Манон, или Жизнь
Шрифт:
Но мы не доезжаем до станции ста метров.
– Останови здесь, – говорит Манон.
Перед нами старый сухой навес – или сарай без двух стен – под соломенной крышей, сквозь которую светятся звезды. Внутри темно, пахнет сухими травами.
Манон ложится на спину, на сухую землю, на солому, на песок, кладет под голову камень, Манон переворачивается на живот, на тополиный и голубиный пух, воркуют под крышей, и бродит вино за темными боками бочек.
Манон подгребает тополиный пух к себе и зарывается в него лицом.
По дороге проезжает поезд. Теплая земля тихо подрагивает.
Ричи
Я спрашиваю:
– Ее выпустят? Беременные женщины подвергаются наказанию? Разрешают ли сидеть в тюрьме с ребенком? Или наказание откладывают? Ребенка отправляют в детский дом? А если мы поженимся, мне его отдадут?
– Все по порядку, – говорит адвокат. – Значит, так…
– А я могу ее увидеть прямо сейчас? – спрашиваю я. – Могу ли я подать прошение об апелляции? А если мы поженимся, это что-нибудь изменит? Могут ли Вике отпустить под подписку о невыезде? А беременных женщин сажают в тюрьме в одиночные камеры или?…
– Герр Альбицци! – говорит адвокат. – Я же вам пытаюсь ответить, но вы не слушаете!
– А какое обвинение ей предъявляют? На суде ее будут допрашивать? Я протестую, беременных женщин нельзя допрашивать! Я могу протестовать против этого? А если она не захочет выходить за меня, как мне подтвердить отцовство?
– Вы не умеете слушать, – говорит адвокат. – Я бы не стал выходить за вас замуж. По-моему, вы просто псих. Извините. Я лишил бы вас водительских прав.
– Ну уж это, – говорю, – не ваше дело!
– Я сейчас уйду, – предупреждает адвокат. – Я не буду иметь с вами дела.
– Значит, мои деньги для вас недостаточно хороши?!
– Я приду завтра, – говорит адвокат и уходит.
Мне не дают здесь спать. Кто не дает тебе спать, покажи мне этого человека, я его придушу. Что это за окошечко? Почему нельзя йогурты? Ребенку нужен кальций. Я пожаловался. Фрукты можно? Шприцем под кожицу апельсина?! Безумие какое-то, честно, Вике, чистое безумие. Давай поговорим об этом в другой раз, нет, почему, я хочу услышать от тебя ответ, от этого будет зависеть решение, адвокат мне сказал, что, почему бы и нет, раз так, и можно будет… Вике! Ну, Вике! Я же не собираюсь с тобой жить, в конце концов, я хочу просто… Вике, к черту, что за ерунду ты несешь, даже не думай, ты же сама этого хотела, что значит «не в тюрьме», нет-нет-нет, Вике, только не это, что хочешь, но не это, не уговаривай меня. Все же смотрят. Вике. Пожалуйста, я тебя умоляю, подожди хотя бы до завтра. До завтра хотя бы подожди. Нет, стой! Ты даешь мне слово? Опять псих, блин, с вами действительно недолго и спятить! Нельзя, а что можно, нет, вы мне ответьте, а что можно?! А где гарантии, что вы ей по ночам не?… О, черт! Блин! Я не могу с вами жить, вы все уроды, да пошли вы на хрен, в Страсбург! В Страсбург!
А я домой, домой. Мне завтра на работу.
Вот уже и женщина сменилась на посту за толстым зеленым стеклом. Вот уже и солнце село. Скоро закроются магазины. Вот уже и железные ворота запираются на магнитный замок. Домой, Ричи, домой. Бери себя за плечо и иди; так, вот так, правильно.
– А правда, Ричи, что ты… – говорит мой редактор.
– Правда, – отвечаю я.
– Ты авантюрист, – говорит редактор.
Сотрудники
– Ричи, а где же твой красный «мерседес»?
Ну, хорошо. Я согласен и даже доволен. Пусть считают меня авантюристом. Хорошее слово. Ищи-свищи. Авантюрист. Брызгу-то, брызгу. Какую музыку отгрохали.
Хотя на самом деле я, наоборот, объект чужих авантюр.
Я – карта острова сокровищ. Или сундук мертвеца. Или, и это, пожалуй, скорее всего, я йо-хо-хо и бутылка брому.
Но штука в том, что все участники авантюрного сюжета начинают выглядеть как-то пиратски, даже если они на стороне закона.
Не знаю.
Главное – I am back. Я приехал обратно. Не умер, не сошел с ума.
Мой здравый разум заметно поздоровел. А твердая память – еще окрепла.
На самом деле это вредно – иметь слишком хорошее воображение, такое, как у меня.
Нервно прихлебываю чай с мятными конфетками и воображаю мысленный диалог с нашим ребенком.
Вике скажет:
– Мы с твоим папой развелись еще до твоего рождения.
Или так:
– Мы с твоим папой любили друг друга, но жить вместе не захотели.
Или так:
– А вы любили друг друга?
– Спроси у папы, когда он придет.
Или так:
– А почему мама у нас проживает в тюрьме?
– Потому что до того, как ты появился на свет, она забыла про один закон, ну, случайно, сам понимаешь. Но она уже скоро будет жить с тобой.
– А с тобой?
Или так:
– Да, мы любили друг друга. Я, например, чуть с ума не сошел от любви; а Вике родила от меня ребеночка. Каждый любит как может, один так, другой эдак. Бессмысленно требовать наоборот, чтобы Вике сходила с ума, а я вынашивал брюхо. Верно?
Фигня какая-то. Уже опять вечер, а я даже не завтракал, не говоря уж об обеде. Я уже три дня не был дома. Либо в офисе, либо у Вике. В комнате для свиданий.
Ладно.
Упираюсь взглядом в экран. В последнее время мне несколько скучновато тут. А чем я хочу заниматься на самом деле, я еще не решил. Мне еще рано это решать. Вообще, путешествовать мне понравилось. Наверное, я попытаюсь стать журналистом-путешественником, который ездит там и сям, а потом пишет о том о сем.
Даже смешно. Мне теперь всегда смешно в тех ситуациях, в которых раньше бывало страшно.
Намалюю плакат – оранжевые буквы, черный фон: «Выпустите Вике Рольф, она беременна моим ребенком!»
Вот этот был бы пиар.
До меня вдруг доходит, что хотя конец света еще не наступил, его отсюда уже видно.
Я решаю составить список людей, с которыми хочу поговорить по душам.
Честное слово, я буду внимательным. Я постараюсь их понять, а, поняв, никак это знание не использовать. Наверное, это люди и называют «мудрость».
Кому позвонить, пока конец света еще не…
В моем неокончательном списке сто шестьдесят человек.
Не со всеми из них я могу поговорить прямо сейчас. Некоторые из них – люди именитые. Хотя… Однажды на Новый год я позвонил самому канцлеру. И поздравил его. Разумеется, он сделал вид, что узнал меня. Телефон мне достался случайно, от знакомых моих знакомых. Так или иначе, проку от моего звонка не было никакого. Если не считать воображаемых разговоров с пока-нерожденными младенцами, я не умею говорить ни с кем.