Мария Кюри

Кюри Ева

До конца своих дней она будет окружать неусыпной нежностью своих дочерей, совершенно различных от рождения, ни одной из них не выказывая предпочтения. При всяких обстоятельствах их жизни Ирен и Ева находили в ней защитницу и горячую союзницу. Когда впоследствии Ирен тоже станет матерью, Мари посвятит свои заботы и тревоги обоим поколениям.

Мари - Ирен и Фредерику Жолио-Кюри, 29 декабря 1928 года:

Дорогие дети, шлю вам свои наилучшие пожелания к Новому году - желаю вам доброго здоровья, хорошего настроения, плодотворной работы, желаю вам в этом году чувствовать каждый день удовольствие от жизни, не искать в них приятное потом, когда они уже пройдут, и не рассчитывать на приятное только в будущем. Чем больше стареешь,

тем сильнее чувствуешь, что умение наслаждаться настоящим - драгоценная способность.

Я думаю о вашей маленькой Элен и шлю ей мои пожелания счастья. Так трогательно наблюдать за развитием крошечного существа, которое с безграничным доверием ждет от вас всего лучшего и твердо верит, что вы можете его избавить от любого страдания. Настанет день, когда она узнает, что ваша власть не простирается так далеко, а как бы хотелось иметь такую власть ради своих детей! Надо по крайней мере приложить все усилия, чтобы дать малышам здоровье, мирное, ясное детство в атмосфере любви, среди которой их чудесное доверие продлится как можно дольше.

Мари - дочерям, 3 сентября 1929 года:

...Я часто думаю о предстоящем мне годе работы. Думаю и о каждой из вас, о вашей нежности ко мне, о тех радостях и попечениях, какими вы награждаете меня. Вы - мое настоящее богатство, и я прошу у жизни оставить мне еще несколько хороших лет совместного существования с вами.

* * *

То ли после изнурительных лет войны с наступлением мира улучшилось ее здоровье и наступил покой старости, но мадам Кюри становится умиротворенной. Тиски траура и болезни разжались, время притупило страдания...

Мари - Броне, 1 августа 1921 года:

...Я столько страдала в своей жизни, что дошла до предела: только настоящая катастрофа еще могла бы на меня подействовать. Я научилась смирению и стараюсь найти хоть какие-то маленькие радости в серых буднях.

Скажи себе, что ты можешь строить дома, сажать деревья, цветы, любоваться их ростом и ни о чем не думать. Жить осталось недолго, зачем же нам еще мучить себя?

Ирен и Ева выросли рядом с женщиной, боровшейся с горем, а теперь находят в ней новую подругу, постаревшую лицом, но помолодевшую душой и телом. Ирен, неутомимая спортсменка, подстрекает мать следовать ее примеру, совершает с ней долгие прогулки пешком, берет ее с собой кататься на коньках, ездить верхом и даже понемногу ходить на лыжах.

Летом Мари приезжает к дочерям в Бретань. В Ларкуесте, восхитительном крае, не наводненном пошлой толпой, три подруги проводят отпуск.

Население этой деревушки, расположенной на берегу Ла-Манша, возле города Пемполь, состоит исключительно из моряков, земледельцев и... профессоров Сорбонны. "Открытие" Ларкуесты в 1895 году историком Шарлем Сеньобосом и биологом Луи Лапиком получило в университетских кругах значение открытия Америки Христофором Колумбом. Мадам Кюри, явившаяся с опозданием в эту колонию ученых, которую один остроумный журналист окрестил: "Форт Наука", сперва ютилась в доме у местного жителя, затем сняла дачу, а потом ее купила. На возвышенном песчаном побережье, над безмятежным морем, усеянным бесчисленными большими и маленькими островами, которые не дают морским валам набегать прямо на берег, Мари выбрала место наиболее безлюдное, наиболее защищенное от ветров. Она любит такие дома-маяки. Все летние дачи, какие она снимала, да и те, какие она впоследствии строила сама, похожи друг на друга: на большом участке - скромный домик. Неудобно расположенные комнаты, запущенные, бедно обставленные, а вид из окон превосходный.

Редкие прохожие, которых Мари встречает по утрам, - сгорбленные старухи, медлительные крестьяне, улыбающиеся дети - все звучно приветствуют: "Добрый день, мадам Кю-ю-юри!" - по бретонски растягивая гласный звук. Мари не избегает этих встреч и с улыбкой отвечает в тон: "Добрый день, мадам Ле Гофф... Добрый день, месье Кентэн" - или просто: "Добрый день", если к стыду своему, не

узнает приветствующего. Деревенские жители вполне сознательно обращаются к ней с простыми, спокойными приветствиями, как равные к равной, без назойливости или любопытства, а выражающими только дружбу. Не радий, не тот факт, что "о ней пишут в газетах", снискали ей такое уважение. Ее сочли достойной женщиной лишь после двух или трех летних сезонов, когда бретонки, прячущие волосы под белыми остроконечными чепцами, признали в ней свою, крестьянку.

Дом мадам Кюри ничем не отличается от десятка других. Центром же колонии, великосветским дворцом в Ларкуесте считается низкая хижина, доверху увитая диким виноградом, пассифлорой, вьющейся фуксией. Хижина эта зовется по бретонски: "Taschen-Vihan" - "Маленький виноградник". При нем на склоне разбит садик, где яркие цветы, посажанные без всяких затей, растут на длинных клумбах. Дверь домика всегда растворена настежь, кроме дней, когда дует восточный ветер. Здесь живет юный чародей семидесяти лет Шарль Сеньобос, профессор истории в Сорбонне. Это очень маленький, очень подвижной старичок, чуть горбатый, одетый в неизменный костюм из белой фланели в черную полоску, залатанный и пожелтелый. Местные жители зовут его месье Сеньо, а друзья - Капитаном. Словами не выразить того восторженного поклонения, каким он окружен, а тем более не объяснить, какими чертами своего характера он заслужил всеобщее обожание и нежность.

По извилистой и крутой тропинке Мари спускается к "Винограднику". Человек пятнадцать приверженцев уже сидят и расхаживают перед домом в ожидании поездки на острова. Появление мадам Кюри не вызывает никаких эмоций у собравшихся, напоминающих группу эмигрантов или цыганский табор. Шарль Сеньобос, посматривая своими чудесными, но скрытыми за очками близорукими глазами, приветствует Мари любезно ворчливой фразой: "А! Вот и мадам Кюри! Здравствуйте!" - "Здравствуйте!" - раздается эхом еще несколько приветствий, и Мари присоединяется к кругу людей, сидящих на земле.

На Мари выгоревшая полотняная шляпа, старая юбка и не знающая износа матросская блуза из черного мольтона; такую блузу, одного покроя для мужчин и женщин, для ученых и рыбаков, мастерит за несколько франков деревенская портниха Элиза Лефф. Мари носит сандалии на босу ногу. Свой мешок, раздувшийся от впихнутых в него купального костюма и халата, она кладет перед собой на траву, где валяется еще пятнадцать точно таких же мешков.

Вот была бы находка для репортера, если бы он неожиданно нагрянул в этот мирный кружок! Тут гляди в оба, чтобы буквально не наступить на какого-нибудь академика, лениво растянувшегося на земле, или не задеть какую-нибудь "Нобелевскую премию". Учености здесь хоть отбавляй. Вы хотите поговорить о физике? Вот Жан Перрен, Мари Кюри, Андре Дебьерн, Виктор Оже. О математике, об интегралах? Обратитесь к Эмилю Борелю, задрапированному в купальный халат, как римский император в тогу. О биологии? Астрофизике? Вам ответят Луи Лапик, Шарль Морен. А что касается чародея Шарля Сеньобоса, то полчища ребят этой колонии с ужасом заверят вас, что "он знает всю историю".

Но удивительнее всего то, что в этом университетском обществе никогда не говорят о физике, истории, биологии или математике, что здесь нет места для почтения, для иерархии и даже для условностей. Здесь человечество не делится на жрецов и учеников науки, на старых и молодых. В нем личности разделены на четыре категории: "филистеры" - не посвященные, посторонние, случайно забредшие в клан, и от них стараются как можно скорее отделаться; "слоны" - друзья, мало приспособленные к жизни на море, их терпят, осыпая насмешками; затем идут ларкуестийцы, достойные звания "моряков"; наконец, сверхморяки, специалисты по течениям в бухте, виртуозы кроля и весла, прозванные "крокодилами". Мадам Кюри никогда не входила в число "филистеров", но и не сумела добиться звания "крокодила". Она стала "моряком" после короткого стажа в "слонах".