Мангазея
Шрифт:
Глаза Афанасия, внимательно слушавшего воеводу, засветились радостью. Ведь он же как раз и мечтал об этом.
– А ты, Афанасий, станешь не только начальником отряда, но и приказчиком этого зимовья. Подготовить же грамоту о твоих полномочиях я распоряжусь.
Тот же с тревогой в голосе все же спросил:
– А ежели инородцы откажутся добровольно перейти под руку нашего государя и окажут сопротивление этому?
Воевода усмехнулся:
– Тогда поставишь острог [31] и будешь принуждать их платить ясак силой, беря в залог аманатов [32]
31
Острог – постоянный или временный населенный укрепленный пункт, обнесенный крепостными стенами из бревен высотой 4–6 метров со сторожевыми башнями по их углам.
32
Аманаты – заложники из родоплеменной знати, которых держали под караулом в уездных городах и острогах, чтобы соплеменники исправно платили ясак.
– Очень хотел бы, Давыд Васильевич, на это надеяться, – признался Афанасий.
– Как говорится, на Бога надейся, да сам не плошай, – назидательно произнес воевода. – А тебе, Афанасий, надобно быть готовым ко всему. Чай, не в бирюльки играем!
– Понимаю, Давыд Васильевич!
– Это хорошо, что понимаешь, – усмехнулся тот. – Теперь о взаимоотношениях с инородцами.
Афанасий напрягся.
– Ясак, как это заведено во всех покоренных до сих пор землях, собирает, как правило, местная родоплеменная знать. А посему тебе надобно привечать ее, одним словом, задабривать. А посему подарков для нее особо не жалей. Однако тоже в меру, – снова усмехнулся воевода, испытующе глянув на того.
Тот встал со стула:
– Начальником отряда для похода на Турухан меня назначил тобольский воевода, которому как уездный воевода подчиняетесь и вы. А посему, ежели у вас возникли какие-либо сомнения по поводу моей пригодности в качестве будущего начальника отряда, то прошу отписать об этом князю Троекурову. Ему и решать.
Воевода гневно глянул на него:
– Не много ли позволяешь себе, десятник?!
– Ровно столько, сколько повелел мне Роман Федорович! И ни на йоту больше!
«Ну и фрукт этот десятник! – досадливо поморщился воевода. – Однако ссориться с ним – значит можно навлечь на себя немилость князя, а тот ведь так близок к государю! А посему нужно мириться», – вздохнув, решил он.
– Садись, Афанасий! В ногах-то правды нет.
– Иногда бывает полезным и постоять… – заметил тот, усаживаясь на стул и отходя от обиды.
На этот раз воевода улыбнулся:
– Что это тебя так зацепило?
– Несправедливость! Ведь вы, совершенно не зная меня, тем не менее изволите подозревать в нечестности.
– Вот этого я, поверь мне, никак и не имел в виду. А если что и сказал не так, то извини.
Афанасий твердо посмотрел в глаза воеводе:
– Если мы с вами, Давыд Васильевич, не будем единомышленниками, то и не свершим того великого дела, которое начинаем и, кстати, об успешном свершении которого оба не только мечтаем, но и печемся. Другого не дано!
– Я того же мнения, что и ты, десятник, – как бы подчеркнув этим обращением ту разницу в чинах, которая была между ними. Мол,
И протянул Афанасию руку, которую тот крепко, по-мужски, пожал.
– А теперь, – уже спокойным, деловым голосом сказал воевода, – подумаем о размещении твоей команды. Казаки будут жить в стрелецких сторожках, расположенных здесь же, в детинце. Пусть знакомятся со стрельцами, тем более что двадцать из них и будут со временем включены в твой отряд. – И пояснил: – Постоянного гарнизона в Мангазее пока нет. Однако регулярно из Тобольска и Березова присылают по пятьдесят стрельцов сроком на год, которые и несут здесь караульную службу. Тебе же предлагаю обосноваться в моем крыле воеводского двора.
Афанасий удивленно посмотрел на него.
– Чему удивляешься? – усмехнулся воевода, довольный произведенным впечатлением на десятника. – Во-первых, у тебя будет вполне приличное пропитание, о котором не надо будет тебе беспокоиться, и соответствующая обслуга, а во-вторых, мне будет легче общаться с тобой. – А затем хитровато улыбнулся: – Я уже заметил, как ты не один раз косился на шахматы, которые стоят у меня вот здесь, на столе. Играешь в них?
Тот огорченно вздохнул:
– Нет. К великому сожалению, так и не было случая научиться. Стало быть, не по чину.
– При чем тут чин? – искренне удивился воевода.
– Да при том, что для того, чтобы иметь такие же шахматы, как у вас, нужны немалые деньги, которыми я не располагал, да, признаться, и сейчас не располагаю.
Воевода заулыбался, довольный исповедью десятника. «Не скрывает, стало быть, своего незавидного финансового положения. Это очень хорошо», – прикинул он про себя, а вслух спросил, кивнув в сторону шахмат:
– Понравились?
– Не то слово – красота неописуемая!
– Это так, – самодовольно согласился воевода. – Ведь все фигуры выполнены из мамонтовой кости знатным мастером. Однако шахматные фигуры, – заметил он, – делают и из дерева, а посему и стоят они совсем даже не так уж и дорого. Так что у многих жителей Мангазеи, по моим сведениям, тоже есть шахматы. Но это я так, к слову. Ведь в связи с этим, как я понимаю, наметилось еще одно преимущество твоего проживания в моем дворце.
Афанасий вопросительно посмотрел на него.
– Зима здесь долгая и, заметь, почти в течение двух месяцев тянется непрерывная, то есть полярная ночь. Так вот, в течение этой самой ночи солнце-то, заметь, вообще не появляется на небосводе. Вот за это время я и научу тебя играть в шахматы. А мужик ты, как вижу, толковый, и мы с тобой будем ее, эту самую полярную ночь, коротать у шахматной доски. Каково?!
– Весьма буду благодарен вам, Давыд Васильевич, за это!
– Ну так как – согласен?
– В принципе – да.
– Почему это «в принципе»? – вспылил тот. – И что я тебя, спрашивается, уговариваю, как девку?
Афанасий отвел взгляд в сторону:
– В них-то как раз и все дело…
Тот оторопело посмотрел на него, а затем, уловив смысл сказанного, от всей души расхохотался:
– А мне-то, дураку, и в голову никак не пришло, что мужик, да еще такой складный, давно, видать, за бабью титьку не держался.
И, несколько успокоившись, спросил:
– Ты-то хоть женат?