Мария Кюри

Кюри Ева

– Ну да, конечно.

– Или же, – продолжает Пьер, – мы можем рассматривать себя как собственников, как «изобретателей» радия. В таком случае, прежде чем опубликовать то, каким способом ты обрабатывала уранинит, надо запатентовать эту методику и закрепить свои права на промышленную технологию получения радия во всем мире.

Он делает усилие, чтобы вполне объективно уточнить положение. Если, произнося мало ему свойственные слова: «запатентовать» и «закрепить свои права», его голос звучал в тоне едва заметного презрения, то это не вина Пьера.

Несколько секунд Мари раздумывает. Потом говорит:

– Нельзя. Это противно духу науки. Пьер сознательно

настаивает:

– Я тоже так думаю…, но не хочу, чтобы мы приняли это решение легкомысленно. Жизнь у нас тяжелая, и надо опасаться, что она всегда такой и будет. А у нас есть дочь… Возможно, что у нас будут еще дети. Для них, да и для нас патент – это деньги, богатство. Это обеспеченная жизнь в довольстве, отсутствие забот о заработке.

С легким смешком он называет еще одну вещь, от которой ему тяжело отказаться:

– Мы могли бы иметь отличную лабораторию.

Мари смотрит в одну точку. Она обдумывает вопрос о практической выгоде, о материальном вознаграждении… И почти тотчас отвергает его:

– Физики публикуют результаты своих исследований всегда бескорыстно. Если наше открытие будет иметь коммерческое значение, то как раз этим не следовало бы пользоваться. Радий будет служить и для лечения больных людей. И мне кажется невозможным извлекать из этого выгоду.

Мари не пытается убеждать мужа. Она хорошо понимает, что о патенте Пьер заговорил лишь для очистки совести. Полная уверенность, звучавшая в ее словах, выражала чувства их обоих, их непреложное понятие о долге ученого.

В наступившем молчании Пьер, как эхо, повторяет фразу:

– Да. Это было бы противно духу науки.

На душе у него отлегло. И, в порядке разрешения как бы частного вопроса, Пьер добавляет:

– Вечером я напишу американским инженерам и дам им все указания, которые они просят.

«По соглашению со мной, – пишет Мари спустя двадцать лет. – Пьер отказался извлечь материальную выгоду из нашего открытия; мы не взяли никакого патента и, ничего не скрывая, обнародовали результаты наших исследований, а также способы извлечения чистого радия. Более того, всем заинтересованным лицам мы давали требуемые разъяснения. Это пошло на благо производства радия, которое могло свободно развиваться, сна-чала во Франции, потом за границей, поставляя ученым и врачам продукты, в которых они нуждались. Это производство до сего времени использует почти без изменений предложенные нами методы получения радия.

…Общество естественных наук в Буффало прислало мне в знак памяти свое издание, посвященное развитию производства радия в Соединенных Штатах, с приложением фотокопий с писем Пьера, в которых он самым подробным образом ответил на вопросы, заданные ему американскими инженерами в 1902–1903 годах».

* * *

Через четверть часа после этого пятиминутного разговора воскресным утром Пьер и Мари на велосипедах проезжают заставу Шантийи и, нажимая на педали, направляются в Кламарский лес.

Раз и навсегда они предпочли богатству бедность, а вечером усталые возвращаются домой с ветками деревьев и букетами цветов.

Враг

Первой предложила супругам Кюри достойное их положение Швейцария, как это нам известно из письма Женевского университета, а первые почести пришли к ним из Англии.

Франция несколько раз награждала их за научные заслуги. В 1895 году Пьер получил

премию Планте, в 1901 году – премию Лаказа, а Мари три раза награждалась премией Жегне. Но имя их не было связано с отличиями особо высокого ранга до 3 июня 1903 года, когда знаменитый Королевский институт официально пригласил Пьера Кюри сделать доклад о радии. Французский физик отправляется в Лондон на торжественное заседание вместе с женой.

Там их встречает знакомое лицо, светящееся дружбой и благожелательностью, – лорд Кельвин. Великий старец считает их успех вопросом своей чести и так гордится исследованиями Кюри, как гордился бы собственными. Он ведет их осматривать свою лабораторию и на ходу отечески кладет руку на плечо Пьера. Показывает с трогательной радостью сотрудникам подарок из Парижа, настоящий подарок ученому: драгоценную частичку радия в стеклянной ампуле.

Вечером во время доклада Пьера лорд Кельвин сидит рядом с Мари, первой женщиной, присутствующей на заседаниях Королевского института. В зале вся научная Англия: сэр Уильям Крукс, лорд Релей, лорд Эйвбери, сэр Фредерик Брамуэлл, сэр Оливер Лодж, профессор Дьюар, Рей Ланкестер, Айртон, С. П. Томпсон, Армстронг… Неторопливо Пьер на французском языке излагает свойства радия. Затем он просит погасить свет и проводит несколько поразительных опытов: волшебной силой радия разряжает на расстоянии электроскоп; заставляет фосфоресцировать экран, пропитанный раствором сернокислого цинка; действует на фотографические пластинки, завернутые в черную бумагу; доказывает самопроизвольное выделение теплоты чудесным веществом…

Восхищение, царившее на этом вечере, сказалось и на следующем дне. Весь Лондон пожелал увидеть «родителей» радия. «Профессор и мадам Кюри» приглашаются на обеды, на банкеты. Пьер и Мари присутствуют на блестящих приемах, слушают тосты, произносимые в их честь. Пьер, одетый в чуть лоснящийся черный фрак, в котором он ходил на лекции, производит впечатление человека как бы «потустороннего», с трудом осознающего, что все эти поздравления и похвалы относятся к нему. Мари чувствует себя неловко под взглядами множества глаз, направленных на нее, на такое редчайшее существо, на такой феномен, как женщина-физик.

Мари в темном, слегка открытом платье без рукавов, на попорченных кислотами руках никаких украшений, нет даже обручального кольца. А рядом с ней на обнаженных шеях сверкают самые красивые бриллианты Британской империи. Мари с искренним удовольствием разглядывает сверкающие драгоценности и с удивлением замечает, что обычно рассеянный ее супруг тоже уставился глазами на эти ожерелья и бриллиантовые нити…

– Я и не представляла, что существуют такие украшения, – говорит Мари Пьеру вечером, раздеваясь. – Как это красиво!

Физик смеется:

– Представь себе, я за обедом, не зная, чем заняться, придумал себе развлечение: стал вычислять, сколько лабораторий можно выстроить за камни, украшающие шею каждой из присутствующих дам. К концу обеда, когда начался общий разговор, я уже выстроил астрономическое число лабораторий!

Через несколько дней супруги Кюри возвращаются в Париж, в свой сарай. В Лондоне завязались надежные дружеские отношения, наметились возможности сотрудничества. Вскоре Пьер совместно с английским коллегой Дьюаром опубликовывает работу о газах, выделяемых бромистым соединением радия. Англосаксы верны тем, кого они ценят. В ноябре 1903 года Королевское общество в Лондоне известило письмом «месье и мадам Кюри» о том, что в знак своего уважения оно присудило им одну из высших наград – медаль Дэви.