Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард
Шрифт:
Но мы же отмечали, что французская кинодива лукавит — деньги у Высоцкого были, причем деньги немалые. Правда, мог быть и другой вариант — советские власти разрешили Высоцкому не выплачивать госпошлину по каким-то высшим соображениям — так, например, произошло тогда же с нашим великим вратарем Владиславом Третьяком. Послушаем его рассказ:
«Желтую двухместную «Тойоту» я получил в 1976 году как приз лучшему игроку на Кубке Канады. Сидел тогда у телевизора, и вдруг объявляют: по решению жюри Третьяку — «Тойота». Представляете? Я чуть с ума не сошел. Ее прислали сюда и сначала обложили пошлиной 8 тысяч рублей. Я сказал, что не смогу. Ведь
Нечто подобное могло случиться и с Высоцким. Однако здесь возникает другой вопрос: за какие такие заслуги? С Третьяком понятно — он был знаменитым игроком, офицером Советской Армии, членом ЦК ВЛКСМ, его любил и ценил сам Брежнев, обожавший хоккей. Но Высоцкий-то был полудиссидентом, за которым к тому же тянулся длинный алкогольный шлейф. У него даже никакого официального звания не было. За что ему могли простить госпошлину на два автомобиля? Может быть, за то, что он прекрасно справлялся с деятельностью агента советского влияния за рубежом, что не могло не быть оценено либералами во власти?
Кстати, с бежевой «БМВ» потом произошла весьма неприятная история. Она окажется среди… угнанных, и Высоцкого обяжут пользоваться только одной — законной. Но наш герой, вновь следуя смыслу своей песни «Охота на волков», что называется, «забьет» на «егерей». Он будет гонять на обеих иномарках, переставляя с них номера. В итоге краденую машину все-таки отследит Интерпол и потребует вернуть ее обратно в Германию. А с Интерполом связываться Высоцкий не станет, что понятно: КГБ хоть и мощная организация, но зачем так открыто подставляться?
Пока Высоцкий рассекает по Москве и окрестностям на двух иномарках, из страны выдворяется его коллега по песенному жанру Александр Галич. Как мы помним, давление властей на него началось еще в конце 1971 года, когда он был исключен из всех творческих Союзов (писательского и кинематографического) и остался практически без работы. После этих событий положение Галича стало катастрофическим. Еще совсем недавно он считался одним из самых преуспевающих авторов в стране, получал приличные деньги через ВААП, которые от души тратил в дорогих ресторанах и заграничных вояжах. Теперь все это в одночасье исчезло. Автоматически прекратились все репетиции, были сняты с репертуара спектакли, заморожено производство начатых фильмов.
Оставшемуся без средств к существованию Галичу приходится пуститься во все тяжкие — он потихоньку распродает свою богатую библиотеку, подрабатывает литературным «негром» (пишет за кого-то сценарии), дает платные домашние концерты (по 3–5 рублей за вход). Но денег — учитывая, что Галичу приходилось кормить не только себя и жену, но и двух мам, а также сына Гришу, который родился в 1967 году от связи с художницей по костюмам Киностудии имени Горького Софьей Войтенко, — все равно не хватало. Все эти передряги, естественно, сказываются на здоровье Галича. В апреле 72-го у него случается третий инфаркт. Так как от литфондовской больницы его отлучили, друзья пристраивают его в какую-то захудалую клинику. Врачи ставят ему инвалидность второй группы, которая обеспечивала его пенсией… в 60 рублей.
Власти не спускали глаз с Галича, причем помогали им это делать… некоторые друзья барда, о которых мы уже говорили в первой главе нашего повествования. Когда в 1974 году за рубежом вышла вторая книга песен Галича под названием «Поколение
Высылка из страны певца четко укладывалась в стратегию кремлевских либералов, которые, влияя на Брежнева, убедили его в том, что опасность для идеологии представляют лишь «радикальные подрывные элементы», в то время как остальные безопасны, а иные из них, как тот же Высоцкий, даже полезны.
На момент высылки Галича Высоцкий вместе с «Таганкой» был на гастролях в Набережных Челнах. И там в один из дней — 1 июля — он подбил своих коллег заехать в Елабугу, причем лично выбил катер у городского начальства, чтобы посетить дом, где в августе 1941 года свела счеты с жизнью поэтесса Марина Цветаева. Как мы помним, Цветаева была женой Сергея Эфрона — сотрудника НКВД, который выполнял секретные задания чекистов в Париже и Берлине. Учитывая, что Цветаева знала о деятельности своего супруга и даже выгораживала его перед французской полицией, можно сказать, что они были агентурной парой — почти такой же, как Владимир Высоцкий и Марина Влади. Не этим ли обстоятельством можно было объяснить и желание нашего героя съездить в Елабугу?
Тем летом Высоцкий как актер был задействован сразу в двух фильмах — «Бегство мистера Мак-Кинли» и «Единственная дорога». Роли у него там небольшие: в «Мак-Кинли» это певец Билл Сигер, в «Дороге» — советский военнопленный Солодов. Обе ленты снимались на «Мосфильме» летом 74-го. Причем в первом фильме был один характерный эпизод, о котором вспоминал режиссер Михаил Швейцер: «Во время съемок «Бегства мистера Мак-Кинли» прибежала Соня (второй режиссер и жена Швейцера Софья Милькина) и сказала: «Сейчас звонили из КГБ и просили отпустить ровно на один час Высоцкого»».
Кстати, наш герой имел шанс в том году сняться еще в одной мосфильмовской картине — комедии Георгия Данелии «Афоня», в роли главного героя сантехника Афони Борщева. Но Данелия предпочел ему Леонида Куравлева. Почему? По словам режиссера, «Остановились на Куравлеве. И не ошиблись! Есть в Куравлеве какой-то секрет. Афоне в его исполнении прощают то, чего никогда бы не простили ни Афоне Ольбрыхского, ни Афоне Высоцкого. А этого мы и добивались. Нам хотелось, чтобы зрители в конце фильма не возненавидели нашего Афоню, а пожалели…».
Натурные съемки «Мак-Кинли» и «Дороги» проходили на Балканах: в Венгрии («Мак-Кинли») и Югославии («Единственная дорога»). Вообще в те годы Высоцкого часто будет тянуть на Балканы. И вообще складывается такое впечатление, что его и пригласили в оба фильма только ради того, чтобы он посетил эти края. Ведь роли у него не только маленькие, но и бессловесные — он только песни поет. Вот и сам Высоцкий говорит об этом же: «Роль у меня (в «Единственной дороге». — Ф. Р.) без слов, без единого слова, но зато с песнями… Роль со смертью, чтобы так дней за пять отсняться, умереть, спеть и закончить. Я под это дело съездил в Югославию…».