Мао Цзэдун и его наследники
Шрифт:
Часть третья
Несостоявшаяся императрица
9 сентября 1976 г. в 0 часов 10 минут скончался Мао Цзэдун. Его смерть не была неожиданной. Уже более трех месяцев Мао не появлялся на публике. Во второй половине дня поступило официальное сообщение; началась траурная церемония. Она длилась девять дней и закончилась 18 сентября на площади Тяньаньмэнь перед бывшей резиденцией императоров.
Смерть есть смерть, ее прихода все мы ждем по старине, говаривал Твардовский. Все ли? — А ждут ли ее, верят ли в неизбежность ее прихода люди, которые, подобно Мао Цзэдуну, наделены неслыханной властью, управляют судьбами сотен миллионов людей? Судя по всему, они не могут допустить самую мысль
Выступая 17 сентября на торжественных похоронах Мао Цзэдуна, Хуа Гофэн говорил о верности идеям и политической линии Мао, о том, что вся партия и весь народ объединяются вокруг партийного руководства.
Но кончина Мао не только не объединила его преемников, а, напротив, привела к резкому обострению политической борьбы. Похороны Мао, которые были обставлены как национальная трагедия, не слишком долго занимали умы его наследников. Еще не был решен вопрос о том, как поступить с останками — захоронить в земле, кремировать или забальзамировать, еще не отзвучали речи, посвященные погребальному ритуалу, как наследники мертвой хваткой вцепились друг в друга. Когда улеглась пыль, одна группа осталась лежать на ковре.
То была Цзян Цин и ее приближенные. Вскоре появились официальные сообщения о заговоре «банды четырех» — Чжан Цуньцяо, Ван Хунвэня, Цзян Цин, Яо Вэньюаня, которые готовились наследовать Мао и намеревались, если верить китайской печати, установить «фашистскую диктатуру».
Теперь утверждают, что Мао предостерегал партию против попыток переворота со стороны Цзян Цин. В китайской печати пишут, что «Председатель Мао перед своей смертью со всей серьезностью рассказал товарищу Хуа Гофэну историю о Лю Бане, который перед смертью осознал, что императрица Люй и другие из ее клана вступили в заговор с целью предать страну и узурпировать власть. Хуа Гофэн не забыл этих слов Председателя Мао и оправдал его высокое доверие. Говорят, что, когда Мао умирал, кто-то услышал, как Цзян Цин сказала: „Мужчина должен отрекаться в пользу женщины. Женщина тоже может быть монархом. Императрица может существовать даже при коммунизме“».
Так ли это — бог весть, но Цзян Цин, эта несостоявшаяся преемница председателя КПК, которую за один месяц раздавило тяжкое бремя наследования, несомненно заслуживает нашего внимания.
От великого до смешного один шаг… Это первое, что западает в сознание, когда думаешь о стремительном взлете и унизительном падении Цзян Цин. В 1965 году она вышла из семейного небытия на политический горизонт и, мелькнув подобно гаснущей звезде, исчезла с него уже в 1976 году.
«Культурная революция» выплеснула ее к самым вершинам власти, к самому подножию политического Олимпа Китая. И вот, лишь месяц спустя после кончины ее супруга, с ней было покончено. Она утратила все — политический вес, преклонение и, главное, заманчивую перспективу повторить судьбу жен императоров Китая, которые наследовали их корону, их деятельность, их культ.
Самым унизительным для нее было то, что поражение произошло фактически без борьбы, в жалкой форме. Не потребовалось никаких потрясений ни в партии, ни в государстве — никто не вступился за вдову «красного солнышка». Простой дворцовый акт ареста решил дело.
Воистину история повторяется дважды: вначале — как трагедия, а затем — как фарс. Это вторая мысль, которая приходит на ум, когда взвешиваешь еще раз странную судьбу претендента на должность «красной императрицы». На такие вещи не претендуют. О них не говорят вслух: их либо имеют, либо не имеют. Мао прекрасно понимал это и не подумал набросить тогу императора на свои августейшие плечи, а довольствовался скромным титулом Председателя. Иное дело — Цзян Цин! Все ее вспышкопускательство в период «культурной революции», вся ее сумбурная активность, вся ее суетливая «дамская» политика, весь этот исток
Судьба Цзян Цин, несомненно, имеет и семейно-психологическую сторону. Она подтверждает еще одну тривиальную сентенцию о том, что жена (не всегда, разумеется) является продолжением недостатков мужа. Всей деятельностью, особенно в последний десятилетний период жизни, она спародировала биографию своего супруга и, надо отметить, не к его славе и чести. Взяв его за образец в борьбе за власть и влияние и опираясь к тому же на его могучую поддержку, она вообразила, что может добиться тех же результатов. Почему бы нет? Если она могла быть его половиной на протяжении сорока лет, его личным секретарем, тайником, в который он складывал все свои политические секреты, его дублершей на многочисленных митингах перед хунвэйбинами, если она могла заседать в Политбюро ЦК КПК рядом с ним, почему же она не может сыграть его собственную роль? Кин, играющий короля, — это уже не Кин, а король. Она пыталась шаг за шагом повторить его продвижение к власти, ступать, как он ступает, говорить, как он говорит, применять те же методы политической борьбы с соперниками и общения с массами, которые применял он. И что же? Актерство, пародия, одна пародия. Кроме амбиции нужна и амуниция. Там, где он ходил через горы препятствий и горы трупов, она семенила ножками, оставаясь лишь у подножия.
Все это так. Но если бы судьба Цзян Цин была интересна как элемент семейной хроники Председателя, мы не стали бы говорить о ней подробно. Эта судьба интересна сама по себе. А интересна она тем, что Цзян Цин показала удивительно точную модель жизни и деятельности одного из распространенных типов современного архиреволюционера или квазиреволюционера — «левака» в его чистом, незамутненном обличье. Сейчас общественность повсеместно спорит о том, что представляют собой «левые» экстремисты — те, кто убивает Моро и взрывает Версаль. Они, эти представители «красных бригад», выдают себя за самых последовательных революционеров.
Каковы их портреты? Пока они не стали известными. Но не надо далеко ходить за примерами: перед нами Цзян Цин — классический образец этого «красного бригадира», вознесенного на вершины власти и потому особенно раскованного, особенно опасного. Нет нужды, что это женщина. Нет нужды, что это жена Председателя. Как личность, она классична и законченна. Ее деятельность — наглядный пример того, что стали бы делать «красные бригады», если бы они — спаси, господь, и помилуй! — где-либо пришли к власти. И в этом мы постараемся убедить читателя.
…В 1972 году, то есть примерно семь лет спустя после выхода на политическую арену, Цзян Цин решила, что настало время забить заявочный столб на бессмертие. Собственно, дело было не только в поиске известности и личной славы. Дело шло ни больше ни меньше как об осуществлении первого шага на головокружительном пути к абсолютной власти в Китае. Причин выступить именно в этот момент, вероятно, было две: прогрессирующая болезнь Мао Цзэдуна, которому в то время было уже 79 лет, и крушение последнего претендента на роль наследника Мао — Линь Бяо в конце 1971 года. «Культурная революция» вознесла ее на роль национального лидера, если не с повязкой № 2 (еще жив был Чжоу Эньлай), то, по крайней мере, с красной повязкой, на которой мог быть поставлен впоследствии любой номер, даже первый…
Для осуществления своего замысла Цзян Цин, естественно, воспользовалась примером Председателя, пошла путем, проторенным Мао Цзэдуном. Она была свидетелем той всемирной рекламы, которую Мао организовал себе через посредство Эдгара Сноу в конце 30-х годов. «Красная звезда над Китаем», как помнит читатель, принесла широкую известность Мао Цзэдуну и содействовала укреплению его власти в Особом районе Китая.
Этот накатанный прием — развернутое автобиографическое интервью — должен был, по-видимому, по замыслу Цзян Цин, произвести сенсацию в зарубежной печати и в качестве бумеранга, вернувшись в Пекин, вознести ее на вожделенную высоту.