Мангуп
Шрифт:
– Не отступайте ни при каких условиях. Держитесь, пока останется в живых хоть один человек. На себя надень полную броню.
– Всё понял, Господарь. Будет так, как ты сказал. Что с ногой? Опять рана болит от валашской стрелы?
– Суставы жить спокойно не дают. Ночью боль то разрывает связки, то кусает и грызет кости, как собака, невыносимо прикосновение простыни к суставу. Старость, видать. Сорок лет мне уже.
– Дай Бог тебе здоровья, Господарь!
Княжич склонил голову, отошёл в сторону. Штефан обнял Марию, поцеловал её, и сел в карету. Спафарий захлопнул дверцу. Возничий взмахнул
Постепенно бояре и придворные разошлись. Только Александр стоял рядом с Марией, поддерживая её под руку. Глаза Марии были мокрыми.
– Переживаешь? Полюбила уже Штефана?
– Он хороший, добрый, честный человек. Его нельзя не любить.
– А мне казалось, он излишне жесток.
– Ты ошибался. Штефан справедлив. А справедливость – не жестокость.
– Он тебя уже любит?
– В первый раз Штефан женился по любви на киевлянке Евдокии Олелкович, родственнице русского царя, литовского князя и польского короля. Она была миниатюрной синеглазой блондинкой. А я жена по расчёту, да и сама темноволосая, совсем на неё не похожая. Отсюда делай вывод. Первая любовь часто на всю жизнь определяет предпочтения человека.
– Не всегда. Знаю по себе.
– Я сама надеюсь, что когда-нибудь он меня полюбит.
В это время со стороны казарм донёсся нарастающий конский топот, и сотня всадников, сопровождающих карету, выехала на площадь перед дворцом. Влад Дракула в фиолетовом плаще, низко надвинутой шапке, быстро сбежав со ступеней дворца, легко запрыгнул внутрь кареты. Потом, не закрывая дверцу, подозвал Александра.
– Береги её! Она моя любимая дочь!
– Буду беречь, граф! Я ведь люблю Софию.
Дракула смотрел Александру прямо в глаза долго и пристально, будто предчувствовал, что видятся они в последний раз.
– Прощай, княжич! Я надеюсь на твою счастливую звезду. Извини, если не смогу прибыть на свадьбу. Играйте её без меня. Благословляю вас, и будьте счастливы!
Карета тронулась. Конский топот, отразившись от стёкол дворца, эхом зазвенел в утренней тишине. Кавалькада помчалась улицам города, скрылась за городскими кварталами, словно растаяла среди нависших серых туч. Александр обернулся. На потемневшей от дождя лестнице, ведущей во дворец, стояла София и зябко куталась в шерстяной платок. Жалость к Софии заполнила сердце Александра. Сирота, так трагически потерявшая мать, не имевшая даже родины, дома, потому что нельзя было назвать их общую с отцом тюрьму в Венгрии домом. Сейчас уехал её отец. Вернётся ли он? Улыбнётся ли ему удача? Завтра очередь Александра. Если они оба погибнут, у неё не будет никого и ничего. Княжич подошёл к Софии, тронул её осторожно за руку, заглянул в мокрые от слёз глаза, улыбнулся сочувственно, сам едва сдерживая слёзы.
– Всё будет хорошо, принцесса!
– Надеюсь,– сказала София, и слёзы ещё обильнее потекли по её щекам.
Подошла Мария.
– Я предлагаю сегодня вечером отметить отъезд наших мужчин. Не возражаете?
– Конечно, нет! – вытерев платочком слёзы, ответила София. –
– Пригласим. И Елену, падчерицу мою, пригласим, иначе обидится. Это ещё та штучка.
Мария взяла Софию под руку, и они стали медленно подниматься по ступеням лестницы, обе заплаканные и несчастные. Александр постоял немного, ощутил на лице мелкую морось холодного утра, и, передёрнув плечами, пошёл в свою комнату. Закрыл за собой двери, полюбовался белым миланским доспехом, подошёл к своему старому готическому доспеху и с удовлетворением заметил, что все вмятины на нём устранены, он совершенен, а каждая грань его идеальна. Потом осмотрел другое оружие: старинный отцовский булатный доспех, отцовский булатный меч, другие мечи, сабли, кинжалы, пики, арбалет и лук в налучнике. На крюке, вбитом в стену, висела аркебуза. Всё было начищено, ухожено, заточено, шёлковая тетива на луке ослаблена.
– Ну что, проверил свои игрушки, всё в порядке?– раздался голос Марии за спиной. Княжич вздрогнул от неожиданности, потом обернулся, широко улыбаясь.
– Спасибо, сестрица, я всегда знал, что могу на тебя положиться. Другого дома, кроме как дворец Штефана, у меня нет. Теперь всё самое ценное из моих вещей под твоей заботой. Мне надо отобрать оружие на грядущую битву, ведь не везти же всё с собой.
– Ты по-прежнему, как в детстве, спишь, положив на подушку рядом с собой любимый ножик?
– Конечно! Только теперь кладу рядом меч или саблю,– улыбнулся Александр.
– После обеда мы с Софией задумали помыться в недавно построенной Штефаном турецкой бане. Если у тебя есть желание, то поторопись, иначе мы займём баню. Можешь пригласить с собой Шандрю, чтобы не было скучно. Баня уже натоплена.
– С большим удовольствием. Заодно познакомлюсь с Шандрей. Мне он понравился. Вижу, не зря его отца прозвали красивым. Сын в отца.
– Его сестра тоже красивая. Очень. Мне даже завидно.
– Не завидуй, ты тоже далеко не дурнушка. Иногда смотрю на тебя, и любуюсь: тонкие, словно точёные черты, нежная кожа, чёрные брови, длиннющие ресницы. А главное – умные глаза. Ты загляденье, сестрица.
– Спасибо, Саша! Никто мне давно уже таких приятных слов не говорил. Штефан слишком занят государственными делами, чтобы ещё и на жену обращать внимание. Есть жена – и хорошо. Всем доволен. И опять с утра до ночи занят политикой, планированием военных операций, войной и борьбой с боярами. Ладно, пойду. Только поторопитесь, не засиживайтесь в бане до вечера. Не будьте эгоистами, мужчины!
Александр через слугу передал приглашение Шандре, и чуть позже они встретились в раздевалке – «джамекян».
Поздоровались. Александр разделся донага и остановился в замешательстве.
– Ты никогда не мылся в турецкой бане?– спросил Шандря, молодой человек, лет восемнадцати.
– Признаться, нет. У нас в Феодоро римские термы. Наверно, это разные бани. Здесь всё необычно,- Александр посмотрел на отделанные разноцветным мрамором стены, пол, на богатые персидские ковры под ногами, узкие стрельчатые окна, через которые пробивал серый свет промозглого января и покачал головой. – Как тут мыться?