Март
Шрифт:
– Время такое, нельзя не прислушаться к благомыслящей части общества. Конечно, господа, я не намерен поощрять крамольников, рука не дрогнет, но нельзя… э-э… слишком много деспотизма.
– Помилуйте, – возражал Адлерберг с обиженной миной на узком морщинистом лице, – кто же у нас жалуется на излишек твердости? Разве одни революционисты? Напротив, все жалуются на недостаток правительственной энергии.
– О нет-с, Александр Владимирович, нет-с, – отвечал Лорис, играя бровями. – Кулаком кулачили, а много ль проку? Нет-с, прежде восстановить спокойствие, восстановить доверие к высшей власти. А вместе – перемены. Разумеется, в нужном направлении. Что такое полиция? Тащить и не пущать? Мало-с! Нужен надзор быстрый и проницательный. А Третье отделение?
Ему возразили нестройно, с замешательством. Он махнул рукой, извинился занятостью и приказал подавать экипаж, чтобы нанести визит тому, кто сам не прибежал нынче с проектами и советами.
На Большой Садовой в домашнем кабинете военного министра Лорис с горячностью атаковал поборников одних лишь драконовских мер. Потом пустился в рассуждения о необходимости лавировки среди множества рифов, дабы вывести государственный корабль на верный курс и придать ему державный бег, достойный России.
Седовласый благообразный Милютин, устремив на Лориса твердые серые глаза, думал: «А этот кавказец не потерял головы, этот, сдается, способен на лавировку». Но, услышав что-то о благородных принципах управления, иронически наморщил губы:
– Э, Михайла Тариэлович… Принципы! Благородные, говорите, принципы… Спору нет, все это отменно, все это, батюшка, куда как хорошо. Ан знаете ль, подчас-то принципы оказываются тут… – Он положил ладонь налево. – Да-с. А власть оказывается тут. – Он передвинул ладонь направо. – Вот-с как… Был, доложу, некий дельный министр… – Милютин тонко улыбнулся: случаются, мол, и министры дельные. – Назначили его министром из директоров департамента. Ну-с, преемник его приносит как-то на подпись три доклада, а его высокопревосходительство глядь-поглядь да и выстави: «Отказать». Преемник, новый-то директор, решается заметить: так и так, вашество, но ведь эти самые доклады вами написаны, когда вы еще не были министром. «Как же-с, как же-с, отвечает, хорошо помню. Да только писал-то я, батюшка, когда еще на вашем месте был. А внизу многого не видишь. Вот как заберешься на верхушку, на вышку как заберешься, уж тут горизонт шире и начинаешь различать соотношение предметов». Недурно сказано, а?
Лорис рассмеялся своим быстрым, гортанным смехом.
Европейская гостиница годилась заезжему генералу, диктатору казна наняла обширный дом окнами на Мойку. Там и открылись заседания Верховной распорядительной.
«Правительственный вестник» опубликовал обращение графа Лорис-Меликова к жителям столицы. Дабы не было никаких сомнений, извещалось, что Верховная не допустит ни малейшего послабления и не остановится ни перед какими строгими мерами для наказания «преступных действий, позорящих наше общество», и что при поддержке «всех честных людей, преданных государю», потрясенный порядок будет непременно восстановлен.
Министры, генерал-адъютанты, сенаторы наполнили приемную Лориса. В первом этаже, в просторной и светлой прихожей, дежурили околоточный, жандармские офицеры, фельдъегери. Граф усмехался: «Вишь ты, тридцать пять тысяч одних курьеров».
Лорис кипел деятельностью, как горная речка пеной. Он верил в близкое успокоение России на разумных началах. Он уже верил в свое призвание, в свою миссию.
Штат полицейских и филеров? Увеличить, чтоб на трех обывателей по одному, а главное – глаз в деревнях, где, того и гляди, подхватится пламя. И не жалеть, не скупиться на агентуру. В Германии, во Франции сыскной механизм очень хорош? Ну что же, Петр Великий пример: гонял недорослей за границу, и нам не грех. Но прямым следствием увеличения штата всегда было, есть и будет увеличение репрессалий. Вот этого-то и надобно избежать. При строгом, неукоснительном досмотре – неспешно выпустить из российского котла излишек пара.
Лорис беседовал с
Молодость бурлива, в университетах вечные истории? Стало быть, заменить министра просвещения: граф Толстой, признаться, чересчур груб, вот Сабуров – гуттаперчевый.
А Третье отделение? Господи, да одно только название мерзит даже людям благонадежным. Нет, Третьему отделению – названию – давно пора в архив, и надо убедить в том государя.
Посреди заседаний, обсуждений, распоряжений и указаний Михаил Тариэлович не забывал некое обстоятельство, которое ему действительно забывать не следовало.
Идею Верховной комиссии высказал цесаревич. И цесаревич прочил себя в диктаторы. Следовательно, на него, Лориса, хотя он и ни при чем, могли затаить гневливую обиду. Отец тоньше сына в прямом и переносном смысле. Но у последнего куда больше характера. Если, конечно, понимать под характером желание валить валом, не ведая сомнений… С одной стороны, задача: обрести благорасположение Александра Александровича, выказывая ему преданность и якобы дожидаясь именно от него, наследника, указаний. С другой стороны, задача: не вызвать ревнивого неудовольствия Александра Николаевича. Милютин прав: забравшись на вышку, лучше различаешь соотношение предметов. Все смертны, все под богом, а государь-то еще и под Исполнительным комитетом… И граф Лорис-Меликов не оставлял своим вниманием цесаревича. Вот и нынче хлыщеватый майор, ординарец Лориса, поскакал в Аничков дворец с записками начальника Верховной распорядительной комиссии:
СЧИТАЮ ДОЛГОМ ПОЧТИТЕЛЬНО ДОЛОЖИТЬ ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ, ЧТО СЕГОДНЯ СЧЕЛ НЕОБХОДИМЫМ ОПРОСИТЬ ПОДРОБНО ДЕЖУРНОГО ПО КАРАУЛАМ И ДРУГИХ О СУЩЕСТВУЮЩЕМ ПОРЯДКЕ ПРОПУСКА ВО ДВОРЕЦ ЛИЦ ВОЕННОГО И ГРАЖДАНСКОГО ВЕДОМСТВ ПОДРОБНОСТИ ЭТОГО ДЕЛА, А ТАКЖЕ ЛИЧНЫЕ СООБРАЖЕНИЯ МОИ БУДУ ИМЕТЬ ЧЕСТЬ ДОЛОЖИТЬ ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ.
НЕДАВНО ПОЯВИЛИСЬ БЫЛО ЛИСТКИ «НАРОДНОЙ ВОЛИ», ОТПЕЧАТАННЫЕ НА РУЧНОМ СТАНКЕ И В ВЕСЬМА ОГРАНИЧЕННОМ КОЛИЧЕСТВЕ. НАДЕЮСЬ, С ПОМОЩЬЮ БОЖИЕЙ, РАЗДЕЛАТЬСЯ В САМОМ НЕПРОДОЛЖИТЕЛЬНОМ ВРЕМЕНИ И С ЭТОЙ НОВОЙ ПЕЧАТНЕЙ РЕВОЛЮЦИОНИСТОВ
ПРИ СЕМ ПРЕДСТАВЛЯЮ ЭКЗЕМПЛЯР ВЕСЬМА ИНТЕРЕСНЫХ ПОКАЗАНИЙ ГОЛЬДЕНБЕРГА, ЭКЗЕМПЛЯР ЭТОТ СОСТАВЛЕН ДЛЯ ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЫСОЧЕСТВА И ПОЭТОМУ, ВОЗВРАЩЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ. СОГЛАСНО ПОЛУЧЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ, ЯВЛЮСЬ СЕГОДНЯ В 8 1/2 ВЕЧЕРА
Глава 13 В ВОСЕМЬ С ПОЛОВИНОЮ ВЕЧЕРА
Отставные офицеры в потертых сюртуках вспоминали Плевну, молодецкие штыковые и, вспоминаючи, уже изрядно насандалились. Бородатые студенты Академии художеств цедили пиво в компании со слушателями Медико-хирургической; будущие лекари стриглись ежиком и носили пенсне, хотя многие в нем и не нуждались. За другими столиками хлопали рюмку за рюмкой приказчики Гостиного двора – великие знатоки коммерции, галантные женишки толстоногих купецких дочек.
Ресторан при Пассаже был из числа «общедоступных», но не относился к заведениям «низшего разбора». Для Дениса был он хорош всегдашним своим многолюдством, наличием нескольких зальцев, кабинетиков, выходом на две улицы.
Денис дожидался Клеточникова.
«Ангел-хранитель» был тем человеком, из-за которого Волошин после московского взрыва ездил в Симферополь и Ялту, сводил знакомства с адвокатом, мировым судьей, канцеляристами. И вот именно он, Клеточников, согласился служить в Третьем отделении ради Михайлова, ради «Народной воли». Услуги неоценимые, в практике революционной невиданные, но, сам не разобравшись отчего, Денис с первой встречи не проникся к Николаю Васильевичу особой приязнью. Правда, Денис пытался стать с ним на дружескую ногу, но как-то все неловко получалось, и оба заняли позицию строгих, чисто конспиративных отношений. Отношения эти, видимо, тяготили Клеточникова, и он однажды дал понять Волошину свою обиду на то, что его держат вдалеке от организации, ни во что не посвящают, ото всего как локтем оттирают…