Марк Бернес в воспоминаниях современников
Шрифт:
Это очень трудно объяснить — почему именно кино? Но еще раньше, когда я, бывало, смотрел киноленты с участием Комарова, Гардина, Барнета, Фогеля и других {29} , я ловил себя на сумасшедшей мечте самому появиться серой тенью на белом полотне экрана.
Но я считал, что у меня все пути в кино отрезаны: я был невзрачный, щуплый юноша с огромным количеством веснушек на физиономии. И когда к нам в театр приходил человек с кинофабрики в экстравагантном костюме и вербовал актеров для съемок, я уходил в сторону и сердце мое сжималось до боли. За всю мою жизнь у меня не было
Через несколько лет, году в 1936-м, я уже играл в Театре революции [4] . Здесь я познакомился с драматургом Николаем Погодиным. Он в это время начинал работать над киносценарием «Человек с ружьем».
Эта встреча с Погодиным явилась для меня решающим этапом во всей моей творческой жизни. Погодин предложил мне помочь ему подбирать материал и для этого поработать в Музее Ленина. Я с радостью согласился на это предложение. Ежедневно по несколько часов я просиживал в музее над историческими документами… Я сделал сотни выписок, которые могли пригодиться драматургу. Эта работа продолжалась несколько недель. И сейчас, через десять лет, когда я вспоминаю о ней, я испытываю чувство огромной благодарности судьбе, приведшей меня в тишь музейных кабинетов, где открылись мне величайшие события эпохи… [5]
4
Театр Революции — ныне Московский театр имени Вл. Маяковского.
5
Эта фраза помогает определить датировку текста, написанного в послевоенный период (1946–1948 гг.).
Сценарий Погодина ставил кинорежиссер Сергей Юткевич. Естественно, что я познакомился и с ним. Я рассказал ему о своей мечте стать артистом кино. Юткевич посмотрел меня в спектакле и предложил работу в его мастерской. Я переезжаю в Ленинград.
Мастерская была основана на содружестве молодых людей: режиссеров, актеров, художников и сценаристов. Режиссер и педагог Сергей Юткевич сумел создать в своей мастерской необычайно животворную творческую атмосферу.
У Юткевича есть какое-то особое качество — огромное доверие к актеру. Он умеет разглядеть и выявить то, что у актера лежит лишь скрыто, умеет передать актеру те ощущения, которые помогают начать жить создаваемым тобой образом. Одновременно он пристально приглядывается к каждому самостоятельному движению актера и всегда вовремя подхватит все, что представляет хоть малейшую художественную ценность.
После съемок в фильме «Шахтеры», которые были для меня первым освоением непривычной кинотехнологии, началась работа по картине «Человек с ружьем». Случилось так, что для меня в этом фильме не было приметной роли. Сергей Юткевич предложил мне сыграть эпизод: я должен был изобразить солдата, одного из пятисот, участвующих в митинге перед Смольным. Единственное мое отличие от 499-ти состояло в том, что мне было поручено сказать две небольшие фразы. Ищу выхода из этого крайне трудного положения. Долгими часами обдумываю, что можно сделать для того, чтобы мой эпизод стал ярким и запоминающимся. А кругом идет невероятное состязание: все актеры, участвующие в фильме, с огромным рвением работают над своими ролями… Каждому в такой картине хочется «блеснуть».
Ищу выхода — мне ясно, что нужно снять серую шинель и сделать, хотя бы внешне, яркий
Начинаю подбирать костюм, грим. Все готово. Подхожу к зеркалу: чего-то не хватает. Часами всматриваюсь в себя перед зеркалом, ищу этого нехватающего штриха. Не нахожу. Не получается. Все валится из рук, между тем как дни съемок приближаются.
И вдруг вспоминаю: тот паренек был белобрысым. Рано утром прибегаю на киностудию, надеваю парик: плохо. Крашу волосы в белый цвет, снова надеваю костюм, смотрю в зеркало: получилось! Посветлели глаза, появились острота и великолепное озорство во взгляде.
Ассистенты и гримеры иронизируют надо мной, говорят: сниматься будет 20 минут, а волосы отрастают 6–7 месяцев…
Через день — съемка. Она продолжалась, действительно, 25 съемочных минут. Еще через день Юткевич сказал мне, что он видел материал на экране и решил увеличить мой эпизод. На мой вопрос, как он это сделает, он ответил, что точно он еще не знает, но, возможно, что где-нибудь «на фоне» я протащу пулемет или пронесу патронный ящик. Я был счастлив. Это считалось огромным достижением.
Во время этой беседы у меня возникла мысль: в фильме два основных героя: Шадрин и Чибисов. Командир, бывший путиловский рабочий Чибисов, вводит Шадрина в революцию. Я предлагаю Юткевичу: почему бы такому деятельному командиру, как Чибисов, который ездит на броневике, облечен большими полномочиями, не иметь своего адъютанта?
Режиссер улыбается актерской хитрости, задумывается и… соглашается — он утверждает меня адъютантом к Чибисову. Я выигрываю «битву за роль»: Чибисов с начала и до конца фильма на экране. Раз Чибисов на экране, значит, и его адъютант на экране.
Роль разрастается. Осаждаю автора сценария. Он пишет отдельные фразы для моего незаконнорожденного героя. Работаю день и ночь: походка, смех, говор, характер. Замечаю, что и режиссер увлечен.
Съемка на натуре. Случайно из реквизита беру пустую гармошку, она великолепно монтируется с моей внешностью. Юткевич смотрит на меня понимающим взглядом и сразу говорит: «Если успеете найти интересную и неизбитую песню того времени, возможно, использую…»
Встречаюсь с питерцами, мне наигрывают, напевают всевозможные песни того времени, но ни одна из них не нравится Юткевичу.
Потеряв всякую надежду, я бреду как-то ночью по набережной и встречаю сорежиссера фильма П. Н. Арманда. Он тоже грустен: у него день рождения, а семья в отъезде. Павел Николаевич говорит, что мог бы мне помочь, а я берусь ему помочь провести день рождения. Неизвестно, как это вышло, но Павел Николаевич сел за рояль, начал наигрывать какую-то мелодию и на бумажке записывать слова. К рассвету этот человек, не будучи ни профессиональным композитором, ни поэтом, сочинил слова и музыку песни «Тучи над городом встали». Тут же на рассвете мы позвонили Юткевичу по телефону и пропели ему новую песню в трубку. Песня была утверждена и вошла в фильм {30} .