Маркиза де Ганж
Шрифт:
— Говорят, она прехорошенькая, — произнес второй.
— Еще бы! — отозвался главарь.— Иначе герцог не платил бы так щедро за наши услуги. И все равно, — продолжал бандит, — это падшая женщина. В Авиньоне с ней больше никто не захочет знаться.
— Вот и замечательно! — поддержал его второй прихвостень. — Муж запрет ее, и у нее будет время подумать о своем поведении. Ничего, она молодая, так что, быть может, еще остепенится. Хорошо бы, чтобы всех знатных распутниц сажали вот так подумать, а то от них вся зараза, они губят остальных девиц, вот разврат в наших краях и процветает.
— Черт возьми, — воскликнул главарь, — с каким удовольствием я притащу ее к нашему герцогу! Он мужчина видный, и если он умеет пользоваться глупостями, которые творят женщины, ничего плохого в этом нет. Интересно, отчего она докатилась до распутства?
Заплатив за выпивку, прислужники герцога вышли на улицу. Они прошли так близко от укрытия, где прятались маркиза и ее провожатый, что один из них едва не споткнулся о вязанку соломы, за которой сидели беглецы.
Едва герцоговы подручные удалились, беглецы побежали в поле и забрались на холм, откуда им был виден паром и все, что на нем происходило. Они увидели, как бандиты, поговорив с паромщиком, вернулись на берег и, свернув на дорогу, ведущую к замку, отправились в обратный путь. Когда негодяи окончательно исчезли из виду, беглецы спустились на берег и опять стали просить перевезти их. К этому времени река немного успокоилась, и паромщик, поломавшись, все же согласился переправить их на противоположный берег.
Перед тем как отдать концы, он внимательно посмотрел на них и спросил:
— А не вас ли герцог послал на поиски женщины, сбежавшей у него из замка? Люди, только что побывавшие здесь, сказали, что ежели беглянка здесь появится, я обязан схватить ее и задержать. Да вы, наверное, и сами видели людей герцога. Ведь вы же тоже его люди?
— В самую точку! — воскликнул Виктор. — Герцог послал меня с женой им на подмогу. Он посчитал, что там, где не смогут справиться мужчины, женщина наверняка что-нибудь придумает. Да вы же нас знаете, мы давно служим /герцога.
— Тогда поторапливайтесь, — сказал паромщик, — мне кажется, что та, кого вы ищете, уже находится на дороге в Экс. Она, наверное, переправилась на другом пароме, что стоит неподалеку отсюда.
– ? Что ж, — ответил Виктор, — значит, мы поспешим вдогонку и не остановимся, пока не задержим ее.
— Торопитесь, торопитесь, друзья мои, давайте вместе послужим герцогу; он хороший господин и щедро платит.
Паром доставляет беглецов на другой берег, и дальше они идут по дороге в Экс.
— Ах, дорогой Виктор, — восклицает Эфразия, убедившись, что от похитителя ее отделяет широкая река, — вы оказали мне поистине неоценимую услугу!
— Сударыня, — отвечает Виктор, отводя руку маркизы с дорогим кольцом, которым она хочет расплатиться с ним за, у слугу,— я счастлив уже оттого, что сумел уберечь добродетель от преследований порока, и уже получил награду от собственного сердца.
— Ах, разве вы не слышали ужасную клевету, исторгнутую из уст этих негодяев?6 Увы, малейшая оплошность может породить клевету, от которой ничто, не убережет честную женщину! О дорогой Виктор, какой
— Правда непременно восторжествует, сударыня,— ответил Виктор, т- и показания, которые я готов дать, возможно, даруют мне счастье внести в это торжество свою лепту.
Маркиза очень устала; силы, подорванные тяжелой дорогой, тревогой и печалью, постепенно покидали ее. Вместе с покровителем своим она садится в телегу, следующую в нужном им направлении, и на этой телеге они въезжают в Экс. Выехав на главную улицу, они прощаются с возницей, и Виктор ведет маркизу в самую дорогую гостиницу города. Переступив порог гостиницы,
они тотчас видят маркиза де Ганжа собственной персоной. От изумления Эфразия чуть не падает в обморок...
— Что вижу я?! — восклицает Альфонс. — Это вы, маркиза?.. В таком виде... в сопровождении человека, выгнанного мною из дома! Так вот, значит, как решили вы бежать! Сказали всем, что едете на бал, а сами отправились в провинцию! О, вы даже представить себе не можете, в какое беспокойство повергли вы матушку вашу и всю вашу семью! Но, как видите, сударыня, судьбе было угодно, чтобы я нашел вас и не дал вам совершить очередное беспутство! О, проступок ваш требует сурового наказания!
— Ах, сударь, извольте сначала выслушать меня, прежде чем порицать!
— Хорошо! Только давайте поскорее пройдем ко мне в комнату: там вы сможете подробнейшим образом рассказать о своих похождениях... А вы, Виктор, можете быть спокойны: вы привели ко мне жену и за это заслужили награду. Скажите мне, сколько я вам должен?
— Я почитаю за честь оказать вам услугу... А вы можете быть спокойны, ибо ваша супруга — это сущий образец добродетели!
Супруги вошли в комнату маркиза, и Эфразия, проливая горькие слезы, подробно рассказывает мужу обо всем, что с ней случилось, из осторожности умолчав только о той роли, которую сыграл в этой истории шевалье.
Да не обвинит читатель нашу героиню во лжи! Ибо дозволено скрывать то, что высказывать неосмотрительно, но не дозволено давать фактам такое толкование, какое они по справедливости иметь не могут.
Маркиз строго отчитал жену за легкомыслие и упрекнул ее за постоянное попадание в ловушки, которые ей то и дело пытаются подстроить.
— Сами видите, — произнес он, — вы вновь ставите меня в такое положение, что я вынужден поступить с Кадруссом точно так же, как поступил с Вильфраншем.
— О, прошу вас, не совершайте сей опрометчивый поступок! — воскликнула Эфразия. — Огласка погубит меня, а если мы промолчим, никто ничего не узнает, ибо вряд ли зачинщики станут поднимать шум — ведь замысел их провалился! А благоразумие станет отныне оберегать меня от подобных ловушек.
— Ах, коварная, вы это уже говорили мне в доме г-жи де Дони.
— Тогда, как и сейчас, всему виною мое легкомыслие. Но поверьте, теперь я буду строга как никогда и стану с подозрением относиться ко всему, что может вновь заставить меня поступить неосмотрительно. И заклинаю вас, сударь, вознаградите Виктора! Причина его изгнания из замка Ганж не идет ни в какое сравнение с тем благородным поступком, который он только что совершил. Я умоляю вас.