Марджори
Шрифт:
Джордж, слегка скривившись, ответил:
— В этом плане я — плохой образец. Я уступил и теперь помогаю отцу. Надеюсь, что только временно.
— Это провидение, — сказал Сэнди.
— Запомните мои слова, — грустно заметил Джордж. — На вас перестают давить, только когда вы становитесь старше.
— Я догадываюсь, — сдержанно ответил Сэнди.
— Помимо всего прочего, Джордж, — сказала миссис Моргенштерн, — твой магазин запчастей в Бронксе — не ровня «Лэмз».
Марджори раздраженно бросила:
—
— А, в принципе, — произнесла миссис Моргенштерн.
Марджори, хромая, пошла с Сэнди к двери, предупреждая мать гневным взглядом, чтобы она не сопровождала их.
— Спасибо за ленч, передайте мою благодарность вашей маме, — сказал Сэнди.
— Спасибо, что доставили меня домой, — ответила Марджори, открывая дверь и вызывая лифт. — Я надеюсь, Вера не сердится на вас.
Сэнди усмехнулся.
— Она кипит от негодования, я уверен.
Он прислонился к стене, выудил сигарету из кармана рубашки и закурил.
Непринужденные жесты, загар, слабый запах конского пота от красной рубашки, спокойная мужская усмешка делали его похожим на ковбоя и выглядели неуместно в холле этой квартиры. Он говорил с аризонским акцентом; возможно, это было его естественное произношение. Но оно казалось очень странным для еврейского мальчика из Манхэттена. Все это придавало Сэнди особую привлекательность, которая тускнела в гостиной, особенно если он разговаривал со своим отцом.
Она опять нажала кнопку.
— Ах уж эти лифты…
— Я не тороплюсь. Мы можем немного поболтать.
— О чем? О Вере Кешман?
Он взглянул на нее, приподняв брови, и взъерошил ей волосы.
— Перестань, — сказала она, вскидывая голову.
— Мне понравился твой Джордж. Хотя он немного староват для тебя.
— Надо же, как много ты знаешь!
— Позволь рассказать тебе кое-что о верховой езде, — сказал Сэнди. — Ты никогда не должна забывать одну вещь. Ты — человек, а он — конь. Главное, всегда имей в виду, что ты лучше, чем он, даже если он в четыре раза сильнее и в восемь раз больше тебя. Теперь, когда этот вопрос…
Лифт с шумом приехал.
— О Боже, на самом интересном месте! — посетовала Марджори.
Сэнди опять взъерошил ей волосы.
— Ты напоминаешь мне мою сестренку.
Он усмехнулся и помахал ей из лифта:
— Не скучай и береги ногу. Пока!
Марджори вернулась в гостиную и услышала разговор отца с Джорджем:
— Когда его начало рвать? После того, как он лег в постель?
Мать вышла из комнаты.
— Нет, сразу после того, как он приехал домой, — ответил Джордж.
— Боль росла или уменьшалась?
— Господи! — возмутилась Марджори. — Это опять язва?
— Ну, хорошо. — Отец встал и, выходя из комнаты, сказал: — Передай ему мой совет, Джордж. Пусть не ест копченого.
— Этот Сэнди кажется мне хорошим парнем.
Она кивнула.
— Он что — единственный, кто пригласил тебя на танцы?
— О Боже, нет. Я пошла с толстяком, которого зовут Билли Эйрманн. Еще я ходила с ним кататься верхом. Когда я повредила ногу, он только запаниковал. А Сэнди взял все в свои руки и привез меня домой. У него есть потрясающая девушка. Богатая блондинка из колледжа Корнелл.
— Он предпочтет тебя, если умный.
— Не все такие умные, как ты.
— Как твоя лодыжка сейчас?
— Гораздо лучше. С тех пор как доктор снял ботинок, все прекрасно.
— Я вижу, — сказал Джордж, посматривая на толстую белую повязку, — похоже, наши поездки закончились. А жаль, я хотел кое-что предложить.
— Любопытно, что?
— Разное.
Марджори почувствовала угрызения совести.
— Наверное, я смогу поехать, Джордж, если ты действительно что-то планируешь.
Джордж просиял.
— Ты поедешь? Я заказал столик… Но все это — сюрприз. Ты действительно сможешь поехать?
— Я спрошу у мамы.
Машины ползли, гудя сиренами, под низким оранжевым солнцем, между параллельными рядами зеленых деревьев и серого бетона. Одуванчики задыхались на узких разделительных полосах. «Пенелопа» стонала и гремела, поднимаясь вверх на второй передаче. Они ехали очень медленно. Далеко впереди на магистралях Лонг-Айленда Марджори видела тысячи автомобилей в двух широких темных потоках, вьющихся в грязно-голубом тумане выхлопных газов. Джордж нажал гудок, и «Пенелопа» издала звук, напоминающий смешок больного старика.
— Дорогой, это не поможет, — сказала Марджори.
Она сидела неудобно, положив больную ногу на здоровую. Ей мешала ослабевшая пружина в сиденье. «Пенелопа» стала почти развалиной за год. Зеленую краску местами разъедала ржавчина, обивка сидений в полдюжине мест порвалась, стекло в ветровом щите удерживалось пластырем. Хуже всего был шум снизу, периодически переходящий в подозрительный скрежет. Джордж сказал, что не стоит беспокоиться — это разболталась трансмиссия. Но Марджори все равно нервничала.
Вся поездка немного тревожила ее. Она начинала раскаиваться, что назло матери согласилась на эту затею. Она могла легко отказаться, сославшись на больную ногу, зная, что в первое хорошее воскресенье мая магистрали ужасны. Но для нее было вопросом чести — настаивать на всем, что не нравилось матери, тем более, Джордж так беспокоился из-за этой поездки. Джордж вел себя странно.
Он пригласил ее на ужин в «Вилла Марлен», сказав, что это самый дорогой ресторан на Лонг-Айленде. Ей было интересно, как он мог позволить себе такую роскошь и ради чего. Но он избегал ее вопросов с таинственным подмигиванием и усмешкой.