Мария I. Королева печали
Шрифт:
– Для него это будет полезной переменой, – саркастически заметил доктор Фетерстон, упаковывая книжки в преддверии долгожданного возвращения Марии ко двору. – Ему давно пора вспомнить о своем духовном долге.
Из всего сказанного Мария сделала вывод, что кардинал уехал охотно, учитывая неприязненное отношение к нему Анны Болейн, и теперь его наверняка оставят в покое.
Мария всей душой стремилась снова оказаться рядом с матерью, но вместе с тем немного страшилась возвращения, не желая видеть, как выставляет себя напоказ Анна Болейн. Однако, оказавшись в Гринвиче и упав в объятия королевы, Мария поняла, что именно здесь ее
Король был достаточно нежен с ней, и она возблагодарила Господа, что не стала ссориться с отцом или критиковать его. Она хотела, чтобы все в ее мире было идеально, совсем как тогда, когда родители еще любили друг друга. Сейчас они усиленно изображали полное единение, исключительно ради дочери. Никому из них, похоже, не хотелось говорить о Великом деле. И Мария почти поверила в возвращение нормального порядка вещей.
Но потом она увидела Анну Болейн, разодетую, как королева, в окружении лебезящих придворных. Пытаясь подавить холодную ярость, Мария демонстративно игнорировала Анну, ну а та словно не замечала принцессу, которая, в свою очередь, старалась не обращать внимания на то, что отец ловит каждое слово любовницы и смотрит на нее с вожделением. И хотя все это вызывало тошноту, Мария пыталась внушить себе, что для нее Ведьмы, как она теперь мысленно называла Анну, просто-напросто не существует.
Император направил в Англию нового посла.
– Его зовут мессир Шапюи, и он утверждает, что получил инструкции отстаивать наши интересы, – сказала Марии мать. – Он адвокат из Савойи и великий ученый. Я чувствую, он станет нам настоящим другом.
Когда Шапюи явился засвидетельствовать свое почтение, королева настояла на том, чтобы Мария присутствовала при встрече. С величайшей учтивостью поцеловав ее руку, посол произнес:
– Миледи принцесса, для меня большая честь встретиться с вами. – У Шапюи было чувственное лицо и добрые глаза. Он, конечно, был уже не слишком молод (лет сорока, по прикидкам Марии), но отличался очарованием и крайней любезностью. – Весь христианский мир наслышан о непоколебимости, благочестии, добродетельности и высокой образованности вашего высочества. И насколько мне известно, подданные вашего отца вас боготворят.
– Благодарю, милорд посол, – зардевшись, ответила Мария.
Шапюи с сочувствием посмотрел на нее:
– Я слышал, ваше высочество и королева, ваша мать, переживают нелегкие времена, однако хочу вас заверить, что сделаю все, разумеется в пределах своих скромных возможностей, чтобы помочь вам обеим.
– Премного благодарна, мессир, – с теплотой в голосе отозвалась Мария. – Каждый, кто поддерживает мою мать, является мне другом. Я никогда не признаю другой королевы, кроме нее.
– Смелые слова, миледи принцесса, – похвалил ее посол.
– Вы должны знать, что за мессиром Шапюи следят, – сказала Екатерина. – Он не может навещать меня так свободно, как ему хотелось бы. Увы, король опасается, что я стану подстрекать мессира Шапюи, чтобы тот уговорил императора начать войну. Но я никогда так не поступлю!
Мария была ошарашена. Так вот, значит, до чего все дошло! Кто-то лил яд в уши отца, и она точно знала, кто именно.
– Однако я сделаю все возможное, чтобы доставлять сообщения вашему величеству, – заверил королеву Шапюи.
Когда посол ушел, у Марии сразу отлегло от сердца. Наконец-то рядом с ней появился стойкий и надежный человек, способный отстаивать
Был сочельник. Мария вместе с родителями смотрела, как святочное бревно вносят в главный зал и кладут в очаг, чтобы сжечь за время празднований. Вокруг царило веселье, однако отец был явно не в духе. Анна Болейн уехала на Рождество домой, а папа римский продолжал отмалчиваться.
Мария заметила среди придворных Шапюи. Отвесив легкий поклон, он улыбнулся ей. Во время их редких встреч у нее сразу возникало ощущение защищенности, и теперь она постоянно выискивала посла в толпе придворных.
Внезапно Шапюи возник рядом с ней.
– Позвольте мне стать вашим слугой, – сказал он, протягивая ей блюдо с леденцами. – Сейчас Рождество, и ваше высочество должны веселиться!
Да, в Рождество все переворачивалось с ног на голову: слуги становились хозяевами, правила нарушались, и даже отец вынужден был подчиняться указам Князя беспорядка. Возможно, ей даже разрешат потанцевать с мессиром Шапюи. Вот было бы здорово! Мария с улыбкой взяла леденец.
Но мечты не всегда сбываются. Когда начались танцы, некоторые дамы смело приглашали тех кавалеров, которые им нравились. Марии ужасно хотелось пригласить Шапюи, но, опасаясь показаться дерзкой и тем самым вызвать неудовольствие отца, она осталась сидеть рядом с королевой, несмотря на то что ноги сами просились в пляс.
Глава 5
И вот снова наступила весна. Мария, находившаяся в Бьюли в Эссексе, в одном из самых роскошных отцовских поместий, готовилась к возвращению ко двору. Дворец Бьюли, с эркерными окнами, богато украшенными королевскими покоями и восемью внутренними дворами, был действительно очень красивым. И хотя Марии здесь нравилось, она тяжело переживала разлуку с матерью. Как говорили злые языки, король специально отослал дочь подальше, чтобы наказать королеву за нежелание исполнить его волю. Очевидно, эти сплетни дошли до короля, и он, опасаясь кривотолков, отправил Марию к королеве в Виндзор, а сам, особо не скрываясь, уехал с Анной Болейн на охоту. Королева безмерно радовалась воссоединению с дочерью.
– Мое дорогое дитя! – воскликнула она. – Позвольте мне на вас посмотреть. Вы так быстро растете. Вы так сильно изменились, что вас трудно узнать.
И это было чистой правдой. Марии уже исполнилось четырнадцать. Она по-прежнему оставалась миниатюрной, однако тело ее начало приобретать приятные округлости. Тем не менее постоянное нервное напряжение и переживания насчет туманного будущего оставили свой след: Мария при всей своей миловидности утратила детское очарование и непосредственность.
Мать и дочь провели целый день в королевских покоях в Верхнем дворе, обмениваясь последними новостями. Королеву интересовала учеба дочери, жизнь в Бьюли, а также то, достаточно ли она благочестива. Однако Марии хотелось поговорить о более важных вещах.
– Моя дорогая матушка, я очень переживала за вас, – сказала она, когда они сидели за шитьем вместе с фрейлинами.
– Вам нет нужды за меня волноваться, – отрезала мать. – У меня все прекрасно.
– Но как же так? Ведь его милость мой отец не оставляет попыток от вас отделаться! – выпалила Мария.