Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси
Шрифт:
— Прости, святой отец, я постараюсь превозмочь себя, хотя, боюсь, подобное испытание мне не по силам.
— Да, но ты не договорила о своих сомнениях по поводу Астрахани. Ты что-то знаешь об этом городе.
— Совсем немного. Или наоборот — слишком много. Об астраханцах еще при жизни царя Бориса Годунова говорили как о разбойничьем гнезде, о вечных бунтовщиках против Москвы и смутьянах. Государь Дмитрий Иванович называл даже одно имя — Илейка-Муромец, который выдавал себя за царского родственника и просил принять его на
Триста казаков с атаманом Федькой Бодыриным такое воровское и изменное дело затеяли: молву пустили, якобы царица Ирина, быв не праздна, родила сына Петра, а лихие люди подменили того сына (девочкой) Феодосиею, которая в малом времени и скончалася, а будто тот царевич Петр здравствует и у них, воров, терских казаков, пребывает.
И ведомо мне учинилося, что они, воры, двух казаков подговаривали: астраханца Митьку и муромца Илейку. А Митька сказал, что царевичем назваться не может: потому на Москве никогда не бывал, тамошних дел и царских обычаев не знает. А И лейка на то воровское дело согласился…
— И дело кончилось разговорами?
— В том-то и самое большое диво, что нет. У Илейки оказалась жизнь, богатая всяческими приключениями. Она очень занимала моего супруга, и он пересказывал мне ее обстоятельства. Илейка-Муромец плавал на волжских кораблях водоливом. Служил позже в каком-то приказе стрельцом. Воевал против горцев. Умудрился оказаться холопом у некоего боярина. А уж потом сбежал в Астрахань, где непонятным образом сдружился с терскими и донскими казаками. Государь Дмитрий Иванович говорил, что Илейка провел среди них то же самое время, какое ему довелось провести в Москве до моего приезда: зиму 1605–1606 года.
— Но почему все же он обратил на себя внимание государя?
— Дело в том, что за сметливость, редкую удаль, а главное, может быть, на редкость бойкую речь казаки поставили его во главе очень большого отряда своей вольницы и нарекли — да, да, святой отец! — нарекли государевым сыном.
— Народ наивен, но в конечном счете не слишком доверчив. Такой титул, если его можно назвать титулом, следовало заслужить.
— Святой отец, в него поверила не только астраханская голытьба. Его принимала как государя вся Астрахань, а снаряжение Для войска ему дал не кто-нибудь — сам воевода князь стольник Дворостинин!
— Тот, что и сейчас ждет твоего приезда, государыня?
— Он самый. Черный люд стекался к Илейке толпами.
— Он называл себя Илейкой?
— Нет, конечно; так называли его в Москве. Все знали его как царевича Петра Федоровича. Ему предоставили подворье местного архиепископа в астраханском Кремле. Но царевич Петр не задержался в Астрахани и заявил, что отправляется в поход, вверх по Волге, к своему дядюшке, как осмеливался он называть государя Дмитрия Ивановича.
Государь-дядюшка,
— И как решил государь — принять ли или отвергнуть царевича?
— Не знаю, святой отец. Петр царевич не успел добраться до Москвы. Он узнал о гибели государя еще где-то на Волге. Позже рассказывали, что он повернул свое войско назад, а затем отправился на Дон, чтобы соединиться с Иваном Болотниковым.
— Значит, все-таки добрался до Москвы.
— Добрался. Говорят, показал чудеса храбрости, сражаясь против войска царя Василия Шуйского. Но, в конце концов, весь израненный был схвачен боярами.
— И казнен?
— После страшных мучений. Так говорили.
— Отец Николай сказал, что тебя не радует Астрахань, государыня. Не хотел бы тебя огорчать и выбрал бы другой путь, но этот более выгоден, для наших дальнейших планов. Одно могу обещать вашему царскому величеству, вас ждет там достойный прием. Весь город и округа готовятся к этой встрече.
— Ты хочешь сказать, Заруцкий, что твоя государыня оказалась под действием дурных предсказаний. Ты знаешь, пан, я не суеверна.
— Ты не суеверна, государыня, но тем не менее тебя что-то смущает.
— Между прочим судьба царевича Петра.
— Ты смеешься надо мной, государыня! Царевич Петр! Да знаешь ли ты, сколько их здесь, в астраханских степях, разных царевичей?
— Царевичей? Каких царевичей?
— Во всяком случае, они так себя величают. Хочешь, я развеселю тебя, моя государыня. Лешка, зови к государыне пана библиотекаря.
— Ты все еще настаиваешь, чтобы в моем штате находился библиотекарь. Вот если бы у нас установилась спокойная жизнь…
— Государыня, твоя жизнь так удивительна, полна таких событий, что задним числом ее никто не сможет восстановить. У каждой коронованной особы должен быть свой летописец, если их имеют даже польские магнаты.
— Отец такого не имел и смеялся над амбициями князя Острожского.
— Бог с твоим отцом, государыня. У тебя своя жизнь, и на твоей голове царский венец. Ты должна позаботиться не только о себе, но и о своем наследнике и преемнике престола царе Иоанне Дмитриевиче. А, вот и пан библиотекарь! Не будешь ли ты добр рассказать государыне о скольких царевичах в здешних краях тебе пришлось слышать? Ты ведь интересовался и их родственными связями?