Марафон нежеланий
Шрифт:
– Какая тебе разница, окончу я универ или нет, если ты даже не знаешь, какую специальность я получаю.
– Экономист… – рассеянно то ли спросила, то ли ответила она.
– Экономический факультет, но специальность «Менеджмент организации», – напомнила я, хотя понимала, что она забудет.
Зачем запоминать то, что не интересно? Это же не расписание сериалов, не дни рождения ее любимых детишек, не перечень продуктов по акции в «Пятерочке». Поэтому к рассказам обо мне в конце она всегда добавляла «что ли?».
«Моя Роза окончила школу с медалью, серебряной,
– Доучись год и уезжай на лето. Нормальные девушки не бросают все просто так. Что скажут люди?
– Значит, я ненормальная. И мне пофиг, что скажут твои престарелые подружки, которые не видели мира дальше своего района и ничего не добились.
– Со своими подружками будешь так разговаривать!
– У меня их нет! И вообще никого нет, кроме тебя. А ты постоянно меня отталкиваешь. Твои гребаные детишки всегда важнее.
– Это ты всех отталкиваешь. Приходишь, только когда тебе что-то нужно от меня. От меня, а не я! Мать тебе не нужна!
– Наверное, потому что тебе не нужна дочь?
Я вскочила со старого продавленного дивана, быстро оделась и выбежала на улицу. И ведь понимала, что не права и она любит меня, просто по-своему.
Я очень хотела любить ее. Но не получалось, и от этого я ненавидела себя еще больше. А чтобы и она могла ненавидеть меня, я ставила точку в наших ссорах какой-нибудь гадко-пафосной фразочкой.
Даже имя Роза было не мое. Она души не чаяла в одной девчушке. Кудрявая лучезарная Розочка была настоящим солнышком интерната, в котором работала мама. Заразительно смеющаяся, до бесконечности всем благодарная, влюбленная в жизнь, несмотря на свою инвалидность.
Мама мечтала о такой же девочке. С ранних лет я слушала ее «А вот Розочка…», «Представляешь, Роза сегодня…».
На дни рождения Розочка получала самых красивых кукол, когда заболевала – корзину фруктов, которые мы себе редко позволяли. И это постоянное сравнение: «У Розы в комнате порядок, не то что у тебя!», «У Розы много друзей…», «Роза выиграла олимпиаду. Опять».
Даже сейчас мама поставила ее мне в пример:
– Розочка окончила университет с красным дипломом. Да, она не работает по специальности, но зато ей хватило силы воли доучиться до конца. И зато у нее осталось много друзей после учебы. Еще у нее уже есть любящий муж (прямо как из рекламы майонеза!). А у тебя есть кто-то? Как это не мое дело?! Он что, женат?!
Причем Розочку я не ненавидела – она была настолько милой, что я прекрасно понимала, почему ее все любят. Я ненавидела маму. И себя за то, что я не могу быть такой же, как Розочка. Чтобы лицо было прежде всего красивым добротой. А жизнь – прекрасной от помощи другим. Такой я никогда не буду.
К вечеру я вернулась, и мы стали общаться, будто бы не ссорились. Она вспомнила про свою молодость, и я даже задала пару вопросов не из вежливости, а из интереса.
В те редкие моменты, когда мы неожиданно находили общий язык, мы обе радовались этому и говорили друг с другом с осторожностью, боясь нарушить это хрупкое
Наши разговоры были похожи на диалоги из старинных романов: «Может быть, еще чаю?» – «Нет-нет, благодарю, мне достаточно». – «Но вы еще не отведали клубничное варенье…»
Мне хотелось погладить ее по шершавой руке, нежно пройтись по распухшим костяшкам пальцев, сжать ее ладонь. Но самое теплое, что я себе позволяла, – это улыбка и какие-нибудь детские воспоминания.
Единственной нашей общей страстью были музеи. Хоть мама и не увлекалась трагичными биографиями, да даже не знала большинство художников по именам, она, так же как и я, замирала в немом восторге перед штормами Айвазовского и визуальными мелодиями Кандинского.
Мы никогда не обсуждали то, что видели, но обе понимали, какое наслаждение приносит нам эти пара часов в наших небогатых на шедевры провинциальных музеях. В летние каникулы, когда все дети ездили с родителями в зоопарк или Парк Горького, мы с мамой раз в неделю отправлялись в музей – смотреть на любимые картины, искать что-то новое, а после молча сидеть в скверике и пить молочные коктейли.
– Да куда нам, – мама махнула кухонным полотенцем. – Это же все для них… За нас все давно решено. Вот и не надо никуда лезть, только расстроишься и нервы потреплешь. Они же все, все эти писатели, актеры, художники – психи и наркоманы.
– Почему же ты читаешь и смотришь работы «психов и наркоманов»?
– Ой, Роза, перестань. Они созданы для этого. А нам-то куда тянуться? Без таланта-то? С ума сойти можешь, а создать шедевр как без таланта-то?
– Откуда ты знаешь, что у меня нет таланта?
– Ты у меня – самая умная. Но не надо изводить себя пустыми мечтами. Уже жизнь пора устраивать. Куда ты потом пойдешь без диплома-то? У нас дядька работал, трубы чинил – и то с корочками.
– Умнее он не стал, раз трубы чинил.
– Роза! Ты же не устроишься никуда потом. А на хорошей работе и мужа можно приличного найти.
Мама начала рассказывать, как ее Розочка познакомилась в колл-центре со своим мужем:
– Влюбился в ее голос! Как в кино, представляешь? А все потому, что она всегда вежливо разговаривает. Не грубит, как ты. Осталось следующий год отучиться. Год – и все! Ты свободна от учебы. Можно и мужа искать, и детей рожать.
– Мама!
– Ты так быстро выросла, я и не заметила. А мне так хочется с маленькими понянчиться, поиграться. Ты почему-то у меня вообще не любила играть. Такая серьезная была, книжки читала все время.
Мама очень хотела второго ребенка. Невзирая на бедность и ненадежность мужчин, с которыми она встречалась, она пыталась забеременеть, но не получалось.
На мой вопрос «Зачем?» она отвечала:
– Дети – это счастье.
– А я?
– А ты уже взрослая.
«Взрослой» я стала для нее очень рано. Сколько я себя помню, она называла меня взрослой. Когда я в пять лет тянулась за томиком поэзии вместо детских сказок, когда зачитывалась какими-нибудь «Темными аллеями» на пляже, вместо того чтобы со всеми детьми плескаться в грязной речушке.