Мао Цзэдун и его наследники
Шрифт:
Цзян Цин тем не менее настойчиво твердит, что именно Мао Цзэдун проявил инициативу в отношении встречи с ней уже вскоре после ее приезда. Когда она узнала об этом? Он сам разыскал ее и дал ей билет на свою лекцию, с которой выступал в Институте марксизма-ленинизма. Удивленная и преисполненная благоговейного трепета Цзян Цин, по ее словам, сначала отказалась, но тут же поборола смущение и пошла слушать лекцию. Отсюда ведет начало их связь, которая долгое время тщательно скрывалась от окружающих.
Здесь возник еще один матримониальный барьер, который пришлось преодолевать бедной женщине. Ей очень хотелось снять с себя ответственность за развод Мао Цзэдуна с его прежней женой. И вот что она сообщила: «Когда я приехала в Яньань, Мао не жил со своей женой —
Причина, оказывается, была в том, что Хэ якобы происходила из семьи помещиков и торговцев и привыкла к довольству и удобствам. Правда, она заявила во время «великого похода», что она хочет принять в нем участие, но, привыкнув к праздной жизни, «отказалась резать бумагу и делать другую простую работу…» Не правда ли, какой прекрасный повод для развода?
Выясняется, что проблемы, связанные с ее трудным характером, еще более осложнились при постигшем ее несчастье: она была несколько раз ранена во время похода, это подорвало ее физическое и душевное равновесие. В конце 1935 года она сама (со слов Цзян Цин) оставила Председателя. Мао был недоволен ею, поскольку она будто бы вымещала свое раздражение и свою болезнь на детях, постоянно избивала их. В результате опеку над детьми взяли какие-то люди (почему Мао не взял их к себе?), а Хэ поместили в психиатрическую лечебницу. И впоследствии она много раз лечилась методом шокотерапии.
Так повествует Цзян Цин. Но, как известно, женщины были бы хорошими обманщицами, если бы придерживались одной версии. Увы, Цзян Цин не ограничилась этими объяснениями и предложила еще одну версию, что еще более снижает наше доверие. Оказывается, до Цзян Цин Мао Цзэдун, если верить ее словам, был увлечен другой актрисой — Лили У. Именно она и расшатала почву под супружеством Мао и Хэ и стимулировала его желание обрести новую подругу. Его тогдашняя жена Хэ узнала о флирте Мао с Лили У и обвинила ее в том, что она расстроила ее брак с Мао Цзэдуном. Иными словами, Цзян Цин не несет никакой ответственности за развод Мао. Как видно из книги, эта тема волновала Цзян Цин едва ли не больше, чем перипетии «культурной революции». «О, женщины, — говорил поэт, — непостоянство ваше имя!» Непостоянство или суетность?..
На всех этих подробностях можно было бы не останавливаться, если бы они не проливали дополнительный свет на личность самого Мао Цзэдуна и в особенности на Цзян Цин. Мы выяснили занимательные подробности: человек, который взвалил на себя впоследствии нелегкое бремя осуществления «революционных» реформ в сфере культуры в Китае — Цзян Цин не училась даже в школе; ее политические предпочтения были связаны с оскорбленными национальными, а не с социальными чувствами; ее вхождение в КПК и выход из партии были в одинаковой мере несерьезны; ее увлечение коммунизмом чередовалось с увлечением христианством; ее актерская судьба толкнула ее к весьма низкопробным с точки зрения художественного вкуса и вполне лояльным в отношении гоминьдана фильмам. Из всего этого можно понять, отчего Политбюро ЦК КПК так отрицательно отнеслось к браку Мао Цзэдуна с актрисой, имевшей сомнительное и даже подозрительное прошлое.
Каковы были взаимоотношения между Цзян и Мао Цзэдуном? Этот вопрос имеет значение не только для понимания поведения Мао Цзэдуна в семье, но и дли объяснения той роли, которую неожиданно стала играть Цзянь Цин в ходе «культурной революции». Сама ли она выдвинула себя на эту роль при поддержке или несопротивлении председателя КПК или он в силу сентиментальной привязанности либо политических расчетов решился основать семейную «династию председателей КПК»?
Р. Уитке утверждает, что Цзян Цин мучила постоянная неуверенность в стабильности отношения Мао к ней. Эта неуверенность отчасти проистекала
Однако неуверенность Цзян Цин коренилась не только в воспоминаниях прошлого. Она была связана с тем, как складывались ее взаимоотношения с Мао в настоящем, особенно в период, когда она так нуждалась в его поддержке. В начале «культурной революции» она бросила весь свой застоявшийся темперамент на поприще борьбы за власть, схлестнувшись с такими могучими противниками, как Лю Шаоци, Линь Бяо, Дэн Сяопин. Имела ли она твердую гарантию, что Мао поддержит ее и что ей не придется разделить судьбу других претендентов на наследование?
Мао не любил живых преемников. Выдвигая их на эту роль, он обрекал их тем самым на заклание. Почему, собственно, для Цзян Цин должно быть сделано исключение? «Как никакая другая женщина, — пишет Р. Уитке, — она в свое время совершила ницшеанский скачок через свое поколение и жила, все больше проникаясь фаустовским убеждением, что нет искусства, которым она не могла бы овладеть, что нет науки, которую она не сумела бы познать, которую она не смогла бы завоевать». Больше того, добавим мы, она прониклась убеждением, что нет политической деятельности, которая ей не была бы по плечу. В какой мере эти ее черты были стимулированы самим Мао Цзэдуном, который также был склонен к крайностям, хотя и умел тонко вести тактическую игру на противоречиях своих соратников?
Все это остается не вполне ясным.
Цзян Цин рассказала своей собеседнице о подаренной ей Мао художественной фотографии, на обороте которой она переписала то, что было неопубликованным стихотворением Мао, посвященным лично ей. Следуя традиции говорить о природе, а фактически о политике, Мао сравнил Цзян Цин с чудесной горной вершиной, почти всегда окутанной туманом, поднимающимся от реки. Лишь изредка эта вершина освобождается от тумана.
Здесь непереводимая игра слов. Дело в том, что, приехав в Яньань и выйдя замуж за Мао Цзэдуна, бывшая актриса решила порвать со своим сомнительным прошлым во всех отношениях и сменила свое нежное актерское имя Лань Пин («голубая кувшинка») на более твердо звучащее, хотя тоже не лишенное кокетливости имя Цзян Цин, что означает «лазурная река». В стихотворении Мао над этой рекой поднимается туман к вершине горы, которая становится почти невидимой. Действительно, ее деятельность в тот краткий период, когда она выступала в роли калифа на час от культуры, вряд ли могла претендовать на ясность и рациональность, даже если исходить из поставленной ею перед собой цели.
О характере взаимоотношений супругов говорят короткие ремарки Цзян Цин по поводу Мао Цзэдуна. Она ни разу, даже по ошибке, не назвала его мужем или по имени. Она называет его только Председателем. По-видимому, на протяжении долгой жизни с ним она привыкла видеть себя не в роли супруги, а в других ролях — помощника, а затем соратника. Она оберегает его, но не так, как оберегает жена любимого человека, а как оберегает секретарь высокочтимого начальника.
Цзян Цин рассказывала, что Председатель с ней суров, ведет себя как строгий учитель. Конечно, он не ведет ее за руку как некоторых, но все же он чрезвычайно строг с нею. Даже некоторые из присутствующих товарищей наверняка знают о Председателе больше, чем она, жаловалась Цзян Цин. (Речь шла, вероятно, о Яо Вэньюане.) «Может быть, это объясняется тем, что я крайне невежественна» (!), — заметила сама Цзян Цин. Это признание, впрочем, не мешало ей выступать в роли всезнающего учителя для других, ниже стоящих деятелей искусства, литературы, образования.