Маршал грозового мира
Шрифт:
— И… как это? — произнес Хор, озадаченный этим ещё больше. Он искал зацепку в дневнике Проводника — а дневник оказался сплошным фарсом. Выходит, и опасения Алики не имели смысла?
— А вот так, — жестко ответил Кей, и с его лица моментально пропали все следы веселья. — Чем начнется — тем и закончится. Признаться, меня тянуло поставить в начало списка даму из Мистералей, но судьба начала свою игру, и мы все встретились в часозвоне. Да, дорогой мой, Хемену Ричардель я собирался убить. Не прямо там, не тогда, а чуть потом, предварительно вернув ей магию. Она умерла бы счастливой, и это было бы красиво. Ты тоже умрешь красиво, — убийца растянул
Хор сглотнул — ничего хорошего эта фраза не предвещала. Он сделал глубокий вдох, прогоняя мысли о том, что наступит в ближайшие полчаса, и постарался сосредоточиться на вопросах.
— Как вы проникли в часозвоню?
Кей широко улыбнулся, сделал театральный шаг назад и побарабанил пальцами по поверхности стола.
— Ты подумал верно. В часозвоню нельзя попасть без позволения Эссентессера — а позволение у меня было. Сам догадаешься или подсказать?
— Догадаться здесь так же сложно, как и по твоей подсказке определить, кто ты, — скривил губы Хор.
— Может быть, — безмятежно пожал плечами Кей. — Но раньше я повиновался ему — теперь я сам по себе, и причина тому одна: мой прекраснейший покровитель скончался.
— Ортес Эссентессер? — вскинул брови Мальс.
— Твой предшественник, — наградил его злой улыбкой Кей. — История нашего знакомства слишком долгая, но этот замечательный человек помог мне разобраться с моими возможностями и подтолкнул меня к действию, за что ему, безусловно, спасибо. Я оказался настолько близок к эссентессерской магии, что вошел в часозвоню и смог начертать ритуальный список первого круга, прошлогоднего, на стене. Когда тот круг был закончен, я получил силу — достаточную даже для того, чтобы перемещаться на очень короткое расстояние внутрь часозвони. Это я и проделал с нашей общей знакомой Хеменой Мистераль.
— Ортесу понадобилось это, чтобы сдвинуть своих противников, — глухо произнес Хор для самого себя — осознавая. Слышал бы все это Байонис… — Он думал, что скоро станет Маршалом, а болезнь довершила дело.
— Не болезнь, — покачал головой Кей. — Я. Ортес Эссентессер стал прекрасным завершением круга, благо его кровь мне удалось заполучить в самом начале. Более сильного мага в качестве жертвы я не подобрал бы — а он, вдобавок ко всему прочему, заранее рассказал мне все, что знал, и перестал быть полезен.
— Откуда же ты такой взялся, Кей? — с тоской спросил Мальс, глядя, каким довольным выглядит человек, говорящий о своих преступлениях.
— Да из Аймалдэнов и взялся, — в глазах Бьюкенена блеснула злость. — Меня целиком и полностью вырастила моя семья. В прошлый раз мы говорили о том, что она для меня стала не семьей, а только оградой. Долг, правила, обязательства. Я был готов все исполнять, я шел по тому пути, к которому меня призвал дар, я служил, изо всех сил, я не обращал внимания на то, что меня возмущало в нашей системе, если понимал, что мои любимейшие родственнички все равно не захотят этого изменить. Я терпел все. Я полностью жил на работе, а затем…
Он замолчал, глядя в темное окно и что-то вспоминая. Поджал губы. И продолжил совсем серьезно:
— Затем я заболел сам. Тем, что не мог вылечить. К сожалению, наша медицина не всесильна, и некоторые смертельные опухоли убрать ей не под силу. И именно такой наградило меня здоровье. Сам я ничего не сумел бы сделать, конечно же, но рядом находилось столько людей, имеющих богатый врачебный опыт, знание всех нюансов и прекрасную интуицию. Я просил
— Почему ж бездарности? — негромко произнес Мальс. — Эти люди не имели революционных методов лечения, чего вы от них требуете?
— Поисков! — с бешенством воскликнул Бьюкенен. — Хоть каких-то поисков! Они отговаривались тем, что не желают проводить на мне рискованные опыты, желая, чтобы я прожил подольше, но это просто глупости. Я-то знаю, почему они все отказывались. Потому что боялись. Потому что привыкли сидеть в своих рамках: «Не навреди!» И не желали носа высунуть оттуда, не думая, что их предусмотрительность, — он с отвращением произнес это слово, — в итоге приведет к множеству смертей, ведь люди не получат лекарства от неизлечимых болезней. Я понимаю, когда не хотят рисковать здоровым человеком. Но я-то готов был умереть на первом же эксперименте — лишь бы они хоть что-то делали!
— Ну умерли бы вы, и что дальше? Для исследования одного опыта явно не хватает, — Мальс говорил, потому что попросту тянул время, не зная, для чего это делает. Он сам не хотел, чтобы кто-то сейчас его спас, но, сдерживая внешние проявления страха, мечтал прожить ещё хоть немного.
— Брали бы других, таких же, как я, они наверняка соглашались бы, — с раздражением тряхнул головой Бьюкенен. — Это частности. Я видел в их глазах боязнь нового. Они привыкли перестраховываться, они не решались рисковать, поэтому раз за разом отказывали мне. Лекари! Их задача — двигать медицину дальше и дальше, а эти кроты сидят в своих норах и не могут видеть дальше собственного носа! Я готов был наорать на них всех за это. Я возненавидел всех, кто называл себя моей семьей, потому что они только изображали лживое сочувствие и не делали того, в чем я по-настоящему нуждался. Я пришел к доктору Хасденту. Вот он был смелый человек, — в тоне Кея скользнули восхищенные нотки.
— Да, так что на его экспериментах гибли молодые здоровые люди, не мчавшиеся за такой судьбой, — не смог не вставить Мальс.
— Да что значит гибель одной девчонки по сравнению с тем, что открыл Хасдент, — махнул рукой Бьюкенен. — Я присутствовал при этом открытии, я понял всю его важность, и именно я стал наиболее достойным преемником Хасдента, а заодно и Гиретте Хусту. Я соединил в себе их обоих и превратился в Кея, в таинственного преступника, за которым гоняется вся полиция во главе с Маршалом Объединенного Мира. Я стал таким, каким теперь меня видишь ты. Я преследую сразу несколько целей, но первоочередная — это движение вперед медицины, науки, всего!
— Ценой людских жизней? — двинул бровью Хор. Руки уже начали затекать, и он пытался ими хоть как-то шевелить, однако узлы Кей делал на совесть.
— Ценой нескольких десятков людских жизней, — презрительно произнес Бьюкенен. — Это мало по сравнению с тем, что я могу сделать впоследствии. Все Аймалдэны — ограниченные люди, вцепившиеся во врачебный устав и не желающие преступать его рамки. Я, в отличие от них, двигаюсь гораздо дальше. Ты, думаю, способен понять, сколько времени прошло с момента моего заболевания.