Марки королевы Виктории
Шрифт:
Положив альбом на подоконник, раскрыл его на первой странице. К бумажному листу с едва заметным сетчатым узором были прикреплены шесть идентичных, простых на вид, черных марок.
– Черные номиналом в пенни? – спросила Кэти.
– Коли вы так говорите, значит, действительно кое-что знаете о марках. Вот эта принадлежала моему отцу, а эту он подарил мне на день рождения, когда мне исполнилось одиннадцать. Я до сих пор помню тот торжественный для меня момент, когда стал полноправным обладателем своей собственной черной марки номиналом в пенни…
– Это своего рода культовый предмет, не так ли? – спросила
– Совершенно верно. Потому что они были первые. Их в общей сложности напечатали семьдесят миллионов в течение 1840-го и в начале 1841 годов, когда цвет изменили на красный, но большинство из них затерялись или были уничтожены. Прошло довольно много времени, прежде чем люди додумались до того, что марки можно коллекционировать.
– Но разве одной не достаточно? – спросила Кэти. – Зачем вам больше, если все они одинаковые?
– А затем, что он помешанный, – сердито сказала Хелен. – Помешался на марках, и ничего не может с собой поделать.
Он энергично замотал головой:
– То-то и оно, что они не одинаковые. Металлические пластины с выгравированным на них рисунком, с которых печатались марки, имели-таки некоторые отличия. К примеру, вот эта марка напечатана с пластины номер шесть, а эта – с пластины один-А. – Тоби Фицпатрик с каждой минутой становился все более оживленным и говорливым, четче формулировал свои мысли.
– Тем не менее все они считаются черными марками номиналом в пенни?
– Да. И это предоставляет дополнительную возможность для специализации. Вы можете посвятить себя коллекционированию всех вариантов и типов одной марки или группы марок.
– И после этого некоторые люди еще позволяют себе утверждать, что выращивать цветы – скучно, – сказала Хелен. Она попыталась пошутить, но неудачно – из-за напряжения, сквозившего в ее голосе.
Тоби перевернул несколько плотных страничек альбома, продемонстрировав Кэти три листа с марками, имевшими аналогичный с предыдущими знаками почтовой оплаты дизайн и номинал, но глубокого красно-коричневого цвета. Все марки выглядели абсолютно одинаково, за исключением почтового штемпеля.
– Вот красненькие за пенни, использовавшиеся между 1858 и 1879 годами. Их найти куда легче.
– И сколько у вас таких марок?
– Сто пятьдесят штук. – Он вынул из кармана увеличительное стекло и протянул Кэти. – Вот, взгляните на орнамент в правой стороне марки.
Она взглянула и даже ухитрилась рассмотреть крохотные цифры 1, 7 и 1, вплетенные в завитки орнамента.
– Пластина сто семьдесят один. Как я уже говорил, все они отличаются друг от друга.
– Тут у вас пропуск, – сказала Кэти, указав на пустое место между марками на первом листе с красненькими.
– Да, мне удалось раздобыть оттиски со всех пластин, кроме семьдесят седьмого номера.
– Это раритет, не так ли?
– Еще какой! Где я только не пытался их разыскать, все марочные толкучки обошел, да все без толку. Шансов случайно наткнуться на экземпляр, который разыскивает множество коллекционеров, очень мало.
– Эти марки, наверное, дорогие?
– О да. Большинство из тех, что здесь представлены, стоят по каталогу от нескольких пенсов до нескольких фунтов. Существует возможность приобрести все оптом на каком-нибудь аукционе за пару сотен фунтов. Но экземпляр с печатной матрицы
– Ого!
– Насколько я помню, Сэмми Старлинг издал точно такой же возглас, когда я ему об этом сообщил.
– Значит, это его впечатлило?
– Несомненно.
– Все-таки расскажи нашей гостье эту историю до конца, дорогой, – нетерпеливо сказала Хелен.
– Извини… Итак, прослушав мою лекцию, Старлинг ушел домой, а где-то через неделю позвонил снова. Сказал, что хочет кое-что показать. Это был совершенно новый альбом, с хрустящими, так сказать, страницами. Пустыми, подумал я поначалу. Но потом он раскрыл его, и я увидел на первом листе, в самом его центре, одну-единственную красную марку номиналом в пенни. Я решил, что он таким образом положил начало своей коллекции. Поехал в Фарнем в магазин, где продаются коллекционные монеты и марки, купил там себе симпатичный альбомчик и приобрел свою первую марку – красненькую за пенни, которая обошлась ему пенсов в пятьдесят. Я сказал: «Хорошая марка, Сэмми, и штемпель ясно отпечатался. Какой у нее номер печатной матрицы?» Он промолчал. Тогда я достал лупу и взглянул на номер. Это был оттиск с пластины номер семьдесят семь.
– Я тогда подумала, что его хватит удар, – сказала Хелен. – Я как раз вошла в этот момент в комнату и увидела Тоби. Он стоял там с выпученными глазами, вперив взгляд в пустоту. Казалось, он только что узрел самого Господа Бога.
– Да, тогда я действительно испытал нечто вроде шока, – подтвердил Фицпатрик.
– Между прочим, это было проявлением жестокости со стороны Сэмми, – сказала Хелен, повернувшись к Кэти. – То, как он все это преподнес. Он повел себя по отношению к Тоби как самый последний школьный пижон и задавака. Ведь Тоби коллекционировал эти красненькие за пенни на протяжении многих лет, и собрал все – за исключением той, владеть которой никогда не надеялся. А Сэмми просто-напросто пошел и купил эту марку, стоившую много дороже всех тех, что Тоби и его отец собрали за пятьдесят лет. По-моему, это очень жестоко.
– Не думаю, чтобы он стремился добиться подобного эффекта, Хелен. Тебе обидно, вот ты и возводишь на него напраслину. Но на мой взгляд, все дело в том, что он по сравнению со мной относится в смысле ресурсов к совершенно другой весовой категории коллекционеров. Кстати, тогда-то он мне и признался, что давно уже коллекционирует марки. Что же касается этой красненькой – то он просто пошутил. Уж такое у него чувство юмора.
– Пошутил или нет, но после этого коллекционирование марок на некоторое время лишилось в твоих глазах своего блистательного ореола, не так ли, дорогой?
Тоби повесил голову.
– Да, отчасти. – Он встретился с Кэти взглядом и добавил: – Между прочим, он подарил мне эту марку.
– Оттиск с пластины семьдесят семь?
Фицпатрик согласно кивнул.
– Он просто протянул мне этот альбом и сказал: «Теперь она ваша». А я был настолько изумлен и обескуражен всем происшедшим, что не нашелся что сказать в ответ. По его признанию, у него другая сфера интересов и он сделал это только для того, чтобы полюбоваться на выражение моего лица. По его словам, дело того стоило.