Мао: Душевная повесть

Пронин Игорь Евгеньевич

Я думаю, что нечего было Саиду мудрить. Ему просто надо было повторять: сокровища нибелунгов, сокровища нибелунгов, сокровища нибелунгов… Она на эти слова так реагировала, как моя сестрица на барабанщиков, просто застывала и переставала дышать. Вот Саид, пока она не дышала, впарил ей историю, как нибелунги бежали от фашистов сначала в Чечню, а потом в Афган, но и тут вычислили, что они евреи, и пришлось им все закопать, Саид знает где. Каролина выслушала и взялась за пистолет:

— От кого слышал?

— Да

все местные говорят, — Саид немного замандражировал. — Только ты меня не пугай, я не скажу, потому что дал страшную клятву. Ну разве только ты мне сделаешь минет.

Каролина ответила сразу:

— Да пожалуйста, но если соврал, я тебе потом еще один сделаю, последний. До утра не доживешь. И учти… — Она покосилась на меня, но тут Саид потянул к ней лапы, и она саданула по ним рукояткой пистолета, отвлеклась. А я, как настоящий артист, похрапывать стал. — И учти, одной рукой держусь за тебя, другой за пистолет. Не шути со мной — и умрешь легко.

Саид развел руками: мол, а как же? Обижаешь, тетка. Она встала на колени и занялась. Я, продолжая похрапывать, чуть привстал, взял этот бинокль килограмма на четыре и замахнулся. У Каролины волосы длинные, ничего она сбоку не видела. Саид что-то крикнул мне, но я не разобрал, уже бил. Здорово ударил, даже брызги на нас полетели. Каролина стала заваливаться назад, вцепившись зубами в член Саида, и он на нее повалился, матюкая почему-то меня. Потом Каролина дернулась и выстрелила. Попала себе в ногу. Потом умерла, но я не думаю, что от пули.

6

— Баран… — прокряхтел Саид.

— Сам ты баран, — говорю, — разве можно с ней так? Ей ни секунды лишней давать нельзя, высосет и выбросит.

Пока Саид с помощью пистолета разжимал Каролине зубы, я вытряс у нее из кармана несколько ключей и отправился к Райфайзену, хотелось выпить. Тот нервничал:

— Она подстрелила Саида?

— Нет, себя. А ты что ж, так и не допил?

— Не хочется. Мне ведь еще за рулем сегодня сидеть, — сказал Райфайзен, разбираясь в ключах. — Мне другое интересно: почему ты до сих пор живой. У тебя давно должно сердце остановиться, причем от болевого тока. Ты действительно нормально себя чувствуешь?

— Нормально. — Но на всякий случай я налил себе полную. Тут и спирт кончился. — Это, видать, как с грибами: водкой не запьешь — вини потом себя. А мы на машине поедем? Угоним? И ты умеешь?

— Афганистан — большая страна. — Он отстегнулся от трубы. — Пешком не уйдем. Хотя и куда ехать я не очень себе представляю… К коммунистам нельзя, к исламистам нельзя. Но здесь оставаться тоже нельзя.

Пришел Саид, одетый в свое тряпье и сияющий, как полтинник:

— Помогла Каролинка-то! Или твои маоистские выходки, какая разница! Стоит! Но я ее решил не трогать, непорядочно это. Но баба… Какую ты бабу загубил, Мао! Иди посмотри, какие

у нее соски!

— Вот этого не надо, — говорит Райфайзен, — и орать особо не надо. Стены тонкие. Пусть Мао тоже оденется, пора уходить.

Тут я сообразил, что так еще и не выпил. Всосал за их здоровье и пошел одеваться. Но форму не стал надевать, накинул халат только. Так удобнее, и карманы просторнее, отвертка совсем не торчит. На ноги намотал портянки, все-таки удобная вещь. Теперь они стали серо-синие какие-то, форму моей ноги сохранили, вообще очень удобно, жаль развязываются постоянно. Надо шнурки к ним приделать. Пока я это думал, мои друзья шарили у Каролины за ширмой.

Я заглянул в Каролинину норку и обнаружил всех уже с добычей: Райфайзен держал какую-то толстую тетрадь, а Саид разглядывал черный кружевной лифчик. За ширмой места было совсем немного, помещались только железная кровать, вроде как в армии, тумбочка и фотография на стене. На фотографии были мужик с бабой, оба симпатичные. Я снял фотографию, чтобы тоже что-то держать.

— Наверно, хорошие артисты были.

— Нет, — покачал очками Райфайзен, — это, наверное, ее родители. Она каждую неделю посылала им письмо.

— Небось писала, какая погода на дворе, — съязвил Саид. — Как наши студентки — их уже трахают, а они маме про погоду пишут, все оторваться не могут. Лифчик у нее — самое оно. Четырехлитровый пополам.

— Ну возьми на память. А вот фотографию не надо трогать, пусть висит. Это улика.

— Такой лифчик — тоже улика. — Саид бросил лифчик на койку. — Идем?

Райфайзен открыл ключом дверь, и мы вышли. Тут же из темноты появилось несколько фигур с автоматами. Райфайзен тогда сунул голову обратно в дверь и крикнул:

— Так, не забудь записать результаты! А я сразу как отвезу этих к доктору — вернусь!

А Саид тут же тоже крикнул:

— Не скучай, Каролина!

Потом мы все подошли к душманам. Райфайзен сказал, что выполняет распоряжение фрекен Каролины отвезти нас к Менгеле домой. Старший душман уважал Каролину, видно было по лицу, но заколебался. Тогда Райфайзен добавил, что Каролина просила выделить двоих нам в сопровождение. Он еще посмотрел на Саида:

— Или хватит одного?

— Одного не хватит, — сказал Саид. — Двух нужно.

— Двух, — согласился душман. — Их двое, и в охрану вам двоих.

В «джип» без крыши уселись так: Райфайзен за руль, Саид рядом, я сзади между двумя душманами. Душманы были суровые и молчаливые, они задрали в небо стволы своих автоматов и молчали. Меня клонило в сон, но «джип» очень трясло.

Саид все время оглядывался на афганцев и подмигивал им. Афганцы смотрели на него строго и молчали. Так мы ехали некоторое время, а потом Саид спросил Райфайзена:

— Не пора?

— Подожди, сейчас ровный участок будет.