Мари
Шрифт:
— Вполне хороший план, Мари, хотя и не такой, какой принял бы Аллан, если бы он находился в своем уме, — ответила фру, — учитывая, что он очень серьезный человек, хоть и молод годами. Однако, мы попытаемся спасти его, против его воли, из когтей этого вонючего кота Перейры, которого может проклянет сам Бог, и твоего отца, его орудия. Как ты говоришь, хуже не будет в любом случае!..
Такова была хитрость, задуманная Мари с фру Принслоо. Или, должен я сказать, видимость хитрости, так как Мари ничего не сказала о ее действительном замысле, ибо она твердо знала, что буры не покинут это место до тех пор, пока не увидят мою кровь…
Именно в этом… О, именно в этом и заключался истинный смысл
Она не продумывала план во всех деталях, она обезумела от ужаса и у нее просто не оставалось времени. Она только прочувствовала свой образ действий, смутно видя мое освобождение в конце задуманного предприятия. Мари договорилась с фру Принслоо, что та добавит мне снотворного, если я буду плохо засыпать… Затем фру должна спрятать меня в яму для зерна. А тогда Мари скажет бурам, что я уже давно убежал.
Фру ответила, что у нее есть план получше. Он заключался в том, чтобы все, кто любит меня, попытались меня спасти, при необходимости убив или обезоружив Перейру до того, как он застрелит меня… Мари это очень понравилось и фру вышла, чтобы собрать верных мужчин. Однако, вскоре она возвратилась с вытянутым лицом, сообщив, что комендант всех их взял под стражу. Оказалось, что ему, а вернее Перейре, пришло в голову, что Принслоо и Мейеры могут сделать попытку освободить меня. Поэтому, в качестве предусмотрительной меры, их взяли под стражу и отобрали оружие. Комендант, правда, сказал, что это сделано, чтобы они следующим утром поехали в главный лагерь, где большой совет может пожелать допросить их.
Одну уступку, однако, фру получила от коменданта. Ей и моей жене было разрешено посетить меня и принести мне еду.
Так что получилось, что на постороннюю помощь нечего рассчитывать и лишь две женщины и готтентот могли что-либо сделать.
Итак, обе женщины и готтентот приступили к реализации плана. Ханс, правда, предложил усыпить охрану и дать возможность мне и Мари ускользнуть к реке и спрятаться в тростниках. Оттуда, быть может, мы смогли бы убежать в порт Наталь, где живут англичане, которые защитят нас.
Конечно, эта мысль была безнадежной с самого начала. Луна светила ярко, а вельд просматривался далеко вокруг, так что нас наверняка сразу же заметили бы и схватили, что, конечно, означало бы немедленную смерть. Кроме того, стражникам запретили принимать от посторонних любые напитки из боязни отравления. Однако, женщины решили попытаться использовать даже этот план, если появится возможность. В конце концов, это была запасная тетива их лука.
Тем временем они занялись приготовлением. Ханс ушел, но скоро вернулся с запасом снотворного зелья, только достал ли он его у кафров, или же сделал сам, я уже не помню. Во всяком случае, оно было прокипячено в воде и смешано с кофе, который я должен был выпить, а кофе своим вкусом и цветом полностью маскировал его. Фру также приготовила кое-какую еду и дала ее нести Хансу. Сначала, однако, он пошел осмотреть зерновую яму в нескольких шагах от дома Принслоо. Ханс доложил, что яма вполне пригодна, чтобы в ней спрятаться, особенно благодаря высокой траве и кустарнику, разросшемуся у входа.
Затем все трое направились к моему дому, где были остановлены часовыми.
— Хееры, — сказала Мари, — комендант разрешил нам принести пищу моему супругу, находящемуся в этом доме. Умоляю не препятствовать нашему посещению.
— Да, — последовал достаточно вежливый ответ, — у нас есть приказ пропустить к арестованному вас, фру Принслоо и слугу, хотя и не понятно, зачем троим нести пищу
— Фру Принслоо желает задать моему мужу некоторые вопросы о его собственности здесь, а также о том, что делать в его отсутствие, поскольку мне, у которой сердце полно печали, не до таких вещей. Также и готтентот должен получить распоряжения, куда ему доставить лошадь, так что пропустите нас, минхееры.
— Очень хорошо, это не наше дело, фру Квотермейн… Хотя, стойте, я надеюсь, что под вашим длинным пальто нет оружия?
— Обыщите, если вам угодно, минхеер, — ответила она, распахивая пальто, и, после беглого осмотра, стражник кивнул головой и позволил им войти, добавив:
— Помните, что вы должны уйти отсюда до десяти часов. Ночью вам нельзя быть в этом доме, а то маленький англичанин еще проспит утром…
Тогда они вошли внутрь и застали меня пишущим заметки для своей защиты. Я могу сказать, что тогда, кроме пылкого негодования, я ничего не испытывал. И в самом деле, я не ощущал ни малейшего сомнения в том что после рассмотрения моего дела в высшем совете я смогу доказать свою полную невиновность и снять те отвратительные обвинения, которые были выдвинуты против меня. Поэтому, когда Мари только намекнула, что мне следует попытаться бежать, я почти грубо попросил ее больше не затрагивать этот вопрос.
— Бежать! — сердито сказал я. — Да ведь это значило бы, что я признал себя виновным, ибо зачем убегать невинному! Чего только я хочу, так это распутать все это дело и публично разоблачить этого дьявола Перейру!
— Но, Аллан, — сказала Мари, — как ты сможешь все разоблачить, если ты не будешь в живых? Что будет, если тебя первого застрелят?…
Здесь она встала и, посмотрев, плотно ли закрыта ставня в маленьком окне, повернулась и сказала шепотом:
— Ханс подслушал ужасное дело, Аллан… Расскажи об этом баасу, Ханс!
Итак, пока фру Принслоо для отвода глаз разводила огонь в очаге, чтобы подогреть мне еду, Ханс рассказал мне всю историю, как я уже изложил ее выше.
Я выслушал ее со все возрастающим недоверием. Или Ханс был введен в заблуждение, или лгал, последнее более вероятно, ибо я хорошо знал силу воображения моего готтентота. Или, может быть, он был пьян. Да, пожалуй, от него попахивало чем-то спиртным, а его он мог выпивать огромное количество без внешних признаков опьянения.
— Я не могу поверить в это, — сказал я, когда он закончил свой рассказ. — Насчет Перейры, правда, у меня сомнений нет, но неужели Анри Марэ, твой отец, человек добрый и богобоязненный, мог хладнокровно согласиться с убийством мужа своей дочери, хоть и не любит его?
— Мой отец уже не тот, кем он был раньше, Аллан, — сказала Мари. — Иногда я думаю, что он сошел с ума…
— Но он не рассуждает, как безумный, — ответил я. — Однако, давай допустим, что все это правда, что тогда ты хочешь делать?
— Аллан! Я хочу, чтобы ты переоделся в мою одежду и выбрался отсюда в укромное место, которое знают Ханс и фру, оставив меня здесь вместо себя.
— Что ты, Мари? — сказал я. — Тогда тебя могут застрелить вместо меня, если предположить, что они имеют в виду застрелить меня без предупреждения. Кроме того, меня наверняка поймают и убьют, так как у них будет формальное право убить меня за попытку к бегству, да еще переодетым. Это безумный план и у меня есть лучший. Фру Принслоо, идите прямо к коменданту и расскажите ему всю эту историю. Или, если он не захочет ее выслушать, кричите во весь голос, чтобы каждый мог слышать, а потом возвратитесь и расскажите нам результат. В одном я уверен, если вы это сделаете, решение застрелить меня утром будет отменено. Кстати, вы же не обязаны говорить, кто рассказал вам все это…