Мари из Порт-ан-Бессена

Сименон Жорж

— И давно это началось?

— Достаточно…

— А ты его любишь?

Он изобразил улыбку на лице и перешел на покровительственный тон, каким обычно говорят с детьми.

— Большая любовь?.. Вы собираетесь скоро пожениться?.. — День еще не назначен…

У нее начала кружиться голова, и она прикусила губу. Все ее существо трепетало, но она не хотела, чтобы это было заметно, и, собрав все свое хладнокровие, продолжала глядеть на Шателара.

— Но он же не рыбак… Ты, кажется, говорила мне как-то, что выйдешь только за рыбака…

Ему

было тридцать пять лет! Уже зрелый мужчина! Он по привычке хорохорился! Он считал себя умнее и хитрее других! Он владел большим кафе в Шербуре, за Кинотеатром, пароходом, автомашиной, ждавшей его у дверей…

И он находился здесь, чуть раскрасневшийся, не знающий, как расспросить ее о мальчишке! Он усмехнулся. Он говорил фальшивым голосом!

— Ты возьмешь меня шафером?

Она воспользовалась случаем, чтобы покончить с этим.

— Я уже просила вас не «тыкать» мне…

— А он? Он говорит с тобой на «ты»?

Она как отрезала:

— Вас это не касается!

Его лоб покраснел. Он сдержался с усилием, но проворчал:

— Скажи-ка, моя маленькая…

— Я не ваша маленькая…

— Во всяком случае, вы могли бы быть повежливее с клиентами…

— Клиентам нет нужды заниматься делами прислуги…

Доршен поднял глаза, ошеломленно поглядел сначала на него, потом на нее и спросил себя, не собираются ли они броситься друг на друга и сцепиться, как кошка с собакой. Но Мари, проявив благоразумие, направилась к входной двери.

К ней снова вернулся безразличный голос, и она спросила:

— Вам больше ничего не нужно?

Шателар, избегая смотреть на своего компаньона, во взгляде которого он чувствовал иронию, вышел, ворча:

— До завтра!.. Или до другого раза… Я еще не знаю, когда приеду…

— А что мне делать с кабестаном?

Он не ответил, пожал плечами и надел пальто.

Старший Вио стоял изрядно пьяный и возбужденный тем, что все сгрудились вокруг него.

Шателар остановился, просто так, чтобы отомстить кому-то, чтобы хоть кому-то бросить вызов. Он ждал, что рыбацкий капитан сделает необдуманный жест, скажет неосторожное слово. Но поскольку этого не произошло, он посмотрел ему в глаза с такой дерзостью, что все вокруг подумали о назревающей ссоре. Даже Мари, начавшая собирать бутылки на стойку.

Но Вио обмяк. Его тяжелый силуэт закачался. Неясные чувства мелькнули в его зрачках, и он ограничился лишь тем, что робким и стыдливым жестом поднял руку к своему лицу, к фуражке, и это могло сойти за прощальный жест.

Самолюбие Шателара этим оказалось удовлетворено; он пристально, одного за другим, оглядел моряков, как бы желая подчеркнуть свою силу, чтобы им запомнилось поражение Вио. Он чувствовал их напряженность, недовольство, но и нерешительность.

— Всем привет!.. — бросил он, направляясь к двери.

Мари стояла у него на пути. Проходя, Шателар нарочно слегка задел ее бедро, зная, что она не успеет отреагировать, поскольку, мгновение спустя, он уже оказался снаружи и заводил

машину.

Он не дал себе труда закрыть за собой дверь. Стоявший к ней ближе других посетитель с силой захлопнул ее ногой, тоже давая себе разрядку.

Вио цедил сквозь зубы, уставившись в пол:

— …не всегда он будет так хорохориться, как…

Послышался звук мотора, затем скрежет сцепления. Мари с салфеткой в руках была там, среди них, как бы желая их приободрить и заставить вернуться к прерванному на минуту привычному течению жизни.

Рыбацкое судно издало зов из глубины порта, чтобы ему открыли проход. Это шла «Морская Дева», направлявшаяся за моллюсками в район Дьеппа.

О том, что произошло, удавалось узнавать лишь по крохам. Эти приносили одну подробность, те — узнавали другую, но в конце концов история так и осталась полной темных мест, подобно той, которая случилась двумя годами ранее, когда английский угольщик был вынужден подойти к причалам Порта, а к полуночи около него началась драка. В тот-то раз поначалу все было спокойно.

Жандармы пришли и ушли. И только в два часа ночи услышали шум в переулке и нашли Поля, механика с «Эмилии», только что получившего бутылкой по голове.

В этом же случае события произошли менее серьезные, но впечатление они оставили подобно давешним; из-за этого впечатления все случившееся объявили непреодолимым и непредсказуемым; тягостность события усиливалась тем, что в случившемся так и не разобрались, а единственным виновником посчитали роковое стечение обстоятельств.

Все продолжали подшучивать над Вио, и, может быть, перестарались, о нем и так уже слишком много говорили. Но как только ушел Шателар, посетители поспешили обсудить его — так, как им хотелось бы сделать это в его присутствии.

Ну и наговорили же о нем! И считает-то он, что все ему позволено, раз он из Шербура, и «Жанну — то он купил, лишь желая их всех оскорбить, и рассчитывает-то он, коли у него уже была в любовницах девушка из Порта, что может приголубить и других…

Обо всем этом столько наболтали, что в конце концов договорились чуть ли не до того, что старина Жюль умер если и не от беспутства Одиль, то уж по вине Шателара — точно!

Доршен не любил подобной болтовни, он вернулся на борт судна, где и улегся в одиночестве спать.

Могли ли они предугадать, что все ими сказанное причудливым образом перемешивается в сознании Вио?

В течение долгих лет он пил вовсе не больше других, скорее даже меньше.

Никто не мог бы упрекнуть его в этом грехе, напротив! Это был человек, как он сам охотно повторял, делавший то, что умел делать, и всегда готовый прийти на помощь.

— Он достойный человек…

Это было самое точное слово. Он был достоин лучшей участи и не заслуживал все эти падавшие на него несчастья, и с тех пор, как его судно продали, когда он увидел людей на палубе, обновляющих корабль, мысль о злом роке превратилась в его голове в навязчивую идею.