Маршал Конев
Шрифт:
— Куда тебя? — спрашивал чернобрового капитана сумрачный майор с красным, недавно зарубцевавшимся шрамом на щеке.
— На Первый Украинский! — широко улыбнулся капитан. — К Жукову!
— Да ты что, — поправил его майор, — Жукова на Первом Украинском уже нет. Там теперь Конев. Маршала ему дали за корсунь-шевченковский котёл, который он устроил гитлеровцам.
— Разве Конев на Первом Украинском? — с волнением переспросил Паршин, вступая в разговор.
— Конечно. Ты что, не знал?
— Где же мне знать? В госпитале провалялся. А вы откуда прослышали?
— Слухом земля полнится.
— А я как раз хотел проситься на Второй Украинский, к Коневу:
— А тебе в какую комнату предписано явиться?
— В четвертую.
— У-у, брат, тут своя тактика нужна. Я этого кадровика, что в четвёртой сидит, знаю. Не раз у него бывал. Он так: если просишься на юг, посылает на север, а пожелаешь на север — обязательно пошлёт на юг. Такой у него принцип подбора кадров.
Офицеры заулыбались, подтрунивая то ли над кадровиком, то ли над рассказчиком.
— Смейтесь, смейтесь, — предупредил тот. — А вот попадёте к этому оригиналу — узнаете, почём фунт лиха. Загонит в тартарары.
— Воевать не всё ль равно где? — заметил кто-то из офицеров.
— Не скажи. В родном полку сподручнее. Недаром говорят: «Советские солдаты — дружбой богаты. А чем дружба теснее, тем армия сильнее». И ещё: «Не та дружба сильна, что в словах заключена, а та, что в бою скреплена».
— Это конечно, — согласился собеседник.
Дождавшись своей очереди, Паршин решил воспользоваться советом бывалого командира. Уставшему, измученному бесконечными просьбами инструктору отдела кадров он стал говорить, что ему обязательно нужно на Карельский фронт попасть и если он, инструктор, имеет хоть какие-нибудь добрые чувства, то он обязательно пошлёт его, Паршина, на север.
Инструктор грустно посмотрел на него, выражая своим взглядом то ли сочувствие, то ли недоумение, и, взяв со стола бланк, вписал в него фамилию лейтенанта.
— Поедете в распоряжение отдела кадров Первого Украинского фронта, — заученно сказал он. — Там разберутся, куда вас направить: на юг или на север.
Лейтенант Паршин вышел из четвёртой комнаты сияющий. — Ну что, куда? — посыпались вопросы.
— Туда, куда надо, — гордо ответил он. — На Первый Украинский.
Но по дороге на фронт с Паршиным случилось несчастье. На железнодорожную станцию, где он должен был сделать пересадку, рано утром немецкие бомбардировщики совершили жесточайший налёт. К этому моменту здесь находились два крупных эшелона с боеприпасами и горючим. Страшной силы взрывы потрясали землю. Вокруг всё стреляло, трещало, гудело и полыхало огромным пламенем. Помогая спасать раненых, Николай вывихнул правую ногу, да так, что не мог наступить на неё. К тому же разбередил ещё не совсем зажившие раны. Снова отказалась слушаться своего хозяина правая рука, перебитая в последних боях и не залеченная до конца в госпитале. Словом, вместо фронта Паршин вновь оказался на госпитальной койке. Пришлось лежать ещё почти целый месяц...
Как только Паршин почувствовал себя лучше и стал ходить с палочкой, без помощи костылей, он написал рапорт с просьбой отправить его на фронт. Рапорт этот попал к замполиту майору Попову, который временно исполнял обязанности начальника госпиталя. На другой же день он вызвал офицера на беседу и заговорил с ним о состоянии его здоровья.
— О фронте вам и заикаться ещё рано, — сразу же сказал он. — Врачи считают, что раны не зажили. Единственно, что мы можем для вас сделать, — дать краткосрочный отпуск в родные края.
— Но я же здоров и могу ехать
— Это вам так кажется. Врачам лучше знать. Они считают, что вам надо ещё дней десять-двенадцать находиться под их присмотром, так как ваши старые раны продолжают кровоточить, да и рука ещё висит как плеть. Какой же из вас вояка?
Видя, что просьбу его не удовлетворят, Паршин согласился на десятидневный отпуск. И хотя родственников у него почти не было, ему хотелось побывать на родном заводе, где он до ухода в армию работал токарем. Повидать тётю Катю, которая как родного сына вырастила, воспитала и выучила его. Встретиться со своими двоюродными сёстрами — Верой и Леной, с которыми бегал в школу, дружил и чувствовал себя родным в их семье. Но больше всего, и это скрывал ото всех, мечтал повидаться с Галей. Соглашаясь на краткосрочный отпуск, Паршин твердо договорился с командованием госпиталя о том, что его назначение на Первый Украинский фронт останется в силе.
И вот он в родном селе. Никого из знакомых ребят он не встретил: все были на фронте. Одни уже погибли, другие пропали без вести, третьи лечились в госпиталях, а остальные продолжали воевать. Не оказалось в селе и знакомых девчат: многие подались на авиационный завод или, окончив курсы медсестёр и радисток, находились в боевых рядах. Не застал он на заводе и Галины: два дня назад она уехала в лётную часть с делегацией рабочих, сопровождавших на фронт новую партию истребителей.
Пожил несколько дней у тёти Кати, которая заметно постарела, но по-прежнему относилась к Николаю как к родному сыну. Походив по знакомым с детства местам, Николай отправился в город, на родной завод. С ним поехала и тётя Катя. Там он тоже мало кого встретил из прежних друзей: почти все находились на фронте. Зато оказались на месте говорливые двоюродные сестрёнки — Вера и Лена. Казалось, что беседам не будет конца... Но всё хорошее быстро кончается: пришёл день, и он, попрощавшись с друзьями-товарищами и односельчанами, отправился на вокзал, а оттуда снова поспешил на фронт.
2
Конев считал для себя святым правилом знать о войсках все: всесторонне изучал положение дел в войсках на том или ином участке фронта. Если требовалось, всё осматривал лично, проверял, уточнял и тут же отдавал необходимые распоряжения. Заранее при этом прикидывал в уме возможные варианты, которые могут возникнуть в ходе предстоящих наступательных боев. Он любил повторять старую пословицу: «Не зная броду, не суйся в воду». По его мнению, военачальник не должен стесняться ползать на брюхе по передовой, чтобы как можно лучше изучить оборону противника, особенно в полосе прорыва, систему его огня и тому подобное. Разумеется, и свои позиции надо знать досконально.
Но знакомиться со своими войсками можно по-разному. Можно изучить по карте расположение соединений, расспросить начальника штаба о том, чего стоит тот или иной командир, чего от него следует ожидать, особенно в трудной обстановке. Ещё можно собрать совещание в штабе фронта, выслушать доклады о положении дел в дивизиях и корпусах, пожурить за упущения, записать просьбы, поставить задачи. Всего этого, считал Конев, недостаточно.
Встречаясь с людьми, он старался глубже познать самочувствие и настроение людей, чтобы быть уверенным в их готовности к выполнению боевой задачи. Ему импонировало, когда на совещаниях или в беседах генералы и офицеры не только соглашались с его доводами, но и возражали, спорили, отстаивали свою точку зрения.