Маршал Конев
Шрифт:
— Одобряю, — ответил командарм.
— Тогда в путь! — распорядился Конев.
Командир 162-й стрелковой дивизии вручал в тот день ордена и медали солдатам, отличившимся в недавних боях. Конев решил поговорить с бойцами. Продолжая на ходу беседовать с командиром дивизии, он подошёл к группе награждённых. Адъютант, расторопный подполковник Соломахин, чуть опередив командующего, подойдя к бойцам, тихо обратился к ним:
— С вами хочет побеседовать командующий нашим фронтом Маршал Советского Союза Иван Степанович Конев. Так что вы уж не подкачайте — чтобы по всей форме было. И не задерживайте его особо. Маршал спешит.
Стоявший впереди старший
— Да что, разве мы не знаем товарища Конева? Ещё с Гражданской знакомы...
Шагнув навстречу командующему, он чётко отрапортовал:
— Товарищ Маршал Советского Союза! Командир взвода старший сержант Шалов Семён Васильевич представляется, значит, по случаю получения правительственной награды...
Конев в свою очередь шагнул навстречу Шалову и крепко пожал ему руку:
— Поздравляю, товарищ старший сержант. Видно, хорошо воевали, коль заслужили такую награду?
— Да, товарищ маршал, дрались крепко. Гитлеровцам изрядно досталось. Конечно, и мы товарищей боевых немало потеряли. Кто пораненный, а кто, значит, и совсем...
— Жаль погибших, — сказал с грустью маршал. — Вечная им память и благодарение. Но потери надо сводить к минимуму. И тут многое зависит как от нас, командующих, так и от вас, командиров взводов, отделений, от самих солдат. Правильно я говорю?
Старший сержант понимающе кивнул в знак согласия. Ему понравилось, что маршал поставил, так сказать, на одну доску в ответственности за исход сражения командующих и их, рядовых бойцов.
— Всё так, товарищ маршал, — ответил он. — Это мы понимаем. Вот и сейчас, пока на фронте поутихло, стараемся, значит, подучиться. Проводим разные трудные занятия, учимся отражать танковые атаки противника. Время, значит, зря не теряем...
— Это хорошо, правильно, — одобрил Конев. — Но что же мы стоим? Давайте присядем.
Несколько человек сели тут же за стол, на котором недавно лежали правительственные награды. Остальные разместились вокруг стола.
— Как я услышал, старший сержант, вы сказали, что мы знакомы с Гражданской. Где это происходило? Напомните, — попросил Конев.
Старший сержант лукаво улыбнулся, покрутил кончик уса.
— Где ж вам, товарищ маршал, нас всех запомнить, — ответил он. — Я тогда, можно сказать, ещё пацаном был. На бронепоезде служил. А вы, значит, были нашим комиссаром...
— Теперь припоминаю, — заулыбался Иван Степанович. — Горячее время было...
— Как и сейчас, — подтвердил старший сержант.
— Да, как и сейчас, — машинально кивнул в знак согласия Конев, а сам в эти минуты перенёсся в ту далёкую пору, вспомнил, как в самом начале сентября восемнадцатого года его, молодого коммуниста, вызвал командир полка и вручил приказ командующего 5-й армией о назначении комиссаром бронепоезда.
Было это на Восточном фронте. Никаких речей, кроме нескольких напутственных слов: «Воюй, Конев, как следует. Воюй с умом, береги людей...»
Экипаж бронепоезда состоял в основном из матросов Балтфлота и уральских рабочих. Всего — шестьдесят человек. Стальная крепость, вооружённая четырьмя орудиями и двенадцатью пулемётами, — сила грозная. И цементировать её, держать в постоянной боевой готовности должен прежде всего он, комиссар. Опыт боевой деятельности, работы с людьми у него уже имелся. После Октябрьской революции, которую младший унтер-офицер Иван Конев, находясь в окопах, принял всей душой, вернулся в родные края, возглавил небольшой отряд, состоявший из демобилизованных солдат старой армии, и повёл
Ведя стрельбу из мощных орудий и пулемётов, бронепоезд врывался на железнодорожную станцию, огнём прокладывал путь пехоте, которая справа и слева овладевала станцией и близлежащими населёнными пунктами. Такая согласованная и не раз проверенная тактика взаимодействия бронепоезда и пехоты, как правило, приводила к успеху. Так был взят Ишим и другие города Сибири.
После бронепоезда Конева назначили комиссаром стрелковой бригады 2-й Верхнеудинской дивизии, потом комиссаром этой дивизии, в составе которой он продолжал борьбу с колчаковцами, бандой атамана Семенова, белогвардейцами и японцами, помогавшими белогвардейцам.
В марте 1921 года Конев слушал доклад Ленина на X съезде партии большевиков. Это была его вторая встреча с Лениным.
Из столицы Конев уезжал в Читу — административный центр вновь созданной Дальневосточной республики. Там он стал комиссаром штаба Народно-революционной армии, которой командовал легендарный В. К. Блюхер.
Навсегда остался в памяти Ивана Степановича героический штурм Волочаевки... Словом, многое приходило на память — хорошее и плохое, победы и поражения. И всегда он находился в центре кипучей жизни страны.
...Конев, очнувшись, слегка тряхнул головой и продолжил разговор. Снова начал с вопроса:
— Мне, командующему, хотелось бы прежде всего услышать вашу оценку противника. Каков он? Какие в нём произошли изменения? Вам же лучше это знать.
Старший сержант не спешил с ответом. Он задумался над этим вопросом: в самом деле, что произошло заметного в поведении врага за прошедшие зиму и весну? Изменился ли он?
— Что же, враг... — несмело начал Шалов. — Немец, по-моему, слабеть стал.
— Слабеть? — переспросил Конев.
— Да, слабеть, товарищ маршал, — подтвердил старший сержант. — А вот упорства и нахрапа у него, значит, стало больше.
— Как же так? Что-то не совсем ясно. Как это понимать?
— Ну как бы вам попроще объяснить, — продолжал старший сержант, — это как зверь, которого уже, значит, обложили. Видит, что конец ему приходит, но и сдаваться без боя не хочет. Чувствует, что силы ещё есть. А раненый зверь, как известно, очень опасен. Он может с одури броситься в новую драку и наломать дров.