Марс. Книга 2
Шрифт:
– И как бы мы смогли набрать скорость, на которой застывают фотоны. Если это вообще фризлайт. Тем более, что тогда мы должны были удалиться от Марса на космос знает, какое расстояние. Плюс растяжение времени…
Даша не вмешивалась в разговор. Она с головой ушла в какие-то вычисления и отдавая команды автоматике модуля.
– Отчего вдруг рой обломков корабля стал математической функцией?
– Сигнал…
– Ах, сигнал? Крик планеты о помощи? Креационизмом отдаёт.
– Да не говорил я, что это крик о помощи. Я убеждён, что это сигнал о изменении бытия живой
– Ты грозился показать фиксирование сигнала аппаратурой корабля, – припомнил Лен.
– Мы видели суть сигнала. Сползание атмосферы, термосферы, точнее. Автоматика МОУ не могла ничего зафикировать, не хватило ресурсов, а мозг человека – да. – Я махнул рукой на застывшую пульсацию паутины.
Посидел в наступившей тишине, откинувшись на борт-переборку и прикрыв глаза. Потом рядом кто-то устроился и положил голову мне на плечо. Я машинально поднял руку и обнял девушку.
МОУ тряхнуло. Тряхнуло снова. Тишина. И так довольно долго. Я бы заснул, если б не повторявшиеся толчки.
– Нужно войти в рой! – объявил Лен.
Я открыл глаза и посмотрел на Дашино начальство.
Лен вздохнул.
– Последний час я пытался оторваться от роя, но мощности не хватает, – объяснил он. – И не хватит. Но если ты прав, мы сейчас находимся, в сущности прошлое–настоящее–будущее. Это не замкнутая система, не кольцо, это нескончаемая протяжённость бытия… Корпус ещё держится непонятно на чём, но, боюсь, нас либо растянет по фризлайту, либо затянет в стазис временномй секунды. Хотя, если брать за основу твои расчёты, – он тыкнул пальцем в бегущие цифры на экране консоли, – то с большей вероятностью стянет в точку, в чёрный квант.
– Не квант. Я думаю, там прокол, чёрный.
– Хрен редьки не слаще.
Гадай!
– Переход на другой уровень бытия! – мечтательно заметил Сергей.
Вот романтик неугомонный!
– Только нас уже не будет! – парировал Лен. – Привычных нас. Человеков.
– А с чего ты взял, что в рое такого не произойдёт.
– А я не знаю. Но сидеть и ничего не делать – не стоит.
– Согласен, – я кивнул. Хрулёв уже выразил одобрение.
– Даша? – окликнул Лен.
Девушка подняла голову.
– Не знаю. Просто не знаю.
– Оставаться здесь – погибнем, в рое, по крайней мере, может появиться шанс.
– Откуда такая уверенность?
Лен снова указал на экран.
– Расчёты…
– Расчёты, – задумчиво произнесла девушка. – Их считают и так, и так. Смотря, какую цель преследуют. Пока они не подкреплены практически, толку от расчётов мало. Ну. принёс Илай подтверждение непонятного выплеска непонятно чего, и что? Сразу иной хронон, чёрный квант, чёрный прокол, фризлайт? Да я вам могу с тем же успехом предложить дивергенцию нашего участка пространства с последующим его «митозом».
Она нехотя встала и подошла к экрану. Обвела пальцами ряд цифр, затем вывела уравнение.
– Основываясь вот на этом.
И села в пустое кресло.
– А впрочем, я не возражаю.
Мы молча пялились на цифры.
– Даша, – сказал я хрипло. Девушка
Она невесело улыбнулась.
– Нет.
– Но считали! – бухнул Лен. – Ты молодец, Дашуль. Теперь понятны и заморочки со светом, и сползание атмосферы в дивергенированном континууме…
– Учёный! – презрительно хмыкнул Сергей. – Откуда такое словечко взял! Почему не «калькирование», например?
– Потому что хочу надеяться! – буркнул насупившийся Лен. – Дивергенцию, наверное, можно остановить… – «Оптимист, – бросил Сергей», – а калькирование – …свершившийся процесс. Приготовьтесь, вхожу в рой.
Я снова покрепче вцепился в ограждающий полку бортик.
МОУ дёрнулся, застыл, дёрнулся снова, подтянулся, не могу выразиться иначе, вдоль нитей, рывком приблизившись к свивавшемуся в кокон рою обломков, обраставшему гроздьями торчащих в разные стороны кристаллов, которые, в свою очередь, сглаживались и распухали, испуская красноватые лучи.
И, через какое-то время, мы летели вдоль свернутой и вывернутой в себя и из себя полосы света. Она была одновременно и плоской, и объёмной, выплетаемая непонятно чем из невидимого, но чётко ощущаемого клочка пространства.
Сознание дробилось на фрагменты, отказываясь признать этот факт, и одновременно оставаясь целостным. Тянулось вдоль спирали, и вместе с ним растягивало МОУ и нас, продолжая сохранять едиными и целыми. Замерло всё: тело, кровоток, ощущения, биоимпульсы и…мысли.
Распухая до размеров вселенной, я одновременно рушился до полного ничто, ощущая себя математической абстракцией. Нулём. Рождались и росли, растворяясь в себе, намёки понятий о знаниях существующего, существовавших и грядущих миров. Сознание меркло, не в силах приспособиться к одновременному росту и упадку, к объединённому «да» и «нет», к рождению и смерти.
Потом на спирали стали закручиваться, вырастая, бесчисленные и бесцветные на фоне пространства жгутики. Они пересекались, накладывались друг на друга, свивались между собой, выплетая нарастающую спираль-воронку с остриём, нацеленным в никуда, в чёрную пустоту. Модуль тянуло по её краям невесомой полоской света к сходящемуся в ничто центру. Постепенно воронка стала закручиваться влево, медленно-медленно вначале, затем всё быстрее и быстрее, и вдруг каким-то неосознанным вывертом МОУ вышвырнуло через её центр над бесчисленным и бесконечным сплетением бесцветных нитей, ткущих виток узора, уходящего вдаль, вширь и в глубину, заполонившего всю необъятность пространственной сферы.
Модуль растворило и растянуло в и по пустоте, наполненной бесцветом…бытием…и внезапно обретаемой сущностью. И уже вместе с ней – ощущением намёка желания осознания себя, и понимание возможности быть где угодно и когда угодно и связи с чем-то непостижимым, но постигаемым.
И понимание гулкой пустоты.
И голоса с ней.
– Почему мы ещё живы?
– Он не даёт. Похоже, Илай связан с текущими процессами, и началось всё ещё с «Дайны М», когда он попал под выплеск. Недаром он так убеждал всех в сигнале, отправленном к точке сингулярности.