Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
Михаил задержал дыхание, считая про себя. Так… Ладно…
— Послушай, почтенный Бран. Мне НУЖНО его увидеть. Сегодня прибыл гонец — Киев взят в осаду погаными. Ждать долее невозможно.
Ещё две золотые монеты легли поверх первой. Секретарь заколебался, но только на секунду. С сожалением отодвинул золото.
— Невозможно, Михаил Всеволодович. Только не сегодня. Король сейчас в Торуни, должно быть. Когда вернётся… Думаю, дня через три. Извини, что огорчил тебя, великий князь.
Михаил сжал зубы. Три дня… Три дня осады! Когда
— Я сообщу тебе, великий князь, — сказал секретарь. — Сразу.
— Да куда ты, раскудрить-тудыть, заноси прямо!
Возле недостроенного камнемёта кипела работа. Потные, распаренные мужики пытались втиснуть массивный каменный блок противовеса на его законное место, трещали ваги и доски, по которым двигали блок.
— Здоров, Елферий! — окликнул воевода, не слезая с коня.
Пожилой долговязый мужик обернулся, утирая пот, подошёл.
— Здрав будь, воевода!
— Я гляжу, трудно тебе. Сам вагой ворочаешь.
— Так не боярин я, Дмитр Ейкович, рук замарать не боюсь. Да и народу маловато.
— Чего молчал? Сказал бы ранее…
— А толку? — мастер махнул рукой. — Всё одно ведь нет у тебя никого путнего, воевода. Все здоровые мужики на стенах. Да и не в здоровье дело — тут порочный мастера нужны, а не абы какой детинушка. Разворотить без ума всё можно…
— Ладно, завёлся. Будет сегодня готово?
— К вечеру беспременно сладим.
— Ну добро. Работайте!
Уже отъезжая, Дмитр услышал треск переламывающегося дерева и отборную ругань. Покачал головой. Вот было же время, и ясно было, что подступят к городу поганые. Что было не собрать заранее машину? Всё второпях…
У Золотых ворот ни ругани, ни криков не было. Рабочие сидели, отдыхали, свесив натруженные руки. Воевода взглядом окинул готовую к бою машину. Массивные дубовые брусья станины прочно опирались на грунт, длинный рычаг грозил небу. На конце рычага свисала на цепях скованная из стальных прутьев корзина. Противовес, составленный из трёх здоровенных жерновов, стянутых вместе стальными полосами, придавал механизму ощущение грозной силы.
— Как дела, Онфим?
Чернобородый, широкоплечий Онфим подошёл неспешно.
— Готово, воевода. Можем в любой момент начать стрельбу.
Дмитр помолчал, подбирая слова.
— Скажи, Онфим… Можно не допустить, чтобы поганые ломали стены каменьями?
Теперь помолчал порочный мастер.
— Смотря сколько пороков они поставят против нас, Дмитр Ейкович. Один, так легко, и два сдюжим. И даже три, ежели постараться. Преимущество у нас, вишь — человек с башни говорит, куда бить, поганым же вслепую придётся…
— А ежели четыре или пять пороков против нашего одного?
Онфим поглядел угрюмо.
— Не в обиду тебе будь сказано, воевода — ты от пятерых крепких ратников в бою отмахнёшься ли?
— Сам же говорил, вслепую…
— А хоть бы и так. Как работать, ежели горшки с огненной смесью один за другим
Княжий терем в новоотстроенном Чернигове был сложен из толстых сосновых брёвен, сиявших свежей древесиной. Из щелей кое-где торчал мох, на стенах застыли капли смолы — слёзы дерева… За столом в просторной, почти пустой горнице сидели двое, и на столе том горела одна свеча в кованом железном подсвечнике.
— Да что же это, Фёдор Олексич? Неужто нет никакой возможности помочь им? Ведь Киев это, мать городов русских!
Губы Ростислава дрожали. Боярин Фёдор смотрел на юношу — да, возмужал за последний год князь молодой Ростислав свет Михайлович…
— Невозможно, Ростислав. Разве токмо на крыльях, или подо льдом плавать научить ратников, подобно рыбам.
Ростислав стукнул кулаком по столу.
— Эх, кабы батюшка полк черниговский из Киева не вывел!
Боярин тяжело вздохнул.
— Боюсь, и тогда мало толку было бы. Вот ежели б ещё и галицкие полки подоспели к нему вкупе, тогда может быть… Пустой разговор, княже.
Ростислав медленно поднял взгляд.
— Неужто никакой надежды, Фёдор Олексич?
Фёдор отрицательно покачал головой.
— Разведка донесла — триста с лишком тысяч ратных у Батыя. Сила страшная.
— А как же тато, он ведь за подмогой поехал?
Боярин отвёл взгляд. Долго, долго смотрел в окно, где сгущались зимние сумерки.
— Просто не может смириться он. А придётся.
— Бей!
Длинный, мосластый человек в ватном халате — по виду вроде как араб или перс — одним ударом кувалды выбил чеку, освобождая силу могучего механизма. Рычаг рванулся с такой силой, что цепи, удерживающие корзину с уложенным снарядом, жалобно взвизгнули. Пузатый трёхведёрный горшок, наполненный горючей смесью, с шелестом улетел вдаль, оставляя за собой дымный след, и канул за стеной Киева, где уже бушевал немалый пожар.
— Заряжай!
Ли Фэнь Чжэнь вовсю размахивал руками, управляя своими людьми. Восемь машин, собранных вчера и выдвинутых ночью на рубеж стрельбы, работали слаженно и чётко, одна за другой посылая зажигательные снаряды за стену. Там, невидимый, притаился мощный урусский камнемёт.
— Берегись!
Оставляя за собой жирный шлейф чёрного дыма, огненный клубок нёсся прямо на машину, возле которой стоял Ли. Удар! Бочонок, наполненный смесью смолы и растительного масла разлетелся вдребезги, окатив деревянный щит огнём. Пронзительно завизжал, катаясь по снегу, рабочий из обслуги.
— Помогите ему! Воду сюда, быстрей!
Бату-хан наблюдал, как китайские рабочие заливают водой огонь, не давая ему сожрать деревянную конструкцию машины. Бату усмехнулся. Да тут кроме китайцев уже кого только нет. В войске джихангира служат народы полумира. И скоро будут служить народы всего мира, вот так.