Мария-Эстелла, или Призраки из прошлого
Шрифт:
— Вашему дяде были нужны подчиненные с разносторонним образованием. А вот скажите — это же вы заставили его говорить? Он же не хотел ничего рассказывать? И у него не было никаких объективных причин это делать, кроме… кроме вас.
— Это теперь будет модно — списывать на меня все, чему нельзя дать объяснение? — слегка улыбнулась она.
— Если предположить, что причина в вас, все становится на свои места. Я же вчера, когда открыл дверь в ваш кабинет, видел, что вы на самом деле этого жирного гада пальцем не тронули.
— А танцевать со мной не боитесь? — она снова улыбнулась, все еще осторожно.
— Я думаю, если вдруг я сделаю что-то не то — вы мне скажете. А если не скажете — Себастьяно меня спасет, — он тоже улыбался. — Вообще-то я хотел вам сказать, что мне плевать, как вы это делаете, но вы просто супер. Теперь я понимаю, почему Себастьяно готов ходить в бой с вами за спиной. Без вас мы бы сегодня этого сморчка не раскололи ни за что.
— Я думаю, у вас есть какие-нибудь свои средства убеждения.
— Но никто из нас не смог бы ими воспользоваться здесь, посреди толпы народа, а вы все устроили тихо и без шума. Вы молодец, с какого боку не посмотри.
Теперь она уже улыбнулась широко и открыто.
— Спасибо, дон Лодовико. Ваше мнение очень лестно для меня, правда. Особенно зная то, что вы мне очень долго не доверяли.
— Еще бы! А вы, похоже, вообще никому не доверяете. Сидите в своем кабинете, как в бастионе, и отстреливаете случайных прохожих. И, как магнитом, притягиваете всяких разных, которым так и хочется вас из этого бастиона вытащить. Начиная от наших ребят и заканчивая уродом Анджерри. Не говоря уже о Себастьяно. Как случилось, что вы сегодня без брони и без оружия?
— Сама не поняла. Случилось.
— Было очень… познавательно увидеть такую сторону вашей натуры. Спасибо за доверие.
— Но я была бы вам очень признательна, если бы это знание осталось при вас и дальше не пошло, — серьезно сказала она.
— Не вопрос. Все имеют право жить, как им хочется.
— Благодарю.
Музыка закончилась, он церемонно ей поклонился, отвел к столу и усадил.
— Я правильно думаю, что обсуждать будем потом, не здесь и не сейчас? — спросил он у Марни.
— Абсолютно правильно, — кивнул тот.
— Ну тогда на сегодня всё, я, как и собирался — пить и спать. Кто-нибудь со мной? Нет? Тогда до завтра, — Лодовико махнул им и отправился в номер.
* 20 *
— Донна Эла, Себастьяно — я тоже вас покидаю, — Карло сунул телефон в карман и поднялся. — До завтра, — он подмигнул им обоим и направился к выходу.
Элоиза подняла глаза на Себастьена. Он смотрел на нее, и она не могла прочитать по его лицу абсолютно ничего. Решилась и спросила:
— Вы не пожалели, что привезли меня сюда?
Он как будто очнулся.
— Я? Пожалел? Да о чем вы, Элоиза, я, может быть, счастлив впервые
— Не откажусь, — просияла она.
И вот третий за сегодняшний вечер мужчина ведет ее в танце. Сколько лет она уже ни с кем никак не танцевала, кроме зеркала? А тут вдруг раз — и полная корзинка кавалеров, да каких!
— Я пытаюсь прочесть ваш взгляд, но не понимаю до конца, — заметил он. — Ведь все хорошо?
— Да, просто замечательно! Я давно не танцевала просто так, не на тренировке, и совсем давно не танцевала с такими замечательными кавалерами. Никогда бы не подумала, что, например, господин Лодовико умеет и любит танцевать.
— Он на самом деле умеет и любит, они у меня вообще способные. И каковы ваши впечатления от танцев с моими друзьями?
— Если что — они ушли, а я осталась.
— Я заметил, спасибо. Мне на самом деле интересно, что вы о них думаете.
— Карло в танце — как карусель. Всё вертится, крутится, переливается и сияет, с ветерком и с куражом. Лодовико — это такая, знаете, скала, он не теряет ног, не сбивается с ритма, и за этой скалой вполне можно переждать небольшой ураган.
— А я?
— А вы… такая странная субстанция, в которой смешались глоток хорошего вина, очень легкий запах парфюма, сияние алмазных граней, невозможная уверенность, неодолимая сила, бархат голоса, две полных ложки искушения и три капли эйфории сверху, — говорила она негромко, как бы неспешно нанизывая на нить цепочку своих ассоциаций. Замолчала, сбилась с ноги, прикрыла рот ладонью, расширенные глаза смотрели прямо на него. — Ничего себе высказалась…
— Сразу видно философа, субстанцией меня еще не называли, — он говорил, а его глаза сияли. — Вам бы не отчёты со справками писать, а стихи, честное слово!
— А почему вы считаете, что я их никогда не писала? — возразила она.
— Хотел бы я послушать или почитать, — серьезно сказал он.
— Я… подумаю об этом, — кивнула она.
— А я ведь напомню, — улыбнулся он и закружил ее. — И просто запомню эту вашу фразу, буду ее вспоминать в тяжелые моменты жизни. Никто и никогда не говорил мне ничего подобного.
— Я рада, что смогла вас удивить, не уверена, что еще когда-нибудь соберусь с духом, — она улыбалась, он снова закружил ее…
Вдруг в глазах потемнело, и она рефлекторно схватилась за него. Остановилась.
— Элоиза? — он тоже остановился, не выпуская, впрочем, ее из рук.
— Голова кружится. Ничего серьезного, со мной так время от времени случается.
— Вернемся за стол? Или уже пойдем отсюда?
— Наверное, пойдем.
— Тоже хорошо.
Наверху он пропустил ее внутрь и запер дверь. Она сбросила сандалии и села в кресло, терла виски пальцами.