Маршал Ней: Храбрейший из храбрейших
Шрифт:
«Смертный приговор был наказанием, но не бесчестьем», — так граф де Шамбор поддержал аргумент защитников Реставрации, в соответствии с которым в истории героический князь Москворецкий останется на пьедестале, как и потомки рода Монморанси, сохранившие свою славу, несмотря на то что в 1632 году герцог, носивший то же имя, был обезглавлен по приговору парламента Тулузы.{9} В противном лагере ситуация видится иначе.
В соответствии со своими политическими взглядами, в книге, о которой никак нельзя сказать, что она прошла незамеченной в канун провозглашения Второй Республики, приверженец социалистических идей Луи Блан пишет по поводу казни маршала: «В этой ужасной казни особенно поражает то, что она свершилась совершенно буднично, в ней не было ничего торжественного. Ней был расстрелян в глухом месте солдатами, которые прикрывались приказом правительства, испугавшегося собственной жестокости».{10}
Представлял ли маршал Ней шок, который вызовет его казнь у соотечественников? Возможно. Он, который так часто бывал озабочен своим успехом, своей репутацией, ещё вчера отвергнутый, родившийся в бедности, завидовавший дворянам, проникшийся кастовыми предрассудками, он, которому ничто не предвещало места в Истории, всё же добился славы благодаря собственной храбрости и презрению к смерти. Человек, который сегодня отдаёт свою жизнь за императора, становится жертвой и символом, написав собственной кровью последнюю страницу наполеоновской эпопеи.
Живительный путь, вехи на котором вызывают восхищение: маршальский жезл, один из тех, которыми в 1804 году были награждены четырнадцать военачальников, сражения при Эльхингене, Йене, Эйлау, Фридланде, Москве, героическая переправа через замёрзший Днепр, вызвавшая удивление и восхищение русских генералов, — вот путь, который привёл к зловещему 7 декабря 1815 года.
Крепкий, здоровый мужчина, находящийся в свои сорок лет в самом расцвете сил, у него волосы с заметным рыжим оттенком, лицо, на котором оставили след военные кампании в разных концах Европы, голубые глаза и волевой подбородок. Решительным и уверенным шагом он спускается по лестнице, ведущей в парадный двор Люксембургского дворца. Кажется, что, проснувшись, он решил прогуляться поутру, чтобы спокойно подумать о предстоящих сегодня делах, как будто впереди у него обычный день. Напрасными будут поиски признаков страха у человека, который знает о цели этой «прогулки». Перед нами последние минуты маршала Нея, спасшего шестьдесят тысяч французов в Русской кампании. Он поднимает голову, погода мрачная и холодная. «Невесёлый денёк» {11} , [3] — констатирует с улыбкой Ней и идёт к карете, ожидающей его у ворот сада.
3
Рошешуар утверждает, что лично слышал эту фразу из уст маршала.
Взгляд, направленный на многочисленных гренадеров и жандармов, становится всё более рассеянным, ведь остаётся всего несколько шагов под блёклым голубым зимним небом до искупительной грязно-серой стены. Тем не менее в эти последние минуты он чувствует себя, как будто на приятной прогулке: его мысли перескакивают с предмета на предмет, они больше не принадлежат ему, и он следует за ними туда, куда им вздумается, — туда, где годы сливаются и образуют непрерывную череду. Громыхание кареты на неровной дороге, цокот копыт задают ритм путаным видениям. Мысли Мишеля Нея могут свободно прыгать, возвращаться, сталкиваться… Дюмурье, Клебер, Бернадот, Моро, Бонапарт, ставший Наполеоном, Людовик XVIII, которому он целовал руку в Компьене и который сегодня категорически отказал ему в помиловании.
Как удержаться от соблазна представить последние мысли приговорённого к смерти? Секретные мысли, которые он унесёт с собой в могилу. Может быть, его ушей достигли звуки флейты, тот меланхолический и нежный вальс, который он сам играл в Консьержери и звуки которого слышал Лавалетт в своей камере.{12} Помнят ли пальцы маршала его первую флейту? Это была небольшая простенькая деревянная поперечная флейта с очень пронзительным звуком, который обычно сопровождает барабаны. А помнит ли он, выходец из Саарлуи, слова «Баллады о короле Рено»? Как всё это далеко…
Король Рено с войны идёт, Свои кишки в руках несёт [4] .ГЛАВА ПЕРВАЯ.
В тени короля-светоча
Времена не приспосабливаются к людям, но люди должны приспосабливаться к временам.
Среди
4
Песня жителей Меца, популярная в XVIII веке.
Аяччо, жёлтый дом под раскалённым солнцем. Все ставни закрыты, чтобы защитить от слепящего средиземноморского света и жары. В доме молодая женщина благородной и строгой красоты Летиция Бонапарте, спешно прилёгшая на канапе в гостиной, просто, без единого крика, как и положено настоящей дочери корсиканских гор, рожает ребёнка. Это мальчик! При крещении его нарекают Наполеоном. 1769 год — закат царствования Людовика XV, самое время появиться на свет, если хочешь стать участником событий, которые развернутся через двадцать лет, если намерен воспользоваться новым порядком вещей.
Мишель Ней немного опередил своего будущего повелителя. Родившись 10 января, в разгар зимы, он уже уверенно сидел, в то время как Наполеон, появившийся 15 августа, должен был потерпеть ещё несколько месяцев, прежде чем ему удалось твёрдо усесться на своем заду. В том же 1769 году родились Ланн, Марсо, Сульт и Веллингтон.
Напрасно специалисты по геральдике ищут благородные корни генеалогического древа Бонапартов, но совсем фантастическими и бессмысленными были бы попытки отыскать знаменитую линию в истории семьи Ней. Из подвального помещения на улице Де ла Бьер в Саарлуи доносятся гулкие удары. Там бочар Пьер Ней орудует специальным топориком. С помощью четырёх подмастерьев он выстругивает доски и стягивает их обручами. Родители маленького Мишеля обосновались в массивном каменном доме, под окнами которого навалена груда старых бочек. Будущий герцог Эльхингенский и князь Москворецкий делал свои первые шаги именно в этих скромных владениях. Не имевшие накоплений супруги Ней обосновались в Саарлуи, их привлекло освобождение от налогов, предоставленное всем иммигрантам, которые соглашались поселиться в этом французском гарнизонном городке, обустроенном по воле Людовика XIV на границе с немецкой Лотарингией, в излучине Саара.
Родившийся недалеко от Саарлуи, в Энстроффе, 2 марта 1738 года, сын Матиаса Нея и Маргариты Беккер, Пьер Ней в 1767 году женился на Маргарите Гревенингер, родившейся в 1739 году в Бидинге, недалеко от Трева. Супруга подарила Пьеру Нею трех детей: Жана, Мишеля и Маргариту. У бочара был брат Жан, военный в чине капитана. Он погиб в 1800 году в битве при Маренго.{13}
Несмотря на то что многие члены семейства Ней служили со шпагой в руке тестю Людовика XV, польскому королю Станиславу, герцогу Лотарингскому, они, как все люди простого происхождения, были обречены на безвестность. Исключение представляет некий Жан Ней, который в XVII веке был замечен благодаря своему красноречию и дипломатической ловкости. Этот предок-протестант отрёкся от своей веры, стал генералом ордена Святого Франциска и, находясь на службе испанского короля Филиппа III, вёл мирные переговоры с Генеральными штатами Нидерландов.{14}
Сведения о предыдущих поколениях скудны и никоим образом не дают оснований предполагать, что будущий маршал Ней оставит свое имя в истории. Какой была бы судьба сына бочара в другое, более спокойное время? Все-таки нигде не записано, что наш персонаж был обречён на прозябание в Лотарингии, скудную жизнь и тихую смерть в собственной постели.
В то время как королева Мария-Антуанетта изображала пастушек в своем театре, крестьянам Саарлуи приходилось с утра до вечера работать на земле, чтобы выжить. Мелкий собственник Пьер Ней обрабатывал несколько земельных лоскутов, но в лютую зиму 1785 года семья выжила благодаря доходам бочарной мастерской. В тот страшный год вино замерзало на дне кувшинов, настенные часы не выдерживали мороза и останавливались, а земля сделалась такой твёрдой, что нельзя было похоронить покойников. Охвативший королевство экономический кризис ещё не коснулся непосредственно Мишеля Нея. Но ощущает ли он себя только французом? По мнению Мирабо, Франция — это «конституционно не оформленная совокупность разъединённых народов», а Лотарингия, так долго являвшаяся яблоком раздора между Францией и Германией, была аннексирована Людовиком XV в соответствии с договором 1738 года только после смерти Станислава Лещинского. Став французами в 1766 году, Пьер Ней и вся его семья говорили по-немецки. Маршал Ней всегда замечательно владел языком Гёте. Впоследствии грубый тевтонский акцент маршалов Лефевра, Нея и Келлермана будет звучать довольно странно при дворе Императора.