Манящий абрис смерти

Пономарь Ольха

— То есть ты еще и самовлюбленный парень, — Нина иронично приподняла бровь.

— Не без этого, — я пристально посмотрел девушке в глаза, — хочу узнать кто я. Тот, кем видят меня другие люди, или тот, каким меня никто не знает. Я видел твои работы, Нина. Мне показалось, что ты смотришь не просто на лицо, когда работаешь, но и гораздо глубже.

Девушка нервно обхватила себя руками и опустила взгляд на шелковую скатерть. Я тоже примолк. Незачем этому нахохлившемуся воробушку знать, что я и сам шокирован собственным признанием. С детства мне пришлось придерживаться четко выверенного плана. Наставник раз и, казалось, навсегда объяснил границу между белым и черным. Так было раньше и продолжалось до недавнего времени. Но сейчас этого недостаточно. Почему я и сам не знал. Медленно обвел взглядом зал. Люди ели, шутили, обменивались

остротами и пылкими взглядами. Один юноша под песню “Моя сладкая любовь” из нашумевшего фильма, в исполнении местного пианиста, сделал предложение яркой и эффектной брюнетке, явно лет на десять старше его. Задумывался ли кто из этой сладкой парочки о будущем через пять лет? О детях и любовниках. О своих поступках и намерениях. Вряд ли. Большинство людей живет одним днем. Но я так не мог. Больше не мог. Мне стало мало моей жизни, хотелось чего-то большего, того, что могла подарить эта странная девушка в очках. С виду такая глупышка, но внутри хранит тайну. Я вспомнил, как однажды вечером возвращался из мастерской по узким городским улочкам. Тогда было все как обычно: пегие пичужки на тротуаре вырывали друг у друга хлебные корки; простые работяги возвращались домой к горячему позднему ужину, сварливым женам и счастливым детям; маги из Городского осветительного отдела выполняли свою ежевечернюю работу — зажигали яркие фонари. Тут и там встречались и люди перекати-уголок, как насмешливо называли их господа из Верхнего Тауна, а по-простому, это были бедняки без собственного жилья. Один такой нестриженый мужчина, с торчащей в разные стороны бородой, в засаленном шарфе и видавшей виды фетровой шляпе с гусиным пером, сидел на углу Серебряной и Ромашковой улиц. И был бесконечно счастлив, что как раз и зацепило меня в ту минуту. Этот нищий бережно держал перед собой небольшую картину, при взгляде на которую, лицо человека сияло. Мне стало любопытно, встав рядом, я посмотрел на картину. Это был портрет благородного мужчины в фетровой шляпе с длинным гусиным пером. А вокруг были написаны яркими красками очертания чего-то волшебного и удивительного, того, что видел только это мужчина в потертой одежде, но сделавшее его бесконечно счастливым. И мне впервые захотелось самому познать такое же.

От дальнейших воспоминаний меня вырвал твердый голос Нины:

— Нет, — сказала девушка и посмотрела на счастливую парочку за соседним столиком.

— Почему?

— Не уверена, что справлюсь.

— Я не тороплюсь. У тебя будет сколько угодно попыток, пока ты не будешь довольна сама результатом, — я достал из кармана рубашки ручку и кое-что написал на салфетке, — Тебя что-то еще смущает?

— Я же обычно работаю на улице, вряд ли у тебя будет столько свободного времени.

— Ты права, но мы решим этот вопрос, — я широко улыбнулся и подмигнул, — Что еще?

— Я не имею привычки приводить незнакомых парней домой, — глаза девушки гневно сверкнули.

— Хорошо, я понял тебя, — улыбка так и не сошла с моего лица.

Придвинул девушке салфетку. Нина прочитала текст и удивленно посмотрела на меня.

— Не говори сразу нет, — мой тон был уверенным, — Подумай, а через три свидания скажешь ответ.

— Что? Три? Ну ты и нахал.

— Да, самоуверенный, а также обаятельный, умный, сильный и… что там по списку? — мое настроение стремительно повышалось и Нина увидела это в моих смеющихся глазах.

— Не знаю, я не собираюсь вести учет твоих недостатков, — щеки девушки непроизвольно надулись.

— Это хорошо, так как у меня их нет. Зато есть сюрприз, но ты его получишь только на следующей встрече.

Глава 3

Нина

Стефан оставил меня на десерте, так и не исполнив своё обещание поесть со мной пирожные. Предварительно он оплатил счёт и сказал, чтобы я не стеснялась и выбирала любой десерт, из предложенных в ресторане.

А все началось с банальной смс. Стефан посмотрел на экран своего смартфона и его лицо изменилось, мышцы задеревенели. Черты лица стали острее, а глаза злыми.

— Что-то случилось? — я должна была проявить хоть какой-то интерес, парень со мной столько времени потерял.

— Нет-нет, ничего такого, с чем бы я не справился, но мне придётся оставить тебя одну, простишь?

Я улыбнулась. Надо же, а если я скажу, что не прощу его?

— Конечно, иди, ты и так провёл со мной слишком много времени, — я постаралась загнать внутрь резкое

разочарование, вызванное его предстоящим уходом.

Стефан ещё несколько минут решал вопрос со счетом, потом притих, посмотрел мне в глаза и попытался взять за запястье. Я не далась, сделав вид, что поправляю волосы.

— Извини, я не так видел нашу встречу и пока я не знаю, когда смогу вновь тебя увидеть. Вот это мой номер телефона, звони, я буду рад, хотя бы поболтать, — и мой случайный знакомый быстро вышел из ресторана.

Я не успела или не захотела сказать ему, что у меня нет сотового телефона, это дорого, да и некому мне звонить, от слова "вообще".

Десерт был замечателен: яркая зелень мяты и белизна шарика мороженного, чуть подтаявшего на тёплом шоколадном пирожном, все это великолепие было подано на большой плоской тарелке и полито шоколадным топингом. Я наслаждалась вкусом, перекатывая его на языке, жмурясь и стараясь запомнить, чтобы воплотить потом на холсте. Эти ощущения холода и теплоты, сливок и шоколада, освежающей мяты и замораживающей белизны. С моей точки зрения десерт был почти идеален.

Но все когда-нибудь заканчивается, закончился и мой вечер в ресторане. Я поблагодарила официантов и покатила свой новый чемодан домой — в свою маленькую квартирку-студию. Метро, потом пара километров пешком. Повезло, что стоит хорошая погода, а значит я могу немного пройтись. Зимой, конечно, приходится тратиться на билет на автобус.

Из почтового ящика стыдливо торчал уголок бесплатной рекламной газеты, я вытащила его и сунула в сумку, изучу дома, особенно раздел с вакансиями. Последнее время мне катастрофически не везёт с работой.

Предложение Стефана вызывало во мне противоречивые чувства, с одной стороны парень меня сильно смущал, своей странностью, отсутствием эмоций и нелогичным великодушием. А с другой стороны сумма, написанная на салфетке, могла бы помочь не работать мне пару месяцев при должной экономии.

Старенький лифт, натужно скрипя, поднял меня и моё имущество на последний этаж. Теперь ещё лестница на чердак: именно здесь, в мансарде, находилась моя квартирка, площадь которой позволяла вместить кровать, комод, несколько кухонных шкафов, печку и диван. Возле самого светлого места, окна, стояла моя мини-мастерская: рабочий мольберт, широкий стол и навесные угловые полки с материалами для рисования. Наброски и картины в подрамнике просто стояли на полу за диваном, мне казалось, что именно там они будут в большей сохранности. Когда мне нужно было что-то вспомнить или показать я двигала тяжёлый диван, купленный в хорошие времена на какой-то распродаже по ликвидации мебельного магазина, и аккуратно доставала требуемое. Тогда сосед из нижней квартиры Тимофей Борисыч непременно стучал мне своей палкой в пол, то есть себе в потолок, и кричал о том, чтобы я перестала шуметь.

Единственным достоинством этой квартиры было то, что она была моей собственностью, неожиданно доставшейся от бабушки по отцу, подлеца и вруна, как говорила моя мать, не поддерживавшая с ним никаких отношений после того, как стало известно о её беременности мною.

По версии моей мамы он больше не вышел на связь и ей пришлось растить меня в одиночку. Внешне я была похожа на отца, что всегда злило родительницу и любой мой промах она комментировала едко и с удовлетворением, мол, я же говорила, что его гены ни к чему хорошему не приведут.

После её смерти в мои 19 лет, из-за затяжной болезни, съевшей все наши сбережения, мне пришлось бросить учебу в художественном колледже и начать искать заработок на жизнь и съемное жильё. Нашу двушку отобрали, так как мать не успела оформить право на собственность, все откладывала, а потом и вовсе не до него стало. В результате, я оказалась на улице, ну почти. Добросердечная соседка пустила пожить на своей даче, за домом приглядеть и псов покормить, именно там я начала рисовать полноценно, изливая душу и ощущения на бумагу и холст. Потом пришло сообщение о том, что бабушка по отцу, которую я никогда не видела, оставила мне одну из квартир. Кому ушли другие я не знаю и не интересовалась. Я заселилась и начала искать работу, но вот уже больше года, как я ежедневно посещаю Город солнца и не могу заставить себя пойти работать в офис или на производство. Я не ленива, скорее наоборот, трудоголик, но часто критичные замечания окружающих людей заставляют меня возвращаться в детство, когда мать с перекошенным лицом орала на меня, и тогда все начинало валиться из рук, а там и до увольнения недалеко.