Мария
Шрифт:
–Поскольку сегодня день забоя скота, а отец встал рано, чтобы идти на пастбища, я занимался нормированием негров, что является хлопотным делом; но сейчас я не занят. Моя мать очень хочет тебя видеть; я собираюсь сообщить ей о твоем приезде. Кто знает, удастся ли нам уговорить девочек выйти, ведь они с каждым днем становятся все более замкнутыми.
–Чото! крикнул он, и вскоре показался полуголый маленький чернокожий человечек, симпатичный султанчик и сухая, покрытая шрамами рука.
–Возьмите эту лошадь к каноэ и почистите для меня щавелевого жеребенка.
И, повернувшись ко мне, заметив мою лошадь, добавил:
–Карриза с ретинто!
–Как
– спросил я.
–Они такие грубые, такие грубые! Он годится только для того, чтобы присматривать за лошадьми.
Вскоре начали подавать обед, а я осталась с доньей Андреа, матерью Эмигдио, которая почти оставила свой платок без бахромы, и четверть часа мы беседовали наедине.
Эмигдио пошел надеть белую куртку, чтобы сесть за стол; но сначала он представил нам чернокожую женщину, украшенную пастузской накидкой с платком, на одной из рук которой висело красиво вышитое полотенце.
В качестве столовой нам служил обеденный зал, обстановка которого сводилась к старым диванам из воловьей кожи, нескольким алтарным картинам с изображением святых из Кито, развешанным высоко на не очень белых стенах, и двум небольшим столикам, украшенным чашами с фруктами и гипсовыми попугаями.
По правде говоря, ничего выдающегося в обеде не было, но мать и сестры Эмигдио, как известно, знали, как его организовать. Суп из тортильи, приправленный свежей зеленью из сада, жареные строганины, измельченное мясо и пончики из кукурузной муки, превосходный местный шоколад, каменный сыр, молочный хлеб и вода, подаваемая в больших старых серебряных кувшинах, не оставляли желать лучшего.
Когда мы обедали, я мельком увидела одну из девушек, заглядывающую в полуоткрытую дверь; ее милое личико, освещенное черными, как чамбы, глазами, наводило на мысль, что то, что она скрывает, очень гармонично сочетается с тем, что она показывает.
Я попрощался с госпожой Андреа в одиннадцать часов, потому что мы решили пойти посмотреть на дона Игнасио в паддоках, где он выступал на родео, и воспользоваться поездкой, чтобы искупаться в Амайме.
Эмигдио снял с себя куртку и заменил ее нитяной руаной, снял сапоги с носками и надел поношенные эспадрильи, застегнул белые колготки из волосатой козьей кожи, надел большую суазовую шапку с белым перкалевым чехлом и сел на жеребенка, предварительно завязав ему глаза платком. Когда жеребенок свернулся в клубок и спрятал хвост между ног, всадник крикнул ему: "Ты идешь со своей хитростью!" – и тут же нанес два звонких удара ламантином из пальмирана, который держал в руках. И вот, после двух или трех корковок, которые не смогли даже сдвинуть господина в его чоконтановом седле, я сел на лошадь, и мы отправились в путь.
Когда мы подъехали к месту проведения родео, удаленному от дома более чем на пол-лиги, мой спутник, воспользовавшись первой же очевидной ровной площадкой, чтобы повернуть и почесать лошадь, вступил со мной в беседу по перетягиванию каната. Он выложил все, что знал о матримониальных притязаниях Карлоса, с которым возобновил дружбу после их новой встречи в Кауке.
–Что скажете?
– спросил он в конце концов.
Я лукаво уклонился от ответа, и он продолжил:
–А что толку отрицать? Чарльз – парень работящий: как только он убедится, что не сможет стать плантатором, если не отложит перчатки и зонтик, он должен добиться успеха. Он все еще смеется надо мной за то, что я натягиваю лассо, делаю забор и жарю мулов; но он должен делать то же самое или разориться.
–Нет.
–Вы думаете, он не ходит на реку купаться, когда солнце сильное, и что если ему не дадут оседлать лошадь, то он не поедет; все это потому, что он не хочет загорать и пачкать руки? Что касается остального, то он джентльмен, это точно: не прошло и восьми дней, как он вытащил меня из затруднительного положения, одолжив двести патаконов, которые мне нужны были для покупки телок. Он знает, что не бросает на ветер; но это то, что называется служить во времени. Что касается его женитьбы… Я скажу вам одну вещь, если вы предложите не обжечься.
–Скажи, парень, скажи, что ты хочешь.
–В вашем доме, кажется, живут с большим тоном; и мне кажется, что к одной из этих маленьких девочек, воспитанных среди сажи, как в сказках, нужно относиться как к блаженному существу.
Он рассмеялся и продолжил:
–Я так говорю, потому что у этого дона Херонимо, отца Карлоса, раковин больше, чем у сьете-куэрос, и он жесткий, как перец чили. Мой отец не может с ним видеться, так как он втянул его в земельный спор и не знаю, во что еще. В день, когда он его находит, ночью мы должны намазать его мазью из йерба моры и натереть агуардиенте с маламбо.
Мы прибыли на место проведения родео. В центре загона, в тени дерева гуасимо, в пыли, поднимаемой движущимися быками, я обнаружил дона Игнасио, который подошел ко мне, чтобы поприветствовать. Он ехал на розовой и грубой четвертичной лошади, запряженной черепаховой сбруей, блеск и обветшание которой свидетельствовали о его достоинствах. Скудная фигура богатого хозяина была украшена следующим образом: потертые львиные папахи с верхом, серебряные шпоры с пряжками, неглаженая куртка из сукна и белая руана, пересыпанная крахмалом; все это венчала огромная шляпа "джипиджапа", которую называют, когда хозяин скачет галопом: Под ее сенью большой нос и маленькие голубые глаза дона Игнасио играли в ту же игру, что и в голове чучела палетона – гранаты, которые он носит вместо зрачков, и длинный клюв.
Я рассказал дону Игнасио то, что говорил мне отец о скоте, который они должны были откормить вместе.
–Он ответил: "Все в порядке, – сказал он, – видно, что телки не могут быть лучше: они все похожи на башни. Не хотите ли зайти и повеселиться?
Эмигдио с интересом наблюдал за работой ковбоев в загоне.
–Ah tuso!
– закричал он; -остерегайтесь ослабить пиалу! К хвосту! К хвосту!
Я извинился перед доном Игнасио, поблагодарив его при этом; он продолжал:
–Ничего, ничего; боготанос боятся солнца и свирепых быков; вот почему мальчиков портят в тамошних школах. Не дайте мне соврать, этот милый мальчик, сын дона Чомо: в семь часов утра я встретил его на дороге, закутанного в шарф, так что виден был только один глаз, и с зонтиком! .... Вы, насколько я могу судить, даже не пользуетесь такими вещами.
В этот момент ковбой с раскаленным клеймом в руке кричал, прикладывая его к лопаткам нескольких быков, лежащих и привязанных в загоне: "Еще… еще"..... За каждым таким криком следовало мычание, и дон Игнасио перочинным ножом делал еще одну зарубку на палке гуасимо, служившей плетью.
Поскольку подъем скота мог быть опасен, дон Игнасио, получив мое прощание, перебрался в безопасное место, зайдя в соседний загон.
Выбранное Эмигдио место на реке было наилучшим для того, чтобы насладиться купанием, которое предлагают воды Амайме летом, особенно в то время, когда мы достигли ее берегов.