Марафон нежеланий
Шрифт:
Идея «достать любой ценой 100 тысяч за 10 дней» постепенно оседала на дне моих мыслей, оставляя налет ненависти к себе. С чего я вообще взяла, что имею право писать для людей? Что могу отнимать у них невозвратимые часы жизни своими мыслями? Мои устные выступления в универе никто никогда не слушает, почему же их заинтересуют строчки на бумаге? Ведь все миллиарды людей мечтают о славе, о всеобщей любви, об успехе. А сколько людей его добивается? Почему же я решила, что попаду в этот ничтожный процент?
В следующие дни Саша слишком старался меня подбодрить. Слишком нахваливал мой текст, говоря о том, что
На 8-мартовские длинные выходные мы планировали уйти в долгий кино-вино-запой, поэтому я не отвечала на Его звонки. Он не понимал наших с Сашей отношений (хотя как раз Саша случайно познакомил нас год назад), а придумывать отговорки мне не хотелось. Пусть порадует жену в эти дни. У них, кажется, есть коттедж где-то в сосновом бору.
На день телефонная атака затихла, но потом Он написал мне: «Саша мне все рассказал. У меня есть идея, как тебе помочь».
Что он Ему рассказал? Про арт-резиденцию? Боже, какой позор! Я для Него и так одинокая, никем не любимая девочка. А теперь еще и неудачница бесталанная! Теперь Он точно меня бросит. А быть одной – это еще хуже, чем унизительное с кем-то.
Я не стала отвечать. И Саше звонить тоже не стала. Пусть один смотрит все праздники кино и сопьется своим дешевым вином!
Он пришел 7-го вечером. Не с пошлым букетиком тюльпанов, а с орхидеей в горшочке.
– Это тебе вместо джунглей. – Он попытался поцеловать меня, взяв ледяными пальцами за подбородок.
– Очень смешно, – я грубо вырвалась. – У меня много долгов по учебе. Я занята.
– По учебе, которая тебе неинтересна?
– Какая тебе разница? Тебя это никогда не интересовало.
– Какая ты колкая сегодня.
Я лежала неподвижно уже полчаса, по ощущениям. Простыня очень неудобно сбилась под боком, затекла рука, но я упрямо не шевелилась. Пусть Он думает, что я заснула, и наконец-то пойдет домой. Но в зеркало я видела, как Он уткнулся в тусклое свечение экрана смартфона и что-то увлеченно читал.
Наконец я не выдержала:
– Ты не собираешься домой?
– Пока нет, жду второго тайма.
– Футбол смотришь? – Я отобрала у Него смартфон.
– Я не про футбол. – Он навалился на меня и так противно по-отечески посмотрел.
– «Второй тайм», серьезно? Ты что-то принимаешь?
– Фу, какая ты грубая! Зайка, мне сорок, а не сто сорок.
– Сначала покурю. – Я потянулась за пачкой на тумбочке.
– Вроде бы хозяин квартиры запрещал курить в ней.
– А какой штраф мне грозит?
Прошлой весной я, в очередной раз разругавшись с мамой, переехала к Саше. Он из тех людей, кто любит быть один и по-настоящему кайфует от своего одиночества, поэтому сразу корректно, но бескомпромиссно дал мне понять, что долго жить у него нельзя.
Сашка тогда подрабатывал бариста в кофейной точке при бизнес-центре, а Он каждый день перед работой и после обеда брал у Сашки эспрессо.
Как
Иногда я сидела у Сашки за стойкой по полдня, мы вроде бы даже переглядывались с Ним, но я не особо обращала внимание. Сашка действительно очень интересный, и то, что с ним по-дружески болтает какой-то местный бизнесмен, меня не удивляло. И вот как-то мы с Сашкой сидели и смотрели для меня объявления по аренде, остроумно критиковали комнаты с советскими коврами на стенах и то и дело одновременно вскрикивали: «За что?! За что 15 тысяч?!»
Он думал, что мы пара и ищем себе новое жилье. Сказал, что Он как раз сдает квартиру, которую купил дочке на окончание школы (ей до этого еще три года). Тогда я писала статьи для городского портала – накоплений хватало на месяц, за этот срок я должна была помириться с мамой. Но Он сказал, что раз я одна и мне некому помочь, Он возьмет плату в конце месяца. А в итоге принес мне букет и бутылку вина – «у тебя слишком пустые полки на кухне, пора заполнять их коллекцией хорошего вина».
С Ним было очень интересно разговаривать. Он искренне спрашивал меня об университете, даже вызвался помочь с подготовкой к экзамену по экономике. Не могу сказать, что этот экзамен был сложным для меня, но мне нравилось притворяться немного глупой. Нравилось, как Он заботливо спрашивал, поняла ли я, как терпеливо объяснял еще раз. Тогда я даже подумала: «Может быть, на этом мы и остановимся? Он будет заботливо заниматься со мной экономикой, а я, задавая глупые вопросы, буду придавать ему значимости». Но после экзамена я слишком много выпила того вина, что Он принес, и вернуть все назад было уже невозможно.
Я не умела говорить «нет». Вернее, мое невербальное «нет» никогда не слышали. Не то чтобы поцелуи так дурманили мне голову, что я раздвигала ноги, когда кто-то лез мне в трусы. С Ним я вроде бы даже и не флиртовала. Смеялись над чем-то, пили вино, Он рассказывал про свои студенческие годы. Никаких объятий, поглаживаний. Я, пошатываясь, пошла его провожать, в коридоре споткнулась, Он меня придержал, потом приобнял, и все.
Я даже не задумалась о том, что имею право его оттолкнуть или хотя бы сказать «не сейчас, пожалуйста». Я читала о ступоре, который происходит с жертвами домогательств – когда они не то что не могут резко ответить и врезать обидчику, но и пошевелиться не могут. Вот со мной и было что-то подобное. Я как будто бы теряла свою волю. Хотя позже объясняла себе, что просто боялась показаться зажатой, стеснительной, неинтересной.
«Уж лучше десять минут обыденного секса, чем потом для кого-то я навсегда буду застенчивой занудой» – так рассуждала я тогда.
Но на самом деле мне просто сносило крышу от осознания того, что я желанна кому-то. Что вот сейчас, хотя бы на короткий промежуток, меня хотят. Я нужна, пуcть даже и для удовлетворения чьих-то желаний.
Я вспомнила про то, что он говорил с Сашей, и сразу после конца «второго тайма» спросила:
– Что тебе сказал Саша?
– Что ты участвовала в каком-то неправдоподобном конкурсе и теперь ищешь сотню, чтобы какой-то художник научил тебя писать книги.