Марина
Шрифт:
Итак, я стояла на ступеньках, раздумывая, куда стопы свои направить в поисках хлеба насущного. Перебрала в памяти с десяток адресов и телефонов и должна была с неудовольствием констатировать, что места изобильные находятся довольно-таки далеко. При нынешних тарифах на транспорте мне в лучшем случае удастся доехать в один конец, а обратно придется пешочком. К таким подвигам я не была готова. Самое ближнее -Котькин офис, т.е. не ее, конечно, а Франка Борциана - ее шефа. Заодно узнаю, когда, где и кому переводить.
Солнце сияло в лазурной бездне
Котька меня встретила радостным писком. Раздела, усадила в необъятное кресло в своей комнатушке. Позвонила и попросила принести два кофе. Я даже ахнула: еще совсем недавно готовить, и разносить кофе было прямой Котькиной обязанностью. Растет девочка. Хотя иначе и быть не может. Она очень умная и целеустремленная, эта хрупкая девочка с роскошной гривой вьющихся волос пшеничного цвета.
– Завтра в девять утра за вами приедет машина. Переговоры будут проходить в двух-трех районных администрациях. Количество администраций напрямую зависит от результатов переговоров. Поэтому я смело предполагаю две-три. Меньше их точно не будет: пока наши чиновники начнут понимать, о чем идет речь, и сколько денег можно запросить в качестве взятки, вы успеете пообщаться с двумя-тремя районными администрациями. В общей сложности не менее пяти часов перевода по пятнадцать долларов в час. Нормально?
Еще бы не нормально! И долг соседке отдам, и все счета за телефон оплачу. Еще и на мясо кошкам хватит. Ура!!!
В дверь деликатно стукнули, затем она отворилась и вошла женщина с подносом.
– Ваш кофе, пожалуйста, - тихо сказала она.
– Я могу уже уходить? Мебель переставили,
я все убрала...
Голос у нее был не только тихий, но и какой-то невыразительный, скорее монотонный, словно она очень плохо слышит.
Котька взяла у нее поднос.
– Спасибо, Ира. Конечно, идите. Вы сегодня и так здорово задержались.
Женщина попрощалась и вышла. Я смотрела ей вслед. Свободная фуфайка, из тех, что называют "бобкой", свободная юбка, на ногах детские полусапожки - дутыши. И все какого-то невыразительного цвета, если можно считать цветами оттенки талого снега. Впрочем, наверное, народы Севера, именно так и считают. У нас - жителей европейских равнин уж слишком много красок в жизни и слишком они яркие, чтобы мы обращали внимание еще и на грязно-серые и грязно-коричневые оттенки. На голове у Иры был платочек.
– Кто?
– спросила я, кивнув головой в сторону закрывшейся двери. Очень уж странно смотрелась эта женщина в офисе инофирмы.
– Это наша новая уборщица - экономка, Месяц, кажется, уже работает... Ничего, все довольны... Аккуратная, тихая... Как домовой... Вечером кофе закончился, утром придем -уже новая банка стоит... В общем, наша фея - хранительница... Жена домового...
– Тогда - кикимора, а не фея. Для феи она слишком уж бесцветная, серая какая-то... Мышиная королева.
– Ну, трех голов-то я у нее не наблюдала, а вот видела однажды в городе. Сначала вообще подумала, что обозналась. Такая красотка, что вам сказать! И одета была словно из дорогого бутика - стильно и изысканно.
– Странно, что твоя красотка работает уборщицей. Она могла бы и получше что-нибудь
– Может, и спутала... Она тогда со мной не поздоровалась... А если поговорить о ее бесцветности, то обстоятельства складываются так, что иначе она и не может выглядеть. Насколько мне известно, у нее очень болен ребенок и она должна целыми днями за ним ухаживать, а ночью здесь целый офис убирает... Со временем у нее получается туговато. Некогда особо на себя внимание обращать, тут бы хотя бы выспаться по-человечески! Да и на жалованье уборщицы у Диора одеваться не приходится. Вот и покупает шмотки в секондхенде... А женщина в плохой одежде не может выглядеть феей. Она даже держится иначе, старается не привлекать к себе внимание. Ведь если привлечь к себе внимание, люди сразу же начнут тебя поподробнее разглядывать. И тогда уж точно увидят, что одежда плохая, что лицо бледновато и что вид не очень цветущий. Это я о мужчинах. Женщины оценивают потенциальную соперницу независимо от того, как она одета. Вы, например, так и сделали...
– Котька! Ну, ты даешь!
– я была просто восхищена.
– Как ты в свои восемнадцать умудряешься быть такой умной? Но если ты будешь вот таким образом философствовать со своими воздыхателями, будь уверена, тебя никто из них замуж не возьмет. Побоятся... Это я тебе в качестве назидания от старшей подруги говорю...
– С парнями я о серьезных вещах не разговариваю, они никудышные собеседники. Да что это я вам рассказываю! Вы все и без меня прекрасно знаете.
Зазвонил телефон, Котька взяла трубку и сразу посерьезнела.
– Хорошо... через полчаса... ладно.
Я поняла, что ей пора приступать к своим служебным обязанностям и попрощалась, чмокнув ее в упругую прохладную щечку.
– Пока, Катерина. Завтра увидимся, надеюсь.
Я вышла из офиса в прекрасном настроении. После общения с Котькой всегда все вокруг кажется процентов этак на восемьдесят лучше, чем обычно. И если до встречи с ней я оценивала долю оптимизма в своем мироощущении на три с плюсом, то теперь это было что-то около шести баллов по пятибалльной шкале. В общем, вовсю зашкаливало... Я решила, раз уж так хорошо мне живется, то не грех этим воспользоваться. Например, если я встречу знакомого мужчину, то попытаюсь в него влюбиться. Глупость, конечно, несусветная, но уж больно игривое настроение. Чем черт не шутит, может и влюблюсь...
Почти у самого дома мне попался навстречу Скоропад. Увидев его, я разочаровалась, Влюбляться в Скоропада мне не хотелось. Я терпеть не могу мужчин в формах, начиная со швейцаров перед входом в злачные места, кончая маршалами на кремлевской трибуне во время военных парадов. Когда-то очень давно в одном со мной классе учился один довольно паршивый мальчишка. И учился он плохо, и не ладил особо ни с кем, да и внешне был никакой. Так вот этот мальчишка изо всех сил готовился в военное училище. Класс у нас был, в общем-то, миролюбивый. Мальчики либо спортом, либо математикой занимались, это уж кому что дано. И только один грезил военной карьерой. Много лет спустя я случайно столкнулась с ним в центре города и обомлела. Нет, не стал он красивым, да и умным тоже, судя по нашему короткому разговору. Но уверенности и хамства в нем было в избытке. И тогда я поняла, что с военным училищем он сделал оптимальный выбор. Будучи воплощением серости и безликости, он ничем не мог бы выделиться из серой и безликой толпы. И только его униформа делала его другим, только она могла привлечь к нему внимание, которого он так жаждал. С тех пор я уверена, что в военные, милиционеры и т.п. идут мужики, не способные себя ни в чем проявить, но очень желающие хоть как-то выделиться. Я не утверждаю, что это стопроцентная истина. Истина, как известно, недостижима. Видимо, есть и те, что носит портупею по призванию, но их очень и очень мало.