Марс выбирает смерть
Шрифт:
Дети бывают жестоки, и сегодня Майфу не повезло. Обозвав соплей на подошве, Вертон, главный заводила класса, ударил его в живот. Остальные тут же поддержали травлю и отовсюду посыпался град болезненных ударов. Мальчик упал на песок. Кто-то рывком стянул рюкзак с поделками из ракушек и стопкой рисунков. Дальше — хохот и звук рвущейся бумаги. Дин-Сой не смел поднять голову, так и оставшись лежать навзничь. До тех пор, пока окончательно не затихнут голоса удаляющейся оравы детей. На этот раз он даже не плакал. Просто молча поднялся и начал собирать промокшие клочки, бывшие когда-то разноцветными иллюстрациями. Стереть из-под носа струящуюся кровь так и не получилось. Только больше испачкались рукава синей куртки. Наверняка, сегодня все обязательно повторится. Если
Тягучий день никак не хотел завершать даже свою первую половину. Минуты медлили, растягиваясь до бесконечности. Прошло всего несколько часов, но казалось, что целая жизнь. Дин-Сой пропустил уроки, не пришел обедать в столовую. Опасаясь новых побоев, не появился он и в общей комнате. Мальчик просто бродил по побережью вдоль безлюдной тропы и опасливо прислушивался к возгласам играющей где-то вдалеке детворы. Наивно было предполагать, что это хоть как-то могло помочь. Не успело солнце начать свой долгий путь к вечеру, как спасаться пришлось снова. Опять нестись по берегу реки, преодолевая сопротивление зыбучего, вязкого песка. Он знал, что убегать бесполезно. Что чем дольше оттягивается болезненный момент, тем злее становятся его преследователи. Дин-Сой упал. Знакомым, практически заученным движением согнулся пополам и закрыл голову руками. Начал считать секунды до первого удара. Этими бесполезными цифрами Майф хотел заглушить в себе тот мертвящий страх, что сковал тело. Смертность среди детей в казенных домах была безумно высока. Никто не знал, наступит ли следующий день.
Пять секунд, десять. Пятнадцать. Ничего не происходило. Не последовало ни единого удара. Ни в грудь, ни в живот, ни в лицо. Только биение сердца отдавалось в висках, заглушая все окружающие звуки. Сквозь его тяжелый набат с трудом прорвались чьи-то протяжные стоны.
— Эй, пацан! Помощь нужна? — послышалось над головой.
Высокая и крепкая, она загораживала солнце головой. Прямые, черные и жесткие волосы разметались по широким плечам. Смеющиеся миндалевидные глаза испускали жгучие искорки. Облегающий коричневый комбинезон давно стал ей не по размеру. Обнаженные щиколотки торчали, поражая своей мучнистой белизной. Рядом валялись побитые обидчики, плюясь собственной кровью.
Почему она выбрала его? Почему не прошла мимо, как это всегда делали остальные? Что такого было в маленьком нелюдимом мальчишке, что высокая, стройная и сильная девчонка взяла его под свое крыло, не прося при этом ничего взамен? Майф не смог этого понять даже спустя множество лет.
Виктресс тогда стукнуло двенадцать, и девочка уже выступала на детских Аренах. Готовясь стать храмовницей, она имела множество полезных генетических модификаций. Крепкие мышцы, кости и идеальное здоровье. До десяти лет воспитывалась в детдоме резервации. Проходила начальную подготовку по основным боевым дисциплинам. Для таких, как она, будущее уже заранее определялось. Такие, как она, становились бойцами элитных орденов. Наверняка, так бы случилось и в этот раз, если бы не снижение квот на рекрутирование. У Виктресс так и не появилось сопротивляемости. Она попала под сокращение одной из первых. Резервацию пришлось покинуть. Девочка, а впоследствии девушка и красивая женщина пронесла обиду на храмовников через всю свою яркую жизнь. За то, что они ничего не сделали для того, чтобы забрать ее из чужого, враждебного места и за колющее, холодное одиночество.
Смешные, нелепые по-детски рисунки Виктресс всегда хвалила. Любила сидеть на большой коряге их секретного штаба и поглощать большие, рыжие апельсины. Подпевала Майфу своим нескладным, абсолютно лишенным какого-либо слуха голосом и улыбалась своей жизнерадостной улыбкой с крепкими зубами. Имела скрипучий, басистый смех. Относилась к Майфу как к младшему брату, так и называя его — «младший». Она была его преданным фанатом и самым первым зрителем. Простая, прямая и открытая. Ни разу за всю свою жизнь Дин-Сой не слышал, чтобы Виктресс жаловалась на что-либо. Только иногда случалось, что ее предавали мужчины и она страдала мягко, сердечно, чисто по-женски, несмотря на всю свою внутреннюю
Арена. Дин-Сой отключился от сетки вещания. В эту секунду Хортрон разрывал на куски самую важную часть его жизни. Цвет алой крови яркой вспышкой впечатался в память. Мужчина вздрогнул. Включился свет.
— Ах! Дорогой! Ты опять сидишь один в кромешной тьме? — послышался суетливый, немного холеричный голос Фроггуар Доллин.
В помещение ворвалась хорошо слаженная суматоха. С дюжину проворных помощников сразу принялись наводить должный порядок: выставлять свет, двигать стулья, включать мерные голограммы, накрывать стол для расслабляющего чаепития после долгого дня. Несмотря на поразительную трудоспособность, женщина и дня не могла прожить без расслабляющего мятного чая с небольшой долькой лимона. В любое время суток она находила минутку, а то и две для этого поистине животворящего напитка.
— Птичка моя! — на лице Дин-Соя мгновенно появилась лучезарная, ослепительная улыбка, — И дня не могу без тебя прожить. Жду во тьме и печалюсь!
— Да ты натуральный разбойник! — довольно проверещала Фроггуар на явный сарказм с небольшим оттенком лести.
Давние приятели плавно сошлись. Слегка коснулись кончиками пальцев рук друг друга и обменялись тройным воздушным поцелуем. Выполняя устоявшийся ритуал приветствия, никто из них не притронулся к щеке другого.
— Представляешь, они анонсируют осязаемые голограммы. Что будет с модельным бизнесом? Все же коту под хвост! — страдальческим тоном проныла Фроггуар, с нескрываемым удовольствием протягивая руку к чашке горячего мятного чая, — Этот ширпотреб вытеснит даже самую дешевую транс-ткань.
— Брось, ты слишком талантлива, чтобы беспокоиться о подобных пустяках.
— В том-то и беда! Теперь настоящий талант вытеснит толпа бездарных самоучек, — поморщила вздернутый носик Фроггуар и демонстративно, глубоко вздохнула. — Народ же безмозглое стадо. Подхватит то, что маячит перед глазами и проглотит без раздумий.
— Вот тут ты права, — театрально закрыл рукой глаза Дин-Сой. — Бездарности так и наступают на пятки, а сами и двух слов связать не могут! И что в итоге? В моде дикое косноязычие!
Обязательный обмен любезностями протекал на фоне хлопотливой трансформации окружающего. Незаметный при отсутствии освещения глянцевый подиум сразу вспыхнул линейными разметками. Заполняя пространство мнимым присутствием, зажглись податливые даже взмаху руки голограммы. До их появления помещение выглядело пусто, бедно и несколько сиротливо. Теперь же все пестрело и искрилось, вызывая у непосвященного взгляда больше недоумение, чем восхищение. Кое-где голограммы громоздились одна на другую, благополучно забываемые сортироваться. Во всем этом виртуальном хаосе ярким пятном физической реальности отпечаталось ярко-голубое платье, полы которого даже при свете смахивали на бурную пену водопада.
После того, как мастерская полностью перешла в функциональное состояние, большая часть свиты Фроггуар чудесным образом куда-то испарилась. Остались только пара человек, заботливо пододвигающих стулья к столику для чаепития, стоявшему аккурат напротив подиума.
— Баргет, милый, чего же ты стоишь? — проверещала бархатным голоском Фроггуар, — Ты теперь законный гражданин! Иди с нами пить чай.
Подойдя вплотную к пареньку, зашедшему вместе с Медеей и Ашерой, Майф легонько его обнял, добродушно похлопал по плечу и мягко направил к столику. Довольный юноша улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и присел рядом с миловидной женщиной. Посмотрев на него поверх своих круглых очков в тоненькой золотой оправе, Фроггуар также расплылась в улыбке. В этом ответном жесте читалась какая-то особая благосклонность, граничащая с глубокой сентиментальностью. Непосредственность паренька обезоруживала Фроггуар. Она определенно признала в Баргете любимчика.