Маргарита и Мастер
Шрифт:
– Они сегодня были у нас на первое и второе горячее.
– У вас как раз и заказаны Свиная Отбивная с белыми грибами, сыром и помидорами - это на первое горячее, и на второе:
– Котлета по-Киевски с шампиньонами и сливочным маслом, смешанным с мелкорубленной петрушкой, а точнее, ее соком.
– Да вы что! Охренели что ли?
– очень удивилась за председательским, с том смысле, что за барной стойкой - любимым местом всех владельцев ресторанов, если они и не шеф-повара
– Снукера, - в котором, впрочем - после последнего чемпионата мира - разочаровались капитально, но еще не до конца, ибо:
– Если есть нечего, то и объедки со стола игровых букмекеро-риэлтерских контор:
– Приходится есть, - до поры - до времени, - в том смысле, пока не появится что-то такое, что можно тоже - до поры - до времени - считать:
– Вот это, наконец, стало:
– По-честному.
А потом, кто ищет - тот всегда найдет еще какое-нибудь:
– Заблуждение.
И это непонятно, ибо:
– Всё заблуждение, - но некоторые из них почему-то сначала кажутся правдой.
И вот пожалуйста, кролик в шляпе, или, что тоже самое Раскольников в квартире, где он почти уверен:
– Больше никого нет.
– Она нашла его!
– закричал Михаил Маленький.
– Да, это именно то, о чем я больше всего мечтала, - сказала Алла Два, и подняла вверх руку с выигравшим билетом, найденным ей в недоеденном Плинтусом заливном.
На что он тут же и предъявил претензию:
– Это было мое мясо.
– Ты белый, - сказал, наконец, свое слово Германн Майор, и Пли только прокашлял:
– Я могу доказать, что уже ел его, - и сел.
– Хорошо, - сказал Дима, - значит вы должны были видеть, какую именно машину выиграл этот билет. Или вы сразу признаетесь, что:
– Да, видел, но отдал ей, так как это не мой стиль?
Пли задумался, ибо понял, что:
– Чем дальше, тем больше этот Флинт затащит его в те силки, где, скорее всего, самому придется откупаться, а не просить, как милостыню, какой-то мещанский Лексус.
– И тут же оскорбил Тетю. Не нарочно, а как он и сказал:
– Я сделал это только машинально.
– Значит, вы долго копили в уме все хорошее, что можно сказать о моем Лексусе Части Восемь - Одиннадцать, а назло мне выразились наоборот, так вас понимать, товарищ мелодраматист истории ребенка, его бабушки, возжаждавшей на старости лет славы, деда, купившего Волгу на ворованные с завода электромоторы, дочери Шукшина, которой мало рекламы:
– Кино подавай!
– Нет, нет, - перебил ее Пли, и желая сбить с мысли о здравых суждениях, выдал:
– Я только хотел создать русского Гарри Поттера.
–
– Тетя схватилась за горло - за своё, имеется в виду - и села, как будто ожидала помилования, а получила:
– Вышку.
– Что с ней?
– спросил Пли.
– Кажется, ты удачно, парень, сыграл роль Родиона Раскольникова, прикончил бабушку окончательно, и боюсь, теперь она уже не сможет принять участие в финальных соревнованиях.
И итоге выиграла все равно Алла Два, ибо Плин все же успел тявкнуть на прощанье с мечтой:
– Это Роллс-Ройс.
И так-то бы да, она тоже мечтала, иметь эту машина, как дамы, заработавшие ее непосильным трудом создания запутанных историй, но всё равно это был:
– Ленд Ровер.
– И кататься она пригласила первым именно Диму, на что он сказал приветливо:
– Вот и я дождался своего часа.
Она хотела его предупредить на всякий случай, что:
– На меня, в общем-то, уже, кажется, существует очередь, но тут увидела его разные глаза, и решила:
– Не буду портить ему настроение, так счастливо начавшееся для нас обо-обе-их.
– Не расстраивайся моей разборчивостью, - сказала она Диме, - я прочту тебе свои стихи, - и тут же залезла на стол, и никто ничего ей почти не сказал, так как решили:
– Просто так такие тачки не выигрываются.
И:
Воскресный свет всё менее манит
Бежать ежевечерних откровений,
покуда утомительно шумит
на улицах мой век полувоенный.
Воскресный свет. Все кажется не та,
не та толпа, и тягостны поклоны.
О, время, послужи, как пустота,
Часам, идущим в доме Аполлона.
– Вы устали от волнения, после получения Ленд Ровера, - сказал парень с соседнего стола, - разрешите, я продолжу?
– Нет, то есть, да, сенькью, сенькью вери матч, - и она спрыгнула вниз в лапы, не пропускающего этого случая Димы, несмотря на то, что рядом уже стояли Михаил Маленький и Кот Штрассе.
И он сказал:
А мир живет, как старый тугодум,
и снова что-то страшное бормочет,
покуда мы приравниваем ум
к пределам и деяниям на ощупь.
Как мало на земле я провожу,
все занятый невечными делами,
и полдни зимние столпятся над столами,
как будто я их сызнова зову.
Но что-нибудь останется во мне -
в живущем или мертвом человеке -
и вырвется из мира и извне
расстанется, свободное навеки.
Его снова потащили: