Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард

Раззаков Федор Ибатович

Вообще, та поездка отняла у Высоцкого много нервов. Несмотря на то, что внешне все выглядело чинно и благородно — несложные съемки в фильме, отдых на острове, — на самом деле эта поездка почему-то негативно сказалась на самочувствии нашего героя. Как будто он не отдыхать ездил на остров, а ходил там чуть ли не по лезвию ножа. В итоге, когда в начале сентября 1974 года он отправился с «Таганкой» на гастроли в Вильнюс, там у него случился психологический срыв. А предшествовал ему следующий эпизод, датированный 10 сентября.

В тот день актриса Театра на Таганке Алла Демидова должна была выехать из Вильнюса в Москву, чтобы там отсняться в ряде эпизодов фильмов «Бегство мистера Мак-Кинли» (в небольшой роли певца Билла Сигера в нем снимался и Высоцкий, да еще и написал к фильму целых 9 баллад) и «Выбор цели». Но, приехав на вокзал, внезапно обнаружила, что забыла

в гостинице парик. Пришлось сломя голову лететь обратно. Запихнув парик в чемодан, Демидова выскочила на площадь перед гостиницей, но ни одного свободного «такси» там уже не было. А время поджимает, да и дождь хлещет вовсю. В этот миг на своем собственном новеньком «БМВ» к гостинице подруливает Высоцкий. Он только что выступал с концертами сразу в двух учреждениях — ВНИИРИПе и клубе «Заря», в руках у него охапка цветов. Демидова, естественно, к нему: «Подвези, Володя!». А он, такой безотказный до этого, на этот раз отказывает, сославшись на усталость и заверив коллегу, что такси сейчас непременно подъедет. Такси действительно подъехало, но на душе у Демидовой долго оставался муторный осадок.

Высоцкий действительно мог тогда устать после двух концертов. Но может быть и другое: у него в тот вечер могло быть назначено важное свидание, которое он никак не мог пропустить. А сказать Демидовой правду он не мог, потому и сослался на усталость. Встреча же эта ввергла Высоцкого в такую депрессию, что спустя три дня он и сорвался в «пике». Ему даже пришлось лечь в больницу, правда, пробыл он там всего лишь день, после чего попросту сбежал. Бывший при нем почти постоянно его коллега по театру Иван Дыховичный рассказывал следующее:

«Володя сидел в одной комнате гостиничного номера, я — в другой. Он что-то писал, вдруг вскочил, промчался мимо меня на балкон, я физиологически почувствовал, что будет нечто страшное. Еле успел выскочить за ним — он уже стоял по ту сторону балкона. На нем была кожаная куртка — я ухватился за нее, она выскальзывала, и тут он посмотрел мне в глаза. Конечно, я не удержал бы его силой. Я удержал его мольбой — он посмотрел на меня и из чистого человеколюбия ухватился за перила…».

Вполне вероятно, в срывах Высоцкого была виновата Марина Влади. Не случайно Валерий Золотухин в те дни записал в своем дневнике следующие строчки: «А мне сдается, он (Высоцкий. — Ф. Р.) рвать с ней хочет. Что-то про свободу он толковал. Раньше, дескать, она именно давала ее. А теперь вот именно она и забирает ее…».

Впрочем, по версии самой Влади порвать с мужем хотела именно она, а не наоборот. Марина в те дни жаловалась Давиду Карапетяну: «Еще одна такая реклама в журнале — и ни один уважающий себя режиссер не захочет иметь со мной дела (Влади снималась в рекламе, чтобы обеспечить им с Высоцким достойную жизнь. — Ф. Р.). Все. Он меня постоянно предает, причем в самые неподходящие моменты. Я сделала все, что смогла. Пора спасать свою шкуру».

Напомним, все эти события происходят спустя две недели после того, как Высоцкий и Влади вернулись из поездки по Югославии. Внешне — феерической поездки. И вдруг — такие срывы и такие заявления! Здесь явно крылась какая-то тайна, объяснить которую звездная чета никому была не в состоянии. Однако обратим внимание на следующий факт. Вскоре после этих заявлений обоих супругов к ним начинают поступать весьма заманчивые творческие предложения — например, им пообещают выпустить диски сразу на двух звукозаписывающих фирмах — одной советской («Мелодия») и одной французской («Шан дю Монд»), которую тоже можно назвать просоветской, поскольку она была на балансе Французской компартии. Как будто кто-то свыше помогал не развалиться их браку посредством новых заманчивых предложений. Впрочем, не будем забегать вперед и вернемся к событиям октября 74-го.

Видя, в каком самочувствии находится Высоцкий, Любимов принимает решение временно отстранить его от работы в театре; вполне возможно, что кто-то свыше посоветовал режиссеру дать актеру необходимый для него отдых.

Устранившись от работы на сцене, Высоцкий не бросил концертировать — дал несколько выступлений не только в Риге, но даже одно в Москве, где он пробыл несколько дней. После этой поездки певец вернулся другим человеком — заметно повеселевшим. И даже рассказал своим коллегам по театру о том, как этим летом ездил в Югославию на съемки фильма «Единственная дорога». С гордостью сообщил, что приобрел там дорогую обновку для… своей супруги Марины Влади — дубленку.

Однако уже очень скоро

настроение Высоцкого вновь подверглось перемене. Но на этот раз причина была трагическая: 2 октября, на съемках фильма «Они сражались за Родину», внезапно скончался Василий Шукшин. Было ему всего 45 лет. Большинство его коллег восприняли эту кончину как личную трагедию. Говорят, Андрей Тарковский, едва ему об этом сообщили, упал в обморок. А Владимир Высоцкий впервые в жизни… заплакал. Позднее он сам признается в этом: «Я никогда не плакал. Вообще. Даже маленький когда был, у меня слез не было — наверное, не работали железы. Меня даже в театре просили — я играл Достоевского, и режиссер сказал: «Ну, тут, Володь, нужно, чтобы слезы были». И у меня комок в горле, я говорить не могу — а слез нету. Но когда мне сказали, что Вася Шукшин умер, у меня первый раз брызнули слезы из глаз…».

На похороны Шукшина Высоцкий специально примчался из Ленинграда (там теперь гастролировала «Таганка») в Москву, выжимая из своей «бээмвухи» предельную скорость. Гнал так, что протекторы кипели.

Случилась в те дни еще одна смерть, которая отразилась на Высоцком. Речь идет об уходе из жизни министра культуры СССР Екатерины Фурцевой (24 октября). Причем уже тогда в обществе широко обсуждалась версия о том, что смерть эта последовала не от естественных причин, а в результате суицида — якобы министр покончила с собой на почве личных и служебных переживаний. Для нашего героя эта смерть в какой-то мере стала благом, поскольку сдвинула с мертвой точки вопрос выхода в свет его первого диска-гиганта. Дело в том, что на тот момент на его счету было только три пластинки, причем все — миньоны. Как мы помним, в апреле этого года Высоцкий и Влади напели на «Мелодии» два десятка песен под клятвенное обещание руководителей фирмы грамзаписи, что большая часть этих произведений войдет в диск-гигант. Однако затем на пути этого диска возникли трудности — выход его стал торпедироваться. И одной из активных участниц этого процесса была именно Фурцева.

Когда бывший помощник Андропова Георгий Шахназаров (он тогда работал в должности заместителя заведующего Международным отделом ЦК КПСС, а последний, как мы помним, имел непосредственное отношение к международным делам агента влияния Высоцкого) взял на себя хлопоты по «пробиванию» диска-гиганта певца, осадила его, причем достаточно резко, именно Екатерина Алексеевна. Она лично позвонила Шахназарову и спросила. «Зачем вы проталкиваете пластинку Высоцкого?». «Международник» объяснил: дескать, это талантливый человек, надо дать ему дорогу. На что Фурцева изрекла: «Не вмешивайтесь не в свои дела — вылетите!».

В итоге с должности Шахназаров не вылетел, но свои попытки помочь Высоцкому тогда оставил. Вопрос о выходе диска повис в воздухе и висел до тех пор, пока была жива Фурцева. А едва она ушла из жизни, как эта проблема легла на плечи ее преемника — нового министра культуры СССР Петра Демичева. Но о том, как будут развиваться события в этой истории дальше, разговор впереди, а пока еще пару слов о работниках Международного отдела ЦК КПСС.

Вспоминает Р. Косолапов (в 1966–1974 годах — лектор, консультант, руководитель группы консультантов, заместитель заведующего в отделе пропаганды ЦК КПСС, в 1974–1976 годах — первый заместитель главного редактора газеты «Правда»): «В отношении ребят из Международного отдела ЦК КПСС ходили легенды. Даже частушка была такая: «А там все мальчики, румяные и левые. А в глазах у них Тольятти и Торез, и здоровый сексуальный интерес». Левыми назывались тогда, понятное дело, не левые совсем, а правые. И ориентации те проявлялись, конечно, слегка, но зоркий наблюдатель видел это хорошо. Эта тенденция сквозила во многом. Скажем, в стремлении выезжать за рубеж, на Запад по возможности, и в нелюбви к поездкам куда-то в третий мир. Резко сказывалась в отношении к войне во Вьетнаме: «Они хотят поссорить белых людей», — это нас с американцами. Такие суждения имели место. Я помню, я сам дважды ездил во Вьетнам, участвовал в войне. Естественно, был полон уважения к этому, по-настоящему серьезному, какому-то милому народу, трудолюбивому и ласковому в общении. И мне непонятно было это желание от него отмежеваться, которое шло от атмосферы в международных отделах. Не было, конечно, разделения на партии, но тенденции, настроения — протольяттинские, скажем так, в духе известного доклада Хрущева на ХХ съезде, там с поправками, с окультуриванием некоторых моментов, пассажей. Было сочувствие чехословацким событиям. Отдельные личности допускали известный бойкот даже намечавшимся мероприятиям. И сказать о монолитности настроений было очень сложно…».