Марш 30-го года
Шрифт:
– Ну, хорошо, - сказала Таня.
– Дело! Именно дело! Алексей должен решить. Ты у нас будешь, как судья. Только беспристрастно. Слушай, Алеша!
Поглядывая то на одного, то на другого серьезным взглядом, в котором сквозили легкие остатки лукавства, Таня обьяснила, в чем дело:
– Я еду в Петербург учиться. Не перебивай, Алеша. Прошение и документы отправила давно. Принимают меня без экзамена - медалистка. На медицинское. Да. Не перебивай. Но у меня нет денег. И на дорогу нет. И заплатить за лекции. И жить. Я тебе, Алеша, все рассказывала. Ты сказал: нужно
– Не десять, а семнадцать.
– Ну, все равно... десять. А ты, Алеша, скажи, будь настоящим другом. Можно взять у Павла или нельзя? Как ты скажешь, так и будет. Ой, насилу все сказала!
Алеша не мог опомниться от сообщения Тани и не мог оторваться взглядом от недовольной, расстроенной физиономии Павла. Наконец, Павел свирепо мотнул на Алешу взьерошенной своей головой:
– Чего ты прицепился? Чего ты вытаращился? Что тут такого?
Тогда и Таня посмотрела на Павла с таким любопытством, как будто только сейчас выяснилось, что Павел действительно представляет собой нечто замечательное.
– С вами нельзя дело иметь... Вы... просто... черт его знает!
Павел оскалил белые зубы и по-настоящему злился.
– Он - дикий, - сказал Алеша.
– У него добрая душа, но он дикий. Я бы на твоем месте не брал у него денег из-за его дикости.
– Алеша, говори серьезно.
– Да что же тут говорить? Я не знаю, на каких условиях он предлагает тебе помощь. Если без отдачи - брать нельзя.
– Почему?
– спросил Павел.
– Я не взял бы.
– Почему?
– Это слишком... это должно... слишком большую благодарность. Слишком большую.
– Какая благодарность? Я ей даю деньги сейчас, а сам буду готовиться на аттестат зрелости. Пока они выучатся, я подготовлюсь. Тогда она мне будет помогать.
– А если не подготовишься?
– Тогда она отдаст мне деньгами, когда будет доктором.
– Это не выйдет.
– Неужели не выйдет, Алеша?
– Таня жалобно смотрела на Алексея.
– Давайте говорить серьезно. Снаружи здесь все кажется просто. Он тебе поможет, а потом ты ему. Правда? На самом деле, ничего такого просто нет. Эту услугу нельзя ерять рублями. На аттестат зрелости Павел не подготовится, и вообще ваши планы могут легко рухнуть. Началась война, а что потом будет, никто не скажет. Вообще деньги можно брать, но ответить такой же услугой, может быть, Тане и не придется.
– Все равно.
– Извини, пожайлуста. Не все равно.
– Значит, ты против?
– сказала Таня.
– Алексей путает. Такого наговорил. А это обыкновенное денежное дело. Дело - и больше ничего.
– Если так, так вам и мой совет не нужен. А я считаю, что такие вещи не коммерческая сделка. Такие вещи бывают, если - любовь.
– Вон ты куда загнал, - протянул Павел и покраснел.
– Чего загнул? Что ты любишь Таню,
– Какого ты черта!
– закричал Павел.
– Ты не имеешь права так говорить! Если нужно, так я сам скажу!
Павел смотрел на Алешу гневным взглядом, и у него дрожали губы.
– А почему же ты не сказал?
– Дальше!
– сказала Таня серьезно и строго.
– Дальше? Деньги можно взять, если и ты любишь Павла.
– Вот сукин сын!
– прошипел павел. Но боялся смотреть на Таню и замолчал отвернувшись.
Таня сидела тихо, рассматривала какие-то царапинки на столе. Потом подняла глаза на Алешу, встретила его суровый, тревожный взгляд и тихо спросила:
– Значит, любовь нельзя оставить в сторонке?
– Нельзя.
– Спасибо, Алеша. Ты - настоящий Соломон. Ты очень мудро сказал. Значит... Павлуша... я еще подумаю, хорошо?
Павел пожал плечами. Алексей спросил печально:
– А ты, Павел, почему меня не благодаришь?
Павел зло улыбнулся:
– Зачем тебя благодарить? Ведь ты тоже любишь Таню.
Таня бросила на Павла убийственный жестокий взгляд, который немедленно усадил его на скамью, и обратила к Алексею внимательное,холодное лицо. Алеша побледнел, и его губы что-то выделывали, какую-то гримасу презрения, а может быть, и страдания. Он, наконец, улыбнулся и даже склонился к Тане с веселой галантностью:
– Обрати внимание: "тоже"! Весьма знаменательное словечко. Это, во-первых. А во-вторых,, ты ошибаешься, Павел. Я никогда и не воображал, что могу полюбить Таню, она об этом знает, иначе не выбрала бы меня судьей в таком трудном вопросе. И вообще, пусть призрак влюбленного Теплова не смущает ваши сердца.
– Ну, хорошо, довольно шутить, - улыбнулся Таня.
– До свиданья, Алеша.
12
Таня уехала в Петербург вместе с Алешей. Накануне она сказала Алеше:
– Я приняла помощь Павла, только это вовсе не подтверждает те глупости, которые ты тогда говорил в садике.
– Неужели ты и не сказала Павлу правду?
– Какую правду?
– Что ты его любишь.
– Такая правда не нужна. Я не согласна с тобой, что помощь нужно принять только, если любишь. Это все чепуха. Я ему тоже помогу... потом. Утебя слишком большая гордость. Я не такая гордая.
– Значит, ты не любишь Павла?
– Отстань. Значит, завтра на вокзале.
– Хорошо.
На вокзале Алексей на прощанье сказал Павлу:
– Ты помнишь того разбойника Варавву, которого распяли рядом с Иисусом Христом? Какие тогда были Вараввы и какие теперь Вараввы!
Павел грустно улыбнулся:
– И тогдашние Вараввы не могли учиться в институах, и теперешние не могут.
– Дай руку, - приказала Таня.
– Что такое? На.
Таня взглянула на линии руки Павла Вараввы и сказала весело:
– Какая у тебя счастливая рука! Как тебя любят и какой ты будешь богатый и образованный!
– Я подожду, - ответил павел.
Он остался на перроне одинокий и печальный. Пыльный поезд увез на север последние лирические дни того исторического лета.