Манускрипт дьявола

Михалкова Елена Ивановна

Молли не дала мне осмотреть труп, сказав, что старик мертв. Я тащил наверх живого, вез в тачке живого и рыл могилу для живого. Затем, когда пришло время закапывать его, Молли отвлекла меня, отправив к дороге, а сама наспех забросала яму землей. Голоса, что я слышал, вернее всего, были голосами этих двоих, Молли и Джейкоба.

Священник скрылся в лесу, а я вернулся к могиле, будучи уверен, что в ней похоронен Якоб.

Обман! Все, что эти двое выстроили для меня, было обманом! С дьявольским коварством они сплели сети вокруг того, кто сам считал себя пауком, и мне

не разорвать этих пут.

– Ты!.. – Я смотрел на Молли и не находил слов. – Ты… Будь ты проклята!

Она улыбнулась. Этой улыбки мне было не перенести! С криком я бросился на нее, выставив перед собой скованные руки, но Молли метнулась к двери и заколотила в нее изо всех сил. Дверь распахнулась, и в комнату вбежали солдаты – как раз вовремя для того, чтобы разжать мои пальцы. Я успел вцепиться в горло Молли, и, когда меня оттащили в сторону, на ее коже остались ярко-красные следы.

Но эта женщина не издала ни звука, и в глазах ее не появилось страха. Она даже не прикоснулась к шее, как сделала бы на ее месте любая другая! Скрестив руки на груди, Молли смотрела, как охранники волокут меня к окну, и, пока я изрыгал проклятья, она не проронила ни слова.

Удар под дых заставил меня замолчать.

– Ну что, вроде как хватит? – грубовато спросил мой рыжий солдату Молли. – Раньше он вроде смирный был, на людей не бросался. Хотя, говорят, у него с головой-то не тогось!

– Она всех обманула, – прохрипел я. – Хватайте ее! Вас наградят, олухи!

– Да уж, наградят! – со смехом отозвался второй. – Мы слышали, твое-то золото превратилось в навоз, верно? Заходит его величество утром в казну, а она вся провоняла! Нам такого добра не надо! – И он встряхнул меня так, что я клацнул зубами.

– Я и не знаю, что это на него нашло, – пожаловалась Молли, на моих глазах превращаясь в служанку. – Ох, бедный господин Келли! Я ему все говорила: не надо вам столько сидеть над книгами, от этого ум за разум заходит, а он меня не слушал. Свихнулся, бедняжка – талдычит одно и то же о какой-то рукописи и слышать ничего не желает.

– Так оно всегда и бывает после этих книг, – заметил рыжий солдат.

– Ну что же, прощайте, господин Келли, – обратилась ко мне Молли, изобразив на личике жалость. – Мы с Джейкобом будем молиться за то, чтобы вы…

Она замолчала, окинула меня долгим взглядом, будто желая запомнить навсегда. И выскользнула за дверь.

– За то, чтобы – что? – выкрикнул я ей вслед. – Молли! Вернись! Скажи – о чем вы будете молиться, негодяи?! О чем?! Молли!

Меня, брыкающегося, уже тащили по коридору, а я все выкрикивал ее имя, словно и впрямь обезумев. Эхо отдавалось от каменных стен, повторяясь десятикратно, и весь этот жуткий, огромный серый замок со всеми его узниками, стражниками, крысами и мертвецами, замурованными в стенах, нависая надо мной, ревел, надрывался от истошного крика: «Молли! Молли! МОЛЛИ! МОЛЛИ! МО-О-О-О-ОЛЛИ-И-И-И-И!»

* * *

Я пишу эти строки в замке Гневин.

Камера моя не идет ни в какое сравнение с той, в которой я был заточен прежде. Быть может, Рудольф решил проявить милость,

а может, начальник тюрьмы, но только в этой комнате есть окно, а перед ним небольшой стол, за которым я могу писать. Кровать узникам не полагается – вместо нее вдоль стены висит прочная сетка, накрытая одеялом. Я многое бы отдал за то, чтобы поспать на настоящей дубовой кровати, застеленной мягким чистым бельем!

По утрам на узкий подоконник садятся голуби, хлопая крыльями, и звук этот тревожит меня. Но прогнать глупых тварей я не могу – мешает решетка, а потому я обречен слушать их.

По моей просьбе мне выдали бумагу и чернила, и я постепенно начал записывать все, что случилось со мной. Я делаю это не для того, чтобы кто-то прочел мои воспоминания, – нет, я знаю, что этого не случится, – но лишь затем, чтобы занять время. Хоть заключенные и работают каждый день, обеспечивая замок водой, времени у нас остается предостаточно.

Мне известно, что Джон Ди вернулся в Англию. Он ни разу не навестил меня в моем заключении. Думаю, я никогда больше не увижу его – равно как и женщину, называющую себя Молли Сайрус. Как ее звали на самом деле? У меня было достаточно времени, чтобы вспомнить это. Имя ее – Элизабет, Элизабет Кроуфорд. Но для меня она навсегда останется Молли.

Восстанавливая события давних лет, я без конца задаю себе вопросы без ответов. Где они встретились, эти двое – священник, не сумевший защитить от меня своих прихожан, и опозоренная девчонка, не сумевшая защитить от меня свою семью? Как они узнали друг друга, по каким приметам? Или же случайный разговор стал началом их связи? Я не могу наверняка знать этого, хотя и желал бы…

Встречалась ли Молли с Джоном, или его собственная ревность заставила старого алхимика солгать Рудольфу и тем самым подтолкнуть меня к гибели? Полагаю, что второе. Вряд ли она раскрыла бы Джону Ди свое истинное лицо. Его никто не видел, кроме ее союзника, напялившего на себя маску лицедея и виртуозно обманувшего меня. Видно, я здорово тогда проредил его паству, раз он столько лет ждал возможности поквитаться.

И дождался. Император отвернулся от Эдварда Келли, а друзей, способных заступиться за меня перед Рудольфом, никогда не существовало. Мне не выбраться из Гневина, и похоронят меня неподалеку от крепости, так что и в смерти я буду рядом со своей тюрьмой.

Изредка ко мне приходит сон, всегда один и тот же. Сперва мне снится, что я еду в повозке по аллее, а за мной бежит худая девчонка, громко крича на бегу. Я выхватываю у возницы кнут и стегаю ее, чувствуя несказанное удовольствие от вида кровавой полосы, рассекающей ее смазливую мордашку. После отворачиваюсь, и повозка уносит меня прочь, к морю, синеющему вдали.

В следующий миг моего сна я оказываюсь на морском берегу, уже один. Нет ни повозки, ни кучера, ни лошадей. Во сне я бреду по берегу, покрытому не песком, а россыпью золота, и вижу вдалеке, на холме, поместье – то самое, откуда я когда-то изгнал старого лорда с его семьей. Неторопливо я приближаюсь к нему, предвкушая, как войду внутрь полновластным хозяином.