Марина Цветаева. Моим стихам, написанным так рано…

В мае 1913 года юная и еще мало кому известная Марина Цветаева создала стихотворение-пророчество:

Моим стихам, написанным так рано,Что и не знала я, что я – поэт,Сорвавшимся, как брызги из фонтана,Как искры из ракет,Ворвавшимся, как маленькие черти,В святилище, где сон и фимиам,Моим стихам о юности и смерти– Нечитанным

стихам! —Разбросанным в пыли по магазинам(Где их никто не брал и не берет!),Моим стихам, как драгоценным винам,Настанет свой черед.(Май 1913. Крым, Коктебель)

Стихотворение в двенадцать строк, но состоящее всего из одной фразы! Высказывание, экспрессивность которого, как в музыкальном опусе, в музыкальной пьесе, непрерывно возрастает и интонационно не прерывается на протяжении всего стихотворения. Наконец, – заключительный аккорд, разрешение темы: непреклонная уверенность в том, что ее стихам «свой черед» непременно настанет.

Марина Ивановна Цветаева (1892–1941) – русская поэтесса Серебряного века, прозаик, переводчица, один из крупнейших поэтов XX века

Ко времени, когда писалось это стихотворение, Цветаева выпустила (в 1910–1912 годы) две первых книжки своих стихов. Стихов, во многом еще по-детски наивных, мечтательных, но очень интимно-искренних, подкупающих неподдельностью чувств. Этим стихи юной поэтессы, еще гимназистки, обратили внимание таких видных поэтов и критиков того времени, как Валерий Брюсов, Николай Гумилев, Максимилиан Волошин, Мариэтта Шагинян. Была выражена надежда, что юная поэтесса может вырасти в настоящего, подлинного русского поэта. А Николай Гумилев в своей рецензии подчеркнул, в частности, что юным автором «инстинктивно угаданы все главные законы поэтики». Но он же заметил, что слово «мама» почти не сходит со страниц ее первой поэтической книги. Видимо, духовно юная Марина Цветаева развивалась явно быстрее, чем ее собственное поэтическое слово, еще почти не выходившее из детской.

Однако и как поэт Цветаева развивалась стремительно. Стихотворением «Моим стихам, написанным так рано…», другими стихами 1913 года она вполне оправдала ожидания своих первых доброжелательных критиков. Оправдались и предсказания самого автора стихотворения. «Свой черед» ее стихам настал.

Марина Цветаева прожила жизнь не слишком долгую, но полную драматизма. Еще при жизни изведала она горечь реализации и другой стороны собственного пророчества-предсказания – возможной невостребованности современниками ее творчества, ее «нечитанных стихов», «разбросанных в пыли по магазинам». В 1930-е годы, уже в возрасте за сорок лет, Цветаева в одном из писем заметила об этом стихотворении: «Формула – наперед – всей моей писательской (и человеческой) судьбы».

Были и долгие годы посмертного забвения Цветаевой. Кстати, и само стихотворение «Моим стихам, написанным так рано…», извлеченное из давней рукописи «Юношеских стихов» поэта, превратилось в печатный текст лишь в середине 1950-х годов. Так что судьба и этого стихотворения убедительно воплотила выраженное в нем же предсказание при том, однако, трагическом обстоятельстве, что самого автора, ушедшего из жизни в неполных 49 лет, уже не было в живых.

Но умирают люди, а настоящее искусство не умирает.

В русскую поэзию, в русскую литературу Цветаевой

вписана своя выразительная, новаторская, исполненная высокого драматизма страница. Большой русский поэт XX века Марина Цветаева продолжает жить в своих стихах.

Марина Ивановна Цветаева родилась 26 сентября (8 октября по новому стилю) 1892 года в Москве в семье искусствоведа, профессора Московского университета Ивана Владимировича и его жены Марии Александровны, урожденной Мейн. Родилась и двадцать лет Цветаева прожила в небольшом уютном родительском доме в Трехпрудном переулке.

Тихий Трехпрудный переулок – почти в самом центре Москвы, недалеко от Пушкинской (бывшей Страстной) площади, Тверской улицы и Тверского бульвара, Большой и Малой Бронных улиц. К концу XIX – началу XX века этот уголок Москвы во многом еще сохранил вид традиционного русского «посада», «слободы», городского поселения с одно- двухэтажными, часто еще деревянными (как и цветаевский) домами, палисадами, зелеными двориками. Улицы и переулки здесь прихотливо изгибались, упирались в приходские церквушки; на более широких площадях высились соборы. Спугнутые колокольным звоном, с крестов взлетали сотни грачей и галок.

Родилась Марина в ночь с субботы на воскресенье, на Иоанна Богослова.

В колокольный я, во червонный деньИоанна родилась Богослова.Дом – пряник, а вокруг плетеньИ церковки златоголовые.(«Семь холмов – как семь колоколов…», 8 июля 1916 г., Казанская).

Натура поэтическая и романтическая, Цветаева охотно верила различным приметам, «указующим», предопределяющим символам, «знакам судьбы». Осень, листопад, суббота, полночь, Иоанн Богослов – эти знаки своего рождения она, очевидно, легко восприняла как отчетливый перст судьбы.

И еще примета русской осени – красные грозди созревшей рябины на обнажающихся в пору листопада ветвях.

Красною кистьюРябина зажглась.Падали листья.Я родилась.Спорили сотниКолоколов.День был субботний:Иоанн Богослов.Мне и донынеХочется грызтьЖаркой рябиныГорькую кисть.(«Красною кистью…», 16 августа 1916 г.).

Ярко-красная, жаркая, как бы горящая, пылающая во время перехода от осени к зиме, горькая рябина прочно вошла в образный арсенал поэзии Цветаевой. Она стала у поэта символом рока, судьбы, тоже какой-то переходной и горькой, пылавшей жаром творчества и постоянно угрожавшей холодом отторжения, неприятия, забвения.