Мария Федоровна
Шрифт:
Семья принца Уэльского была потрясена такой глупой бесцеремонностью, и Алике с грустью об этом написала Минни. Естественно, что о сватовстве после этого уже и речи не было. Мария Федоровна знала, что Михаил Михайлович был с детства в своей семье объектом злых насмешек.
Мать, Ольга Федоровна, и братья, особенно Николай и Александр Михайловичи, постоянно издевались над ним, все время высмеивали его медлительность, неуклюжесть; публично обзывали то «колпаком», то «дураком». Мальчик не раз прибегал в расположенный по соседству Мраморный дворец, где со слезами рассказывал тете Сани и ее сыновьям о своих обидах.
Император и Императрица сочувствовали Михаилу, но после скандального случая с принцессой Викторией
Ольга Федоровна вообще не находила себе места. С февраля 1891 года, как только поступило известие о свадьбе, она находилась в состоянии глубокой депрессии. Царь и Царица искренне сочувствовали родителям, но помочь ничем не могли. Вдруг постаревшая и как-то сразу затихшая Великая княгиня Ольга Федоровна по совету врачей в конце марта 1891 года отбыла в Крым, в свое имение Ай-Тодор. Но по дороге она простудилась и 31 марта в Харькове скончалась. Ей не было еще и шестидесяти лет. Кончина наступила так скоро, так внезапно, что некоторые сначала даже не поверили.
Эта смерть сделалась на несколько недель злобой дня в аристократических салонах. Какой трагический финал! Всю сознательную жизнь, не жалея ни времени, ни сил, бороться за видное место «под царским солнцем», беспощадно осуждать всё, что не соответствовало ее представлениям о приличиях, не стесняясь критиковать других и выгораживать своих, требовать к себе уважения чуть ли не как к Царице. Всю жизнь купаться в роскоши и почете, а умереть в каком-то захолустье, чуть ли не в станционной будке, в полном одиночестве. А перед кончиной испытать страшный удар, нанесенный сыном!
Александр III и Мария Федоровна восприняли горестную весть из Харькова как большое несчастье. Они еще на подъезде к Петербургу встретили траурный поезд и проявили к мужу покойной и ее детям трогательное внимание. Особенно участлива была Минни, который было так жалко доброго дядю Мишу. Все дни прощания с усопшей она была рядом с ним и тоже часто плакала.
С Ольгой Федоровной исчезал целый мир — яркий, сложный, резкий, невозвратный — и сколько уходило с ней воспоминаний молодости, всего того, что было дорого и близко Царице. О чем думала Мария Федоровна в те дни начала апреля 1891 года, когда стояла у гроба со слезами на глазах: о Ней, о Себе, о Них?
Но не только матримониальные и погребальные дела заставляли много переживать и страдать. Случались и иные тяжелые испытания. Осенью 1888 года Царская Семья посетила Кавказ. Мария Федоровна впервые оказалась здесь, была поражена красотой и своеобразием этого края. Она была восхищена восторженностью встреч. Таких ярких впечатлений у нее уже давно не было. По окончании поездки Императрица заметила, что отныне «не желает больше ничего видеть».
В середине октября отправились обратно: сначала по морю в Крым, а оттуда в Петербург. Царский поезд тянули два локомотива. Состав включал пятнадцать вагонов и двигался со средней скоростью 65 верст в час. 17 октября был обычный дорожный день. В полдень сели завтракать. В столовой собралась вся Царская Семья и свита — всего 23 человека.
За большим столом сидели Александр III, Мария Федоровна, несколько свитских дам, министр путей сообщения генерал-адъютант К. Н. Посьет (1819–1899), военный министр П. С. Ванновский (1822–1904). За невысокой перегородкой, за отдельным столом, завтракали дети и гофмаршал князь B.C. Оболенский (1847–1891). Трапеза должна была скоро закончиться, так как до Харькова, где ожидалась торжественная встреча, оставалось ехать менее часа. Лакеи, как всегда, обслуживали безукоризненно. В ту минуту, когда уже подавали последнее блюдо, очень любимую Александром III гурьевскую
Потом Мария Федоровна будет бесконечное количество раз с волнением вспоминать тот случай. Она навсегда запомнила, что всё вокруг как-то сразу закачалось, раздался страшный треск, и она очутилась под грудой обломков. В письме, написанном через три недели после происшествия брату Греческому Королю Георгу I, Царица описала свои впечатления: «Все падало и трещало как в Судный день. В последнюю секунду я видела еще Сашу, который находился напротив меня за узким столом и который затем рухнул вниз вместе с обрушившимся столом. В этот момент я инстинктивно закрыла глаза, чтобы в них не попали осколки стекла и всего того, что сыпалось отовсюду… Все грохотало и скрежетало, а потом вдруг воцарилась такая мертвая тишина, как будто в живых никого не осталось».
Смертельный ужас объял ее. Она теперь была лишь жена и мать и в несколько минут, показавшихся вечностью, пережила и перечувствовала столько, сколько хватило бы на иную жизнь. «Это был самый ужасный момент в моей жизни, когда я поняла, что я жива, но что около меня нет никого из моих близких. Ах! Это было очень страшно. Единственно, кого я видела, были военный министр и бедный кондуктор, молящий о помощи!»
Вдруг откуда-то перед ней появилась дочь Ксения. «Она, — вспоминала Императрица, — явилась мне как ангел, явилась с сияющим лицом. Мы бросились друг другу в объятия и заплакали. Тогда с крыши разбитого вагона послышался голос сына Георгия, который кричал мне, что он цел и невредим, точно так же, как брат его Михаил. После них удалось, наконец, Государю и Цесаревичу выкарабкаться. Все мы были покрыты грязью и облиты кровью людей, убитых и раненых возле нас. Во всём этом была видна рука Провидения, нас спасшего».
Маленькую Ольгу спасла нянька, которая, когда стали рушиться стены и потолок, успела вытолкнуть на насыпь железной дороги. Все члены царской семьи оказались живы. Эта радость была омрачена открывшимся им зрелищем. «Но какую скорбь и ужас испытали мы, увидев множество убитых и раненых, наших дорогих и преданных людей. Душераздирающе было слышать крики и стоны и не быть в состоянии помочь им или просто укрыть их от холода, так как у нас самих ничего не осталось!»
Выяснилось, что поезд сошел с рельс и большинство вагонов полностью разрушены. Погибло 23 человека, в том числе и лакей, подававший сливки Государю. Из Царской Семьи серьезно не пострадал никто. У Царя была защемлена нога, у Марии Федоровны была помята левая рука, а у шестилетней княжны Ольги ушиблена спина. Было много раненых из числа прислуги и свиты.
Позднее была образована государственная следственная комиссия, на основании выводов которой принимались надлежащие меры: кого-то уволили в отставку, кого-то повысили в должности. Пересмотрели весь артикул движения Царского поезда. По всей Империи служились молебны, возносилась хвала Господу, спасшему семью Помазанника от смерти. На месте крушения, у местечка Борки, в 43 верстах от Харькова вскоре был заложен храм.
День 17 октября навсегда остался днем памяти, когда неизбежно приходили на ум мысли о случайности всего земного, о непредсказуемости жизни. Через месяц после катастрофы Александр III писал брату Сергею: «Через что Господу угодно было нас провести, через какие испытания, моральные муки, страх, тоску, страшную грусть и, наконец, радость и благодарение Создателю за спасение всех дорогих сердцу, за спасение всего Моего Семейства от мала до велика! Что мы перечувствовали, что мы испытали и как возблагодарили Господа, ты можешь себе представить! Этот день не изгладится никогда из нашей памяти. Он был слишком страшен и слишком чуден, потому что Христос желал доказать всей России, что Он творит еще чудеса и спасает от явной погибели верующих в Него и в Его великую милость».