Манон, или Жизнь
Шрифт:
– Ровно двадцать три триллиона.
– Уй, уй…
– Да.
– Не, я с такими дела не имел…
Специалисты по замкам приглушенно смеются, а потом наступает тишина. Я еще некоторое время прислушиваюсь, а потом вдруг поймал себя на мысли, что мне совершенно не хочется спать.
Я недавно читал интервью с Эриком Хартконнером; его попросили перечислить список своих достижений, но он решил ограничиться конкурсом танцев, который выиграл в начальной, по-моему, школе.
Все говорят: какой скромный!…
Но
Холодом веет. Я опять засыпаю.
ГЛАВА 4
Де Грие
Манон примеряет улыбку. Для проверки сужает и расширяет зрачки.
Высовывает язык: острый, ярко-красный.
Смотрит на свои руки: пальцы тонкие, длинные, цепкие.
Техника в порядке.
– Фокус, – говорит Манон. – Видишь кота? Он сейчас прыгнет.
Кот прыгает.
– В чем фокус-то? Он задницей крутил?
Тогда Манон говорит:
– Сейчас с той стороны проедет красная машина. «Фольксваген», – быстро уточняет она.
Раз… два… шесть… семь… С угла выворачивает красный «фольксваген».
– Да видела ты.
– Да не видела я, – возражает Манон. – Это у меня так интуиция работает. Не веришь? Давай еще проверим.
– Давай.
Забавно. Мы проверяем. Интуиция работает. Это прикольно.
– Я только на несколько минут вперед могу, – возражает Манон. – Человек, в принципе, может видеть будущее на несколько минут вперед. В определенных состояниях сознания.
– Но для этого надо много энергии.
– Думаю, это отчасти зависит от врожденной интуиции.
– Вообще-то интуиция у всех есть, – говорю я. – Вон, Эрик Харт этой фигней всю жизнь занимается, и ничего у него не выходит. Мистика какая-то, я в этом ни черта не понимаю.
– На самом деле меня зовут, конечно, не Манон Рико, – признается Манон.
– А как?
Манон улыбается: мол, э-э, так я тебе и сказала.
– А как дело было? – спрашиваю я.
– Ну, я училась в Минске, на преподавателя немецкого языка, на первом курсе. А потом два немца. Я им понравилась. Не думала, что это все может быть так.
– Но они ведь не успели, – констатирую я.
– Там у них нелегальный публичный дом. Даже не то чтобы убежать, а даже уединиться. Но у меня получилось уйти, это было почти невероятно. Я шла по улице, я была совершенно свободна.
– Так надо было прийти в свое консульство.
– Нет, – говорит Манон. – В кафе я познакомилась с Манон Рико. Вот так все и закончилось для нее и для меня.
– Ты подаешь слишком большую надежду родителям Манон Рико.
– Она сказала, что у нее нет никаких родителей. Зато у меня есть. Так что она отправилась
– Ты слышала что-нибудь о ней?
– Ничего. Похоже, ей понравилось быть мной.
– В это очень трудно поверить, – говорю я. – Знаешь, Манон, я совсем тебе не верю. Ты ведь любишь приврать, правда?
– Ну конечно, люблю, – улыбается Манон своей стертой косой усмешкой. – В какой-то книжке я видела выражение «так называемая реальность». Обыкновенное выражение, но чем-то оно мне понравилось. Точностью, наверное.
– Ладно. Ты врешь.
– Хорошо, – соглашается Манон.
На площади у Дуомо – два молодых парня. Один стоит за самодельной кафедрой из двух ящиков и повторяет:
– Помогите на лечение больным СПИДом! Два евро – это один день жизни для больного СПИДом! Помогите на лечение…
Второй парень, в грязных зеленых штанах, скачет по площади, подбегает к каждому и лично просит помочь на лечение. Большинство не отказывается. Подходят, ставят свои подписи, в графе «пожелания» пишут: «Чтобы нашли лекарство от СПИДа».
Ну, разумеется, мы подходим и жертвуем по два евро. Расписываемся. Я ничего не пишу в графе «Пожелания»; Манон пишет: «Иначе, чем теперь, прожить остаток дней».
Парень с интересом смотрит на нее.
– Классное пожелание! Как тебе это пришло в голову?
– Не знаю. Пришло, и все тут, – безмятежно говорит Манон. – А что, разве ты сам не хотел бы сейчас оказаться где-нибудь на побережье?
– О, – парень прищелкивает языком. – Хорошо бы.
Он невысокого роста, весь на шарнирах, приплясывает, то в тени, то на солнце, как Питер Пэн.
– Вы не бойтесь меня, – говорит мне Питер Пэн. – К тому же я еще не больной, только инфицированный. Большая разница.
Хочу сказать: «Да я вас не боюсь», но ему, наверное, виднее – боюсь я или нет. Он каждый день видит кучу народу, и успел понять, что боятся почти все.
Если кто-нибудь и не боится, так это Манон Рико.
– Извини, пожалуйста, – Питер Пэн наклоняется к Манон. – А ты сама не больна?
– Насколько я знаю, нет, – говорит Манон. – Хотя кто в наши дни может быть вполне в этом уверен.
Огромный кусок пиццы. Расплавленный сыр сильно пахнет пластмассой. Не могу отделаться от ощущения, что ем расплавленную детскую игрушку.
Питер Пэн кивает, потом вскидывает руки и снова кричит:
– Помогите на лечение больным СПИДом! Два евро – это один день жизни для больного СПИДом!
Тени уже удлиняются, когда мы, у развилки на Верону, поворачиваем и съезжаем с главной дороги. Теперь мы едем на север, по направлению к горам.
Начинает оседать закат, и мы понимаем, что на нас надвигается ночь.