Мао: Душевная повесть
Шрифт:
Когда стало темнеть, я разволновался. Райфайзена и Саида нет, жратвы нет, холодает. Я спросил Филиппа:
— Куда мы идем?
— К точке покоя, — ответил он. — Никаких других возможных путей у нас нет.
— А ты уверен, что туда нельзя как-то покороче добраться?
— Уверен. Дело в том, Мао, что точка покоя расположена не только в пространстве, но и во времени, тем более что это одно и тоже. Но если ты устал — давай посидим.
— Замерзнем. — И мы все шли и шли.
Когда в ущелье совсем стемнело, я стал смиряться, что придется еще одну ночь провести на ногах, спотыкаясь и замерзая. И вот когда я совсем уже смирился, мы увидели огонь. Скоро мы еще больше увидели: у костра сидят Ван, Райфайзен и Саид. Ван
— Вот сволочи, — сказал я, когда подошел. — Мы всю ночь идем как заведенные, замерзли, а вы тут кайфуете!
— Вы бы костер развели, — сказал Райфайзен. — Кустов же полно! А вообще мы не виноваты — это вот твой друг Ван нас конвоирует.
Саид вскочил, обнял меня, потом Филиппа, сказал, что мы бараны, и разрешил нам дохлебать суп из его миски. А сам стал ругаться с Ваном, чтобы тот дал нам еще еды, но Ван не дал. Он только целился в нас из автомата и ругался. Ван сказал, что еды не хватит до Индии, если все время жрать. Я сказал ему, что он свинья, и Саид согласился. Ван хотел было совсем рассвирепеть, но тут увидел у Филиппа книгу и подобрел. Он спрятал книгу себе в рюкзак, а взамен дал нам по банке тушенки. Филипп и Саид ели из одной банки, а я из другой, и я их опередил. Тогда я лег полежать, прежде чем покурить, но сразу уснул.
Во сне уже привычно оказываюсь перед Апулеем. Он все так же за столом, но вроде как спит — голову уронил на копыта, уши в стороны как-то вяло развесил и дышит шумно, тяжело. Я хотел его позвать громко, но только воздуха набрал, так чуть не задохнулся. Перегаром прет! Тогда я, наоборот, тихонечко к столу подошел — точно, у левой задней ноги Апулея стакан валяется и бутылка стоит, ополовиненная. Что-то не так… Вытянул шею, заглянул подальше и увидел еще три-четыре, пустые. Вот теперь картина была мне ясна, как менты у нас выражались, а то ведь Апулей раза в три меня тяжелее, не должен был с половинки отключиться. Я тихонько взял бутылку, стакан, пристроился на краешек стола и закайфовал. Редко удается вот так спокойно выпить, в одиночестве. Точнее, совсем не удается. Стал я вспоминать, что бы такого хорошего вспомнить, чтобы совсем хорошо было, но не успел, Апулей что-то почувствовал, зашевелился, застонал и проснулся.
— О! Аа… Ииааа… Маииааа, Маоаоо… Мао! Ты чего? В гости? О, молодец, ну, молодец, уважил, ну садись, садись, ну отдохни, душа твоя пропащая, ну отдохни… — Он опять уронил голову на копыта, но тут же снова ее поднял, откинулся в кресле назад и совсем трезвым голосом попросил: — Достань у меня из халата сигареты… Слева… Копытами трудно.
Чтобы мне легче было достать из левого кармана халата сигареты, он наклонился вправо — и упал. Я достал сигареты, он не встает, лежит и глазами хлопает. Тут я заметил, что пустых бутылок больше, и не только из-под водки, а и всякие другие. Да, не зря я уважал Самаркандыча, мощный он мужик. Я прикурил себе и ему, подвинул к ослу кресло, сел. Апулей перевернулся половчее, чтобы меня видеть, и мы молча покурили. Потом он выплюнул окурок, почесал грудь и говорит:
— Все, Мао, расстаемся мы с тобой.
— Что так? — я удивился, привык ведь уже. — Назначают, что ль, куда?
— Да… — Он сел, опершись на стену. — Я же говорил тебе, что просил скорее на реинкарнацию… Ну вот и пришло решение по моему делу, просьба удовлетворена. Как ты думаешь, кем я буду в следующей жизни?
— Ослом, наверно, — я сказал первое, что на ум пришло.
— Угадал, — нахмурился Апулей. — Есть в тебе что-то… Как-то ты правильно видишь ситуацию. Инстинктивно, что ли… И таким образом, не мысля вовсе, приходишь к правильным выводам… Так вот скоро в одном из московских, кстати, парков родится ослик. И нет, как выясняется, для меня лучшего варианта. Вся моя деятельная, жадная до знаний, стремящаяся всегда
— Ты не расстраивайся.
— Ну что ты! Я счастлив! Я в восторге от своей судьбы! — У него на глазах выступили слезы. — Об одном прошу, Мао, не приноси мне в парк морковки. Обещаешь?
— Легко, — это я мог пообещать. Я не дурак по паркам ходить, ослам морковь растаскивать.
Апулей с трудом поднялся, чуть не свалился снова. Я не стал помогать, а то еще завалится прямо на меня, я помнил, как это тяжело. Потом осел снова взгромоздился в кресло, запахнул халат и приосанился.
— Ну вот, что еще тебе сказать? Я был в целом рад с тобой работать. Надеюсь, что и ты сохранишь о нашей встрече приятные воспоминания.
— Ну само собой.
— Так. Ну тогда закончим. Ван, который вас на мушке держит, наконец-то уснул. Сейчас Саид уже к нему подбирается, автомат выкрасть. Значит, тут все в порядке. Вы с этим парнем лучше не связывайтесь, он хоть и не очень испорченный, но эгоист до мозга костей. То есть в конечном итоге все равно вас продаст. Так что надо вам самим его поскорее кинуть, только пусть за китайскую границу вытащит, он может. — Апулей помолчал, пошевелил ушами. — Ну и все. Будь умницей, и не забудь, что ты обещал Борхонджону. И… Пока. — Он ловко ткнул меня мордой в щеку, и я проснулся. Последнее, что я мог вспомнить — Апулей Самаркандович снова уронил голову на копыта и засопел. Но, может быть, это мне уже приснилось. У почти потухшего костра лежал Ван, на нем Райфайзен, а ноги Вана придерживал Филипп. Саид стоял над Ваном, и тыкал ему в рот дулом автомата.
— Будешь еще гавкать на дядю Саида? А? Баранья башка, педик жирный, будешь еще в Саида целиться?
Ван старался выплюнуть дуло и ничего не отвечал.
— Осторожно, не прикончи, ему нас еще в Индию вести, — сказал я Саиду.
— Сами дойдем! — кричит Саид и шевелит ноздрями.
— Нет, Мао прав, он нас короче доведет, — согласился Райфайзен. — Филипп, сними с него ремень!
Саид поднял автомат, а Филипп отпустил ноги Вана. Ван тут же извернулся из-под Райфайзена и едва не вскочил, пришлось мне тоже на толстяка запрыгнуть. Втроем мы снова его прижали к земле, а Саид в это время прикуривал. Потом оглянулся на нас, сказал: «Бараны!» — подошел и саданул Вана прикладом по башке. Тут, конечно, связывать его стало гораздо удобнее.
Почти светало, и мы занялись завтраком. Райфайзен порылся в рюкзаке у Вана, нашел всякой всячины, с монастырской кухни украденной, Саид это все порезал и пристроил к огню, Филипп принес воды, а я просто на них смотрел. Они не возражали. Потом мне надоело, и я стал смотреть на Вана.
— Ван, — говорю, — ты что вытворяешь? Ты зачем у Саида автомат украл?
— Я не у Саида, я в кладовке нашей украл, — отвечает он. — А потом они сами ко мне прибежали, давай, мол, скорее валить из монастыря. Мы хотели вас снаружи подождать, но тут толпа стала вокруг бегать, я говорю: «Сматываемся!» — а они все Мао да Мао. Вот и пришлось их заставить. А теперь жалею — надо было пристрелить. Беда моя, друг Мао, в том, что я нерешителен. А еще боюсь один ходить в этих местах.
— А ты слушал бы умных людей, — говорит ему от костра Саид. — Да, Райфайзен?
— Да, — сказал Райфайзен, не отрываясь от книжек.
— Но наша договоренность в силе? — спросил Ван, глядя на Райфайзена.
— Посмотрим, — пробурчал тот, — посмотрим… Как себя вести будешь… У тебя в Индии знакомые есть?
— Сколько хочешь!
— Так вот мы к ним не пойдем… Не верим мы тебе, Ван, — и Райфайзен перелистнул страницу.
Ван надулся и замолчал, а я пошел есть, потому что уже пахло. По дороге я завернул к Ванову рюкзаку, я же знал, что там к завтраку обязательно что-то есть. И было, даже две, но когда я одну вытащил, Райфайзен вдруг захлопнул книгу и говорит: