Мария Кюри

Кюри Ева

– Да... конечно!
– ответила миссис Мелони с некоторым замешательством.
– Раз вы так хотите, то мы займемся этими формальностями на следующей неделе.

– Не на следующей неделе, не завтра, а сегодня вечером. Дарственный акт войдет в силу немедленно, а я могу умереть через несколько часов.

Юрист, с большим трудом найденный в такой поздний час, составил вместе с Мари новый текст. Она тут же его подписывает.

* * *

Филадельфия. Почетные звания. Докторские степени. Обмен подарками между мадам Кюри и высшими представителями как науки, так и промышленности. Директор одного завода преподносит ученой пятьдесят миллиграммов мезотория.

Члены

знаменитого Американского философского общества награждают ее медалью Джона Скотта. В знак благодарности Мари дарит обществу исторический кварцевый пьезометр, которым она пользовалась в первые годы своих исследований.

Она посетила радиевый завод в Питтсбурге, где был выделен пресловутый грамм.

В университете получение еще одной степени доктора! Мари опять надевает свою профессорскую, очень идущую к ней мантию и носит ее вполне непринужденно, но отказывается покрыть свои седеющие волосы квадратной шапочкой - Мари находит ее ужасной и обвиняет в том, что она не "держится" на голове. Среди толпы студентов и профессоров в черных жестких квадратных шапочках она стоит с непокрытой головой, держа свою шапочку в руке. Самой умелой кокетке не додуматься до такого ловкого хода!

Она собирается с духом, чтобы не упасть в обморок во время церемонии, принимает цветы, слушает речи, гимны... Но на следующее утро разносится зловещий слух: мадам Кюри чувствует себя слишком слабой, чтобы продолжить путешествие. Она отказывается от поездки по городам Запада, и намеченные там приемы отменяются.

Американские журналисты, в порыве сознания своей вины, сейчас же начинают обвинять свою страну в том, что пожилую и слабую женщину подвергли непосильным испытаниям. Их статьи очаровательны своей непринужденностью и живописностью.

"ЧРЕЗМЕРНОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО!" - так заявляет одна газета громадными буквами. "Американские женщины доказали свое высокое умственное развитие, придя на помощь этой ученой. Но злые критики могут нас упрекнуть в том, что мы заставили мадам Кюри заплатить своим здоровьем за подарок ради удовлетворения нашего самолюбия". Другая газета заявляет просто: "Любой директор цирка или мюзик-холла заплатил бы мадам Кюри дороже, чем стоит грамм радия, за труд, вдвое меньший".

Мари играла со своими поклонниками в открытую игру, и они выиграли первый тур. Теперь устроители ее путешествия применяют все уловки, чтобы оградить ее покой. Мадам Кюри усвоила привычку сходить с поездов с противоположной стороны и пробираться по шпалам, чтобы избежать восторженной толпы, которая ждет ее на перроне.

Объявлено о ее прибытии в Буффало! Она сходит на предыдущей станции "Ниагарский водопад". Ей хочется спокойно посмотреть на знаменитые каскады. Короткая передышка! Комитет по организации ее приема в Буффало не отказывается от желания видеть у себя Мари Кюри. Автомобили мчатся в "Ниагарский водопад" и захватывают беглянку.

Ирен и Ева, первоначально только члены ее свиты, становятся тем, что на театральном языке называется "дублерши". Ирен, одетая в университетское одеяние, заменяя мать, принимает почетные степени доктора. Серьезные организаторы, обращаясь к Еве (шестнадцатилетней девочке), произносят речи, заготовленные для мадам Кюри, говорят ей о ее "превосходных работах", о ее "долгой трудовой жизни" и ждут от нее подобающего ответа! В тех городах, где комитетские дамы спорят, кому из них принадлежит честь поместить у себя Мари, семейство Кюри расчленяют, отдавая Ирен и Еву, как заложниц, самым настойчивым хозяевам.

Когда девочки не представляют свою слишком знаменитую мать, им предлагают развлечения, соответствующие их возрасту: игру в теннис, катание на

лодке, изысканный воскресный отдых на Лонг-Айленде, купание в Мичигане, вечерние представления в театре, веселые ночные забавы на Кони-Айленде...

Но самые упоительные дни приходятся на путешествие по Западу. Миссис Мелони, хотя и отказалась от мысли провезти мадам Кюри по всей Америке, все же решила показать ей самое удивительное чудо своей страны - Большой каньон в Колорадо. Мари слишком устала, чтобы горячо выказывать свое удовольствие, зато дочери ее в восторге. Все занимает их: три дня в поезде до Санта-Фе через пески Техаса; завтраки и обеды на маленьких, пустынных станциях под испепеляющим солнцем; гостиница "Большой каньон", островок комфорта на краю этой необычайной расселины в земной коре - пропасти в сто километров длиной и пятнадцать шириной: при первом взгляде на нее делается страшно и замирает голос...

Ирен и Ева на крепких индейских мулах едут по краю бездны и смотрят вниз на окаменевший хаос из гор, скал, песков, который окрашен в разнообразные цвета - от фиолетового до красного, от оранжевого до охристого, прорезанные красивыми тенями. Девочки не выдерживают и по горной тропе спускаются на мулах до дна пропасти, где несет песок и ил и ворочает камнями еще юная, неистовая река Колорадо.

Остались только наиболее значительные, неизбежные торжества, но и их хватило бы, чтобы измотать самого выносливого силача! 28 мая в Нью-Йорке Мари вручают диплом доктора - honoris causa - Колумбийского университета. В Чикаго ей присваивают звание почетного члена местного университета, она получает еще несколько почетных званий и присутствует на трех приемах. На первом широкая лента, протянутая в качестве барьера, отделяет мадам Кюри и ее дочерей от толпы, которая проходит перед ними.

На втором приеме, где пели "Марсельезу", Польский национальный гимн и "Звездный флаг", Мари почти скрылась за целой горой цветов, положенных к ее ногам поклонниками. Последний прием по своей бурности превзошел все остальные: он был устроен в польском квартале города Чикаго и лишь для польской публики. Здешние польские эмигранты чествовали не только ученую, она была символом их далекого отечества. Мужчины и женщины со слезами на глазах пытались целовать у Мари руки, старались дотронуться до ее платья...

17 июня мадам Кюри должна была вторично признаться в своем бессилии и прервать поездку. Угрожающее падение кровяного давления встревожило врачей; Мари делает передышку и вновь находит силы съездить еще в Бостон, в Нью-Хейвен, посетить колледжи Уэлсли, Йейла, Гарвуда, Симонса, Радклифа. А 28 июня она садится на "Олимпик", где ее каюта завалена кучами телеграмм и заставлена корзинами цветов.

На газетных столбцах ее имя готово смениться именем другой "звезды", прибывшей из Франции. Боксер Жорж Карпантье, уже завоевавший себе известную репутацию, только что прибыл в Соединенные Штаты, и репортеры приходят в отчаяние из-за того, что не могут вырвать у мадам Кюри предсказания о результате матча Карпантье с Демпси.

* * *

Мари крайне устала, но в конечном счете очень довольна. Она радостно пишет в своих письмах, что "получила небольшую контрибуцию с Америки в пользу Франции и Польши", приводит сочувственные фразы по поводу двух ее отечеств, сказанные президентом Гардингом и вице-президентом Кулиджем. Но при всей ее скромности для Мари ясно, что она лично имела огромный успех в Соединенных Штатах, что она завоевала миллионы американских сердец, а также искреннюю привязанность всех тех, кто с ней встречался близко. Миссис Мелони так и останется до последнего часа Мари самым преданным, самым нежным ее другом.