом в нашей квартире буду пользоваться только я? Если тебя не смущает розовый цвет — то почему меня должен? Это вообще вещь сугубо… утилитарная.
— Ты портишь мне все удовольствие! — она с досады притопывает ногой — прямо посреди зала сантехники в строительном гипермаркете.
— Я согласен доставлять тебе удовольствие, — он наклоняется к ее уху. — Но не здесь же. И не в процессе покупки унитаза.
Ник довольно наблюдает за выражением смущения на ее лице.
— Как тебе тот ламбрекен?
— Люба, что из ЭТОГО является ламб… этой штукой?
— Вон та штучка сверху, с драпировкой. Красиво. Тебе нравится?
— Угу.
— Что — угу?
— Нравится.
— Что именно тебе нравится?
— Ну, этот… ламберекон.
— Ламбрекен! Ты даже название не запомнил!
— Зачем мне знать название того, что будет висеть на окне?
— Ты портишь мне все… — и тут она замолкает под его насмешливым взглядом.
— Николай, да оставался бы уже у нас ночевать.
— Нет, спасибо. Мне завтра на работу рано, а от вас очень далеко ехать. Подниму вас тут ни свет, ни заря.
— Ну, вызывай тогда такси. Может, еще чаю с кексом на дорожку?
— Спасибо, Стас Саныч, но — нет. Очень вкусно, но больше не хочу.
— Мое дело — предложить.
А потом они уединяются в ее комнате.
— Ну чего ты упрямишься? Оставался бы у нас ночевать.
— Угу. Чтобы меня твой отец прибил. Он довольно ясно высказался на этот счет. Что, дескать, в своей квартире
— Ну и не надо «ни-ни». Кто тебе мешает спать на диване в гостиной?
— Ты!
— Я?! — предельно округлив глаза.
— Ты! Блин, — он проводит рукой по волосам. — Я думал, что раз мы жених и невеста, то хоть как-то сможем… А тут этот ремонт все время пожирает. Батя твой высокоморальный. Дэн сволочь завистливая, — Ник совсем удрученно вздыхает.
— Малыш Звероящер скучает? — она прижимается к нему, стоящему у самой двери в комнату.
— У нас секс в последний раз был в новогоднюю ночь! А сейчас, слава Богу, февраль уже на дворе!
— Кто-то говорил мне, что три месяца без секса — это вообще ни о чем, и от этого не умирают…
— От этого не умирают. От этого с ума сходят!
Только тут Ник сообразил, что в процессе диалога его ненавязчиво прижали к двери. И засунули ладошки под толстовку. Он хотел возмутиться. И, разумеется, не смог. Лишь выдохнул жалобно:
— Ты что творишь?…
— Молчи, мужчина. Когда женщина делом занята.
Он начал задыхаться. Потому что она перекрыла ему кислород своими поцелуями. Потому что долго и мучительно сражалась с «молнией» на джинсах. И когда ее рука наконец-то преодолела последнее препятствие в виде резинки на трусах, он застонал.
— А ну тихо! — его повелительно цапнули за нижнюю губу. — Тихо, кому я сказала!
Он попробовал быть тихим. Но это было невероятно трудно. За что она ему мстит этой медлительностью и неторопливостью?! Этими почти невесомыми движениями?! Снова теряется все вокруг. Туман вожделения, только ее губы и дыхание, только ее пальцы там. Он не выдержал этой пытки, сорвался, сжал свои пальцы вокруг ее ладошки. Вот так, сильнее, резче, пожалуйста… Она поняла, умница, девочка. И… и… и…
— Вот урод же… — это были его первые слова. Когда вообще говорить смог. — Придурок я. Прости меня.
— Перестань. Тебе не за что просить прощения.
— Угу. А полная пригоршня спермы — это мне кажется? — у него дернулся уголок рта.
— Посмотри на меня, — свободной рукой она обхватила его подбородок. Ой, взгляд какой виноватый… — Знаешь, мне один умный человек сказал однажды такую вещь.
— Какую?
— Не надо этого стесняться, Ник, — она смотрит ему в глаза, не отрываясь. — Не надо стесняться того, что мы хотим друг друга так, что нам плевать на все.