Манзовская война. Дальний восток. 1868 г.
Шрифт:
Как бы там ни было, но в первых числах июня сучанская милиция, насчитывавшая несколько сот манз и тазов, отправила 400 человек на Цымухэ, где ещё оставались мелкие разбойничьи шайки и склады продовольствия. Не доверяя китайцам, начальствовавший во Владивостоке лейтенант Этолин решил послать им навстречу отряд поручика Каблукова, силой в 50 солдат при одном горном орудии. Тихменёв одобрил это решение, вдобавок указав Этолину на необходимость суровых репрессивных мер. Со своей стороны полковник приказал штабс-капитану Пржевальскому пройти во главе отряда поручика Садовникова с Верхне-Романовой на Сучан и занять там деревню Пинсоу — средоточие манз и резиденцию их старшины. Разоружив милицию, Пржевальский должен был дождаться отрядов Каблукова и капитана Шелихе. О снаряжении последнего, аналогичного каблуковскому, Тихменёв телеграфировал
Предполагая, что люди Маркова утомлены преследованием неприятеля, Тихменёв двинул им на помощь из Никольской 75 человек при одном орудии под начальством прапорщика Рейтерна. 6 июня отряд Флоренского, а с ним и штаб действующих войск, прибыли в Лоренцову. Оттуда был выслан по назначению отряд Шелихе. Флоренский же со 110-ю солдатами повернул вниз по Лефу, чтобы очистить её от бандитов до устья Лифуцзин и по долине последней подняться к Утёсному. Сам полковник сформировал из частей сводного батальона конный отряд в 26 человек с одним горным орудием под командованием поручика Маевского, с которым отправился в Никольскую и прибыл туда 7 июня.
К тому времени российские власти умудрились проиграть эпистолярную баталию, начатую письмом майора Пфингстена к хунчунскому амба-ню. Составленное на основании депеши Тихменёва, письмо содержало требование выдать бежавших с Аскольда хозяев-золотопромышленников и мангугайских старшин, повинных в организации беспорядков. В ответном послании амбань умело обошёл поднятые вопросы, сообщив лишь, что из Нингуты прибыл важный чиновник, уполномоченный на переговоры и предлагающий свои войска для ловли хунхузов. Более того, амбань в свою очередь просил Пфингстена выдать взятых на Мангугае пленных, якобы для отправки в Пекин. Тихменёв, пренебрежительно относившийся к китайской администрации, был чувствительно задет таким ответом и приказал майору написать, что он полномочий на переговоры не имеет, но ожидает прибытия генерал-губернатора, который, возможно, потребует от амбаня объяснений. Далее полковник предписывал выразить удивление тем, что маньчжурские войска не были выставлены вдоль границы своевременно, и вновь потребовал выдачи всех скрывшихся на китайской территории участников вооружённого выступления.
За этим демаршем последовала ещё одна уклончивая отписка: амбань признал мангугайских манз разбойниками, но заявил, что никого из них, равно как и золотоискателей с Аскольда, в Хунчуне нет. Его утверждение, конечно, не соответствовало действительности, и Пфингстен получил приказание требовать выдачи беглецов более решительным тоном. Занятую Тихменёвым в этом вопросе позицию вполне разделял контр-адмирал Фуругельм. Однако прибывший к началу июня в Камень-Рыболов генерал-губернатор Корсаков не поддержал подчинённых. Толкуя трактаты в ущерб интересам собственной страны, он предписал Фуругельму передать манз, взятых с оружием в руках, а также подозреваемых в пособничестве им, китайскому правительству.
Учитывая слабость цинских властей, не способных, да и не стремившихся контролировать границу с Россией, по меньшей мере странно звучало указание Корсакова настаивать в переписке с ними на запрещении дальнейшего въезда высылаемым из Южно-Уссурийского края преступникам. Столь же мало оснований имела надежда на суровое наказание коноводов бунта. И уж совсем неуместным было предписанное генерал-губернатором обращение к хунчунскому амбаню с просьбой выяснить, откуда именно прибыли причинившие немало бед хунхузы. Однако спорить с Корсаковым не приходилось, и Тихменёв поневоле отказался от своих требований, «потеряв лицо» в глазах китайских нойонов. Переписка, как и следовало ожидать, оказалась бесполезной. А спустя несколько недель, ближе ознакомившись с вопросом, и сам генерал-губернатор переменил свой взгляд на права поселившихся в крае манз. Впрочем, случилось это уже после окончательного их усмирения, и многие из репрессивных мер были осуществлены местным командованием лишь потому, что указания Корсакова неизменно запаздывали.
Рассылая отряды по разным направлениям, Тихменёв требовал беспощадного истребления манз, оказывающих сопротивление с оружием в руках. Отдельно стоящие фанзы должны были
Подполковник Марков, по непонятной причине давший своим людям после боя 29 мая целые сутки отдыха, 31-го вступил в Никольскую. Потеряв соприкосновение с манзами, он предположил, что разбитая шайка ушла к верховьям Суйфуна, и, переправившись через реку верстах в 85 от границы, двинулся в сопки. Там его отряд 4 июня встретил и атаковал группу из 40 манз, гнавших скот, уложив на месте пятерых. Спустя день в пограничной фанзе солдаты нашли ещё несколько десятков китайцев. После стычки, в которой Марков потерял одного человека убитым, они бежали, оставив 15 пленных. На границе 7 июня к подполковнику присоединился Рейтерн.
Получив подкрепление, Марков решил двигаться к Турьему Рогу. С этой целью он разделил свой отряд на две части, вверив одну из них подпоручику Дубинину. Её Марков направил лугами вдоль подножия горного хребта, а с другой собирался пройти по самой пограничной линии, переваливая через вершины. 50 человек под командой фельдфебеля Милютина были отправлены в Никольскую за провиантом. После пополнения запасов им предстояло вернуться, занять пограничную фанзу и не пропускать разбойников в Маньчжурию. Исполнить эти планы не удалось: Маркова подвела любовь к продолжительному отдыху. Только Дубинин, выступивший 9 июня, успел дойти до Камня-Рыболова, где и остановился. Самого же подполковника, задержавшегося на биваке, 10 числа догнал нарочный с приказанием идти на станок Утёсный. Отряд Милютина был оставлен Тихменёвым в Никольской.
В Утёсном Маркову 15 июня передали приказ о роспуске казаков на льготу, в виду полного очищения приханкайских земель от хунхузов. Так окончилась первая боевая служба уссурийцев. Согласно дальнейшим распоряжениям Тихменёва, Марков должен был как можно скорее восстановить почтовое сообщение по камень-рыболовскому тракту и наладить его охрану, сменив расставленных по станкам солдат сводного стрелкового батальона линейцами 3-го, из состава своего расформированного отряда.
Отряд капитана Баранова 3 июня вышел со станции Тихменёвой, но, двигаясь исключительно трудным маршрутом, лишь 14 июня прибыл на Лефу. Близ устья этой реки он попал в болота, из которых едва выбрался, и был вынужден повернуть обратно. Возвращаясь, Баранов сжёг все найденные им, к тому времени пустовавшие фанзы, вместе с хранившимися там запасами хлеба.
Хорунжий Бянкин, отправившийся в поход с 4-го сунгачинского поста, 7 июня достиг Лоренцовой, взяв по дороге в разных фанзах 25 пленных, а также оружие, порох и припасы. Некоторые из манз оказывали ему ожесточённое сопротивление. Спустя несколько дней Бянкин получил приказание пройти вдоль Даубихэ в станицу Буссе, истребляя то манзовское имущество, которое не могли использовать русские крестьяне, а затем отпустить казаков на льготу.
Капитан Флоренский, исполнив предписание Тихменёва, благополучно прибыл на Утёсный, откуда, по смене его отряда людьми Маркова, перешёл в Никольскую. Отряды Каблукова, Шелихе и Садовникова, с которым следовал штабс-капитан Пржевальский, соединились под общим начальством последнего в деревне Пинсоу на Сучане. По пути туда Каблуков наблюдал картины полного разорения: все фанзы были сожжены, всюду стадами бродили беспризорные домашние свиньи. Однако раскинувшиеся на обширных пространствах поля, засеянные просом, бобами и другими зерновыми, уцелели. Часть урожая с них позднее собрали солдаты, часть — крестьяне. Переправа через нижнее течение рек, впадающих в Уссурийский залив, стоила обременённому артиллерией отряду Каблукова немалых трудов. Один из солдат при этом даже утонул. У самого устья Цымухэ отряд обнаружил партию манз, открывших огонь сперва по возвращавшимся на своё пепелище крестьянам деревни Шкотовой, а затем и по высланному поручиком дозору. В перестрелке несколько китайцев было убито, некоторые утонули, остальные бежали в горы, бросив на берегу лодки, которые тут же были уничтожены солдатами.