Марийкино детство
Шрифт:
Потом вышла к столу какая-то нянька и начала рассказывать, что ей уже три года и четыре месяца не платят жалованья. Она плакала и требовала, чтобы за неё заступилась советская власть.
После няньки взяла слово Анна Ивановна.
Она сказала, что все горничные, кухарки и няньки должны вступить в свой профсоюз.
– Товарищи женщины, – закончила Анна Ивановна, – но вы и сами не плошайте, не будьте покорными и забитыми, энергично отстаивайте свои права. Помните, что рабоче-крестьянская революция победила,
С собрания Поля возвращалась вместе с Максимовной и двумя незнакомыми кухарками. Всю дорогу они говорили о том, что теперь всё пойдёт по-другому, что все прислуги запишутся в свой союз и будут требовать от хозяек юбки и фартуки.
Был уже час ночи. Никогда ещё Марийка не возвращалась домой так поздно. Вот и дом Сутницкого. Старый дворник отворил им калнтку, громыхая ключами. У доктора во всех окнах темно. Кухонная дверь на замке. Поля тихонько постучалась. Прошла минута, другая, третья – никто не подходил. Поля вздохнула и снова осторожно постучала. Марийка топталась рядом. Она захныкала, наткнувшись в темноте на мусорное ведро. Ей хотелось спать. Наконец им отворила дверь злая, растрёпанная Катерина, которая стояла на пороге в одной рубашке.
– Шляются… спать не дают!… – пробормотала она со злостью.
На кухонном столе возвышалась груда грязных тарелок. Поля молча покрыла тарелки полотенцем, погасила свет и начала раздеваться. Марийка уже прикорнула возле стенки.
«НЕДЕЛЯ БЕДНОТЫ»
В кухне было темно и жарко. В плите потрескивала тлеющая солома.
Марийка только что пришла со двора. Она разделась, повесила сушиться на верёвку мокрые варежки и взяла с полки кусок лепёшки. Сухая, пережаренная лепёшка так хрустела у неё на зубах, что казалось – этот хруст может разбудить мать.
Потом Марийка подбросила в плиту охапку соломы. Пламя вспыхнуло и на секунду осветило кусок выбеленной стенки и большого чёрного таракана на ней.
Достав из шкафчика книгу, Марийка присела у раскрытой, дверцы. Чтобы различить мелкие буквы, она должна была придвинуться так близко к огню, что он едва не обжигал её щёки.
«Зима была суровая, – читала Марийка. – Саре часто приходилось ходить с поручениями в плохой одежде и рваных башмаках…»
«Совсем как мне», – подумала Марийка.
«…Бывали и такие дни, когда туман непроницаемой стеной окутывал весь город и фонари горели с утра до ночи; тогда Лондон напоминал Саре тот день, когда она несколько лет назад, прижавшись к отцу, ехала в пансион мисс Минчин…»
В кухню кто-то вошёл, зацепившись за половик.
– Тьфу, чёрт! – сказал из темноты голос Катерины. – Поля, вставай. Во дворе обыск. Сейчас к нам придут. Григорий Иванович велели вещи прятать.
– Чего? Какой
– «Неделя бедноты». У буржуев золото и другие лишние драгоценности забирают. Идём скорее, наша-то на стенку от страха лезет, боится за свой каракуль…
Марийка бросила книгу и побежала вслед за матерью.
Столовую тускло освещала коптилка.
Елена Матвеевна и доктор вынимали из буфета серебро, заворачивали его в салфетки и чулки. Из раскрытых дверей детской слышался плач Лоры.
– Мама, мне страшно, зажги огонь!…
– Марийка, сходи к Лоре, разве ты не слышишь, что она плачет! – прикрикнула Елена Матвеевна.
Марийка вошла в тёмную детскую. Протянув руки вперёд и зажмурив глаза, она ощупью стала пробираться к Лориной кровати.
– Кто здесь? – спросила Лора.
– Это я, Марийка.
– Поди сюда, мне страшно.
Прижавшись друг к другу, девочки сидели на кровати. Марийка поджала ноги под себя – ей казалось, что на полу что-то шевелится и шуршит.
– Лора, ты слышишь, как на полу кто-то копошится? Кто бы это был?
– Не знаю. А вдруг кто-нибудь забрался сюда в темноте? Ну нет, это, наверно, кот.
Сквозь незатворенные двери было видно, как в соседней комнате Поля и Катерина связывали бельё в узлы и передвигали зачем-то буфет. Огромные тени шевелились на стенках. Доктор вошёл в столовую из передней и сказал:
– Сейчас будут здесь. Они уже у Сутницкого. Забрали все драгоценности и персидский ковёр.
– О господи, что с нами будет? – заплакала Елена Матвеевна. – Куда же мне спрятать каракулевый сак?
Доктор наклонился и что-то зашептал ей на ухо.
– Куда? – переспросила Елена Матвеевна, не расслышав.
Доктор опять зашептал ей на ухо.
– Верно, верно, – сказала Елена Матвеевна! и вдруг крикнула громко: – Марийка, поди-ка сюда!
Марийка спрыгнула с Лориной кровати и подошла к дверям.
– Слушай, девочка, – сказал доктор очень тихо, – ты должна раздеться, лечь в постель и притвориться, что спишь. Поняла?
– А зачем?
– Нужно…
Докторша вынула из шкафа свой сак и понесла его на кухню. Доктор шёл впереди, освещая дорогу коптилкой «Юпитер», которая была сделана из железной трубочки. Над трубочкой колыхалось четыре язычка пламени.
Елена Матвеевна прошла за занавеску и положила свой сак под слежавшийся тощий тюфячок. Марийка быстро разделась и легла в постель, Она слышала, как у дверей позвонили. Кто-то отворил, и в переднюю, топая сапогами, вошло несколько человек. Все они прошли в столовую.
«Сейчас придут сюда», – подумала Марийка и, просунув руку под тоненький тюфячок, пощупала, там ли каракулевый сак. Он лежал на месте. Марийка провела рукой по мелким завиткам шелковистого меха. Прошло минут десять, а в кухню никто не приходил.