Маргарита и Мастер
Шрифт:
– Лейся песня на просторе,
Не скучай, не плачь жена,
В роковом его просторе
Много бед погребено-о.
– Действительно, что плакать, что не плакать - толку никакого, - подняла бокал Ирина Алферова, и выпив его до дня, не постеснялась:
– Пошла танцевать с Коровьевым, которого как будто не узнала, несмотря на его треснувшее пенсне.
Два пропущенных по недопониманию Медиума. Поставлены здесь в записи:
–
И оказалось, что списками приглашенных занимался не сам Кот, как новый Председатель, а назначенная им временно помощницей СНС.
Вторая запись:
– Почему Мотя здесь сидит, она не писатель и не художник.
– Она представляет большой клан.
– Какой?
– Любопытных и интересующихся.
Медиум - прямой эфир:
– Стоик всё рвался породниться с Рэдисон Славянской, но хмуро улыбающийся Олень всегда успевал первым пригласить его, и дело дошло до того, Стоик перестал ждать особого приглашения и сам бросился навстречу другу с распростертыми объятиями.
– Кто-то еще не напился, а уже вылез на танцплощадку, - сказала Тетя.
– Наоборот, кажется, он уже напился, - сказала СНС.
И парень махнул оркестру, состоящему из Михаила Маленького - гитара, Германна Майора - ударная установка, и Кота на саксофоне, но! Но чтобы его никто не узнал, как бывшего Берлиоза, и нынешнего председателя Союза Писателей, надел маску Марка Бернеса, в принципе здесь присутствующего за 4-м столом вместе с мечтой его детства Верой Шершнёвой, которая тоже была на сцене, и что самое интересное:
– Гитаристом, - Михаилом Маленьким, - как говорил Михаил Пуговкин:
– Режиссером, оказывается, только по совместительству.
– Кто это?
– спросил Пеле.
И пока что никто не смог ему толком разъяснить, так как в фиолетово-серебристом свете софитов не узнали Дядю Ваню Таганрогского.
А он пошел в присядку, и начал:
Ни кола, ни двора - (кроме Таганрога)
Зипун - весь пожиток...
– (если Ан Молчановский устанет от иностранных путешествий с Чеховым).
– Да хватит вам комментировать, - сказала СНС, - пусть, как грится:
– Пляшет.
И Дядя Ваня продолжил, обращаясь прямо к первому столу у бара, который оказался как раз прямо перед ним, а именно к Петру Алейникову и Борису Андрееву:
– Эх, живи - не тужи,
Умрешь - не убыток!
Петр встал, выпил и тоже встал в центр рядом с Таганрогским:
– Богачу-дураку
И с казной не спится,
Бобыль гол, как сокол,
Поет-веселится.
– И тоже пошел в присядку.
Тогда поднялся и Борис Андреев, тоже, сначала выпив, как сказано:
– Шампанского
– Он идет да поет,
Ветер подпевает;
Сторонись богачи!
Беднота гуляет!
Тогда с еще более близкого к танцплощадке стола встала Казачка, и все еще звонким голосом исполнила, как всегда:
– По своему хотенью, по чьему - неизвестно - веленью:
– Рожь стоит по бокам,
Отдает поклоны...
Эх, присвистни, бобыль!
Слушай лес зеленый!
Она тоже вышла из-за стола, и тоже - к удивлению некоторых из партера, прошлась вприсядку, а все они вместе продолжили:
– Уж ты плачь ли, не плачь -
Слез никто не видит,
Оробей, загорюй -
Курица обидит. (И ОМОН обидит.)
Уж ты сыт ли, не сыт - В печаль не вдавайся,
Причешись, распахнись,
Шути-улыбайся!
Поживем да умрем -
Будет голь пригрета...
Разумей, кто умен, -
Песня не допета.
После первого горячего, от которого у всех глаза полезли на лоб:
– Эта была опять та же! котлета дэ-Воляй, несмотря на то, что ради праздника с белыми грибами, - все пошли танцевать.
– Хорошо хоть масла меньше, - констатировала СНС.
– Без масла в курах есть нечего, - сказал Войнич, чем привел иё в глубокую задумчивость:
– Так, что тогда есть, если кур не есть?
И песню - медленную для полезного пищеварения грибов, сливочного масла и употребляемого здесь, как в лучших домах Ландона в самой Америке куриного мяса в виде:
– Только его белого мяса - филе:
– Спел Герман Майор и, хотя все также с ТТ в расстегнутой кобуре, но с лицом Николая Рыбникова:
– Когда на улице Заречной
В домах погашены огни,
Горят мартеновские печи,
И день и ночь горят они.
Я не хочу судьбу иную,
Мне ни на что не променять
Ту заводскую проходную,
Что в люди вывела меня. (Хотя так! мечтал уйти куда подальше моряком дальнего плаванья.)
На свете много улиц разных,
Но не сменяю адрес я.
В моей судьбе ты стала главной,
Как жизнь посмертная моя.
В срежиссированном антракте - пока все пили под:
– Никак не кончающуюся курицу в её сливочно-грибном виде, Кот спел песню лично Михаилу Маленькому, и многие, да почти все, пожалуй, кроме самих исполнителей подумали:
– Не иначе, как Дон Кихот протяжно мяучет перед домом - сараем Дульсинеи Тобосской:
– И парень был, в общем, не робкий,