Мария, княгиня Ростовская
Шрифт:
— Что говорить?
— Ну зачем-то ты услал часового?
Князь Георгий помолчал.
— Нечего мне сказать тебе, Василько. Я всё думаю, думаю сейчас… Нет выхода. Надежда на чудо одна.
Помолчал, собираясь с мыслями.
— Знал бы ты, как охота мне сейчас раскрыть руки, аки крылья, и полететь… Как в детстве снилось, будто летаю я.
Снова замолчал. Василько Константинович почувствовал настоящий озноб.
— Хочу, и не могу. Нельзя мне взлететь, Василько. Грехи к земле тянут. И вниз сигануть
Георгий вздохнул.
— Ладно, пойдём вниз. Подышали малость, и будет…
— Скажи, дядя… — вдруг неожиданно для себя самого спросил Василько. — Кто отравил князя Фёдора?
Князь Георгий медленно поднял глаза.
— Знал я, что спросишь. Не знал токмо, когда. Так вот… Ни сном ни духом не причастен. И кто, не знаю. Никто не признался, хоть спрос суров был. Побожиться, или так поверишь?
Василько пристально вглядывался в глаза великого князя. Да разве поймёшь что в такой темноте?
— Погоди-ка. Что это? — повернул голову князь Георгий.
Василько всмотрелся — на востоке бледно светилось ночное небо, будто кто-то разложил на земле гигантский костёр, озаривший пламенем облака.
— Ну вот, а ты говорил, нет вестей, дядя… Вот и ещё одна весточка от Батыги. Это горит Ярославль.
Первое, что почуял боярин — запах гари. Он принюхался, с силой втягивая воздух — точно, не так давно пожар лютовал, вчера или позавчера.
— Никак, и тут побывали уже гости. Немир, давай вперёд. Погляди, что да как.
Названный витязь, толкнув пятками коня, рысью обошёл маленький караван и исчез впереди, за ветвями деревьев. Некоторое время ехали молча.
Послышались конские шаги, из-за поворота тропы вывернулся Немир. Парень был бледен.
— Что там?
— Там… деревня была… Нехорошо там, Олекса Петрович. А больше сказать нечего. Пока не увидишь, слова пустые.
Боярин в раздумье почесал переносицу. Да, толку от такого селения не добиться. Ни овса, ни сена… А жаль. Припасы подошли к концу. Людям хватит, коням же есть много надо, да не по одному разу в день, иначе конец всему.
— Поганых нет?
Витязь усмехнулся.
— Нету. Станут они сидеть на пепелище. Им свежую кровушку подавай…
— Ладно! — боярин тронул коня. — Поглядим, что там.
По мере продвижения запах гари всё усиливался, и наконец между деревьями показалось то место, где ещё совсем недавно стояла довольно крупная деревня. Именно то место — поскольку самой деревни больше не существовало. Выглядывая из-за ветвей, путники долго вглядывались в мёртвые руины. Обгорелые развалины ещё не подёрнулись белым снежком, но дымков над ними уже было не видать. Похоже-таки, третьего дня пожарище…
И ни звука. Ни единого звука. Страшней, чем на кладбище.
— Поедем отсюда, боярин… — тонко, жалобно произнёс Савватий.
Олекса
— Думаешь, в других местах не то? Все не обойти. Привыкать надобно нам.
Савватий не ответил, только судорожно вздохнул.
Всадники вступили в разорённое селение, как призраки. Деревня была выстроена в две нитки, то есть по обе стороны проезжей дороги, огороды и поля уходили к лесу. Боярин поморщился — открытое место…
Откуда-то вывернулась кошка, глянула на проезжавших дикими глазами.
— Кис-кис… — машинально позвал кошку кто-то из витязей.
Но несчастное животное, похоже, напрочь утратило всякое доверие к людям. Без звука кошка метнулась куда-то в кусты, пропала.
— Слышь, Олекса Петрович… — похоже, молодому воину было невтерпёж молчать, такую жуть навевала мёртвая деревня. — У нас тут один калика перехожий был летом… Помнишь, такой кудлатый, а на самой макушке гуменцо? Из Афона шёл…
— Был такой. — подтвердил боярин, припоминая.
— Так вот он говорил — первейший признак скончания времён, это когда кошки от людей бежать станут. Собаки не то, собака есть раб, и с хозяином до конца пойдёт, хоть и в пекло, а кошка…
Он не договорил. Поперёк дороги валялась окоченевшая голая женщина, с распоротым животом и отрезанными грудями. А рядом на колу поломанной изгороди был насажен грудной младенец. А вон ещё…
Савватий издала сдавленный звук, перегнувшись с седла, сползая наземь. Один из витязей придержал его, не дал упасть. Книжника рвало желчью, буквально выворачивая наизнанку.
— Христом богом молю тебя, Олекса Петрович… Поехали отсель…
— Петрович! Гляди! — прервал книжника Немир.
Из лесу неспешной рысью выезжали всадники, и одного взгляда было достаточно, чтобы определить — это не обозники, шарящие по селениям в поисках зерна и сена. Это настоящая боевая часть, если вообще не нукеры из личного тумена Бату-хана. Вон, на всех без исключения сверкает броня…
— Татары!
— А ну, к лесу! — боярин уже разворачивал коня.
Но и навстречу тоже выезжали всадники, замыкая круг оцепления. Облава. Точно, это облава.
Монголы, заметив противника, подняли радостный вой. Влипли, подумал боярин, выдёргивая из ножен меч. Ох, как глупо влипли…
— Слушать сюда! Живыми не даваться! Дорогу они знать хотят!
— Почему все убиты?
— Они дрались, как бешеные тигры, Дэлгэр! Мы и так потеряли двадцать три человека!
Дэлгэр разглядывал поле боя, по которому бегала русская лошадь, отлягиваясь от ловивших её монголов. Клетки с голубями, свалившись набок, сильно мешали ей.
— Видишь этих птиц? Это были урусские гонцы, ты понимаешь это, Адык? Они шли к коназу Горги, в самое логово. Ты понимаешь, что наделал?