Марка из Анголы

Николаев Лев Николаевич

Аркашка остановился у ограды. Он вспомнил, как собирал здесь листья, вспомнил и художественную самодеятельность в пионерском лагере, Красную Пресню, дядю Митю...

«А что, если рассказать ребятам всю правду, как в ОЧИСе,— решил он, но задумался.— Простят ли они меня? Наверно, простят, потому что в ОЧИСе всегда прощали... Вообще, нужно

говорить правду»,— продолжал думать он и в эту минуту, может быть, решил для себя навсегда, что теперь будет говорить только правду.

Потом он вытащил из кармана картонку с марками, взглянул еще раз на блестящие квадратики, скрытые под целлофаном, и далеко зашвырнул ее за прутья ограды.

Как и условились, они встретились у школы. Аркашка пошел в свой класс, а дядя Митя направился в кабинет к директору.

Уроки в этот день тянулись ужасно долго, а когда прозвенел последний звонок, Аркашка опрометью бросился в раздевалку. Наскоро набросив на плечи куртку, он устремился к двери, чтобы позвонить дяде Мите. Так они договорились. Но когда Аркашка уже взялся за ручку и хотел толкнуть ее от себя, услышал свою фамилию.

— Сазонов! — по вестибюлю шла старшая пионервожатая школы Рита.

Ее остренькие каблучки так и звенели по каменному полу.

— Куда это ты так торопишься? А ну-ка вернись! Убежать захотел?

— Ничего я не захотел,— растерянно ответил ничего не понимающий Аркашка.

— Как не захотел? Я в класс, а его уже след простыл... Сейчас же зайди в пионерскую комнату.

— Зачем?

— Зайди, тебя просят,— сказала со значением Рита.— Там поговорим.

Когда Аркашка вошел в пионерскую, он увидел Герку и еще нескольких ребят из старших классов, которых часто видел в школе, но не знал.

— Ну? — строго начала Рита, садясь за свой небольшой столик.— Признавайтесь, голубчики, кто из вас это сделал?

Аркашка пожал плечами и переспросил:

— Что сделал?

— Уж будто бы и не знаете...— как-то зло улыбнулась вожатая, что никак не шло к ее приветливому, доброму лицу, наполовину обрамленному золотистыми кудряшками.

— Вот полюбуйтесь еще раз,— показала она рукой на стенгазету, стоящую сейчас здесь, в пионерской комнате, на стульях.

Взглянув на плотные листочки ватмана, прикрепленные кнопками к деревянной рамке, Аркашка понял, в чем дело. Он и раньше много раз видел школьную газету «За знания», она действительно была интересной и выпускалась довольно необычно. Заметки в ней были сменные. Пройдет, скажем, в школе мероприятие, например пионерский сбор, экскурсия или сбор металлолома, об этом сразу же появляется в газете заметка. И прикрепляется эта заметка к доске кнопками взамен какой-нибудь старой, рассказывающей о том, что уже давно было.

Карикатуры и рисунки в газете тоже сменные.

Доска, на которую вешаются заметки, карикатуры и рисунки, красочная. Справа нарисован пионер с горном, слева — значок и галстук, а на самом верху выведенное большими буквами название «За знания».

Но сейчас газета, которая стояла в пионерской комнате, была испорчена.

В ее заглавии предлог «За» был жирно соединен черными чернилами, а может быть, даже и тушью, со словом «знания». К тому же была и исправлена буква «я» на «е» и получалось «Зазнание».

— Ну? Узнаете свою работу? — строго продолжала Рита.— Дожили! И покритиковать уже стало нельзя... Их критикуют... а они нет, чтобы исправиться,— раз! Вот вам! Газету испортили! — И Рита резко рассекла ладонью воздух.

— Это не мы,— выдавил Герка.

— Подожди! — быстро оборвала его Рита.— Ты за себя отвечай. Может быть, и не ты, но вот Сазонов-то молчит.

— Да они это сделали,— пропел дискантом чей-то голос.— Кому же еще? До карикатуры на них никто газету не портил. А вот как их нарисовали, так они и решили отомстить.

Аркашка только сейчас разглядел нижний рисунок в газете. На нем были изображены какие-то два молодца с огромными кулаками, один из которых наносил другому удар в самый нос.

«Это, наверно, я»,— подумал Аркашка и прочитал надпись: «Ученики Сазонов и Листовский перед началом урока подрались».

— Я тоже это не делал,— пожал он плечами.

— А кто же тогда это сделал? — не унимался все тот же дискант.

— Не знаю.

— А честное пионерское можешь дать?

— Могу... Но только не буду...

— Ну вот, значит, это ты и сделал,— отозвался с края стола какой-то парень.

— И ничего это не значит! — вскипел Аркашка.— Ничего!

Он снова в секунду вспомнил листья, пионерский лагерь, кляссер и ту злополучную картонку с марками, которую зашвырнул сегодня за ограду, и еще горше разобиделся:

— Эх, вы! Вы даже и не знаете, что я сегодня дал себе слово...

Выйдя из школы, Аркашка очень удивился, увидев на улице дядю Митю.

— Ты что здесь? — подошел он к нему.— Мы же договорились, что я тебе буду звонить.

— А я так... Думаю, погуляю здесь, тебя подожду, а потом вместе домой пойдем.

— А куда домой?

— Да куда хочешь,— ответил дядя Митя.— Завтра воскресенье. Хочешь, пойдем к вам, а хочешь, поедем ко мне.

— Поедем к тебе.

До метро они шли молча. Молча проехали несколько остановок, а когда поднялись наверх, Аркашка не удержался:

— Ну, что тебе говорил директор?

— Плохо говорил,— не задумываясь, отозвался дядя Митя.— Да и что он мог говорить, если ты и сам знаешь, что нехорошо кулаками своему товарищу силу доказывать.

Аркашка насторожился:

— Он мне не товарищ.

— Как не товарищ? — спокойно рассуждал дядя Митя.— Ты же с ним вместе учишься, в одном классе.

— Ну и что?

— А потом ты же сам виноват,— продолжал он, как бы не слыша Аркашкиного вопроса.— Первым же заварил кашу, и первым начал всю эту историю...

И тогда Аркашка подумал, что дядя Митя прав. Ведь если бы он тогда не сказал, что у него есть марка Анголы, ничего б не было. Не крикнул бы потом Герка перед всем классом, что Аркашка наврал, а значит, не случилось бы и драки, да и дядю Митю не пришлось бы просить приезжать в школу.