Марта, Игра в куклы
Шрифт:
И вот, расставив на полу по кругу высокие белые свечи, я зажигаю их одну за другой и на коленях сажусь в центр круга и, раскрыв перед собой книгу, произношу полагающиеся слова и, протянув руку к телефону, набираю очередной номер, соблюдая строгий порядок цифр. Наверное, было бы проще, если бы я знал твои точные координаты, а впрочем, не знаю - результат магического действия непредсказуем. И так ночь за ночью, сверяя часы с календарём, каждый раз заново покупая шампанское, которое затем, после долгих и утомительных манипуляций, будет выпито на кухне при безжалостном электрическом свете оголённой лампочки, осколки плафона которой до сих пор валяются где-то в кладовке,- непонятно, зачем было их собирать, а тем более, хранить,- и в этой лампочке теперь сосредоточено твоё присутствие. А ты и не покидала меня, и незачем было покупать новый галстук. Хотя конечно, нет ничего плохого в том чтобы сменить сорочку. В том чтобы каждый день чистить туфли и следить за причёской. И утюжить брюки. Вот только не следовало бы так много пить и столько есть сладкого,взбитые с сахаром белки, бисквит, розочки из зелёного, жёлтого, красного и розового крема,- а впрочем, стоит ли соблюдать диету или хотя бы умеренность, когда причины явлений неведомы, а результат непредсказуем, когда меня уже нет или ещё не было, а я всё жду, что ты вот-вот придёшь. Но ничто не меняется, потому что не может придти тот, кто не уходил.
"Что отражает зеркало, когда перед ним пустота?" Я повторял этот вопрос как заклинание, столько раз уже произнесённое другими. Для чего я расчерчивал пол мелом? Магическое сочетание алфавитных знаков и грамматических символов. И торопился домой, боясь опоздать, сверял часы, не сделав должных расчётов, и писал письма, всегда наугад и всегда о чём-то большем, чем всё, что я когда-нибудь бы сумел написать, и хранил эти осколки плафона...
Ты никогда не жалуешься, даже когда я делаю тебе больно, и всё, что есть между нами, останется навсегда между тобой и мной. У меня нет от тебя секретов, ведь ты и есть моя жизнь, и знаешь обо мне больше, чем знаю о себе я. И когда в исступлении я не могу насытиться тобой, и это уже не страсть, а что-то страшнее и глубже, когда это даже не свобода уже, не счастье, а что-то большее... когда твоё тело так податливо, что вожделение моё вдруг превращается в ярость, и это как пропасть без дна, куда я падаю всё быстрее, быстрее, но оставаясь на месте, потому что там, где нет дна, нет и расстояний, и нет предела у этой скорости, и утратив жалость и страх, я падаю всё быстрее и дальше, дальше... оставаясь на месте... Сравню ли я это с бочкой данаид, что никогда не наполнится? Я не могу насытиться и знаю, что никогда не смогу насытиться тобой, и я падаю, и там, где была вода, стала суша, и я разобьюсь, мы разобьёмся, милая!...
И снова утро, и серый рассвет, мой город, сырой и безлюдный, и ветер... Трамваи грохочут железом, и ранние пассажиры спросонья смотрят в забрызганные моросящим дождём стёкла, словно не узнавая эти улицы и стены домов, ещё слепые, во власти небытия, и зябнут, и ищут согреться в холодных своих одеждах. На перекрёстках ещё мало машин, и на дорогах нет пробок, здесь поздно встают и поздно ложатся спать, но кто-то, и я один из них, каждое утро видит свой город безлюдным, как будто нагим. Пустыня дождей и тумана, пустыня ветров, пустыня каменных улиц и обшарпанных стен, изъеденный ветром кирпич прямоугольных труб над скатами черепичных крыш и голыми ветвями деревьев... Стёкла трамвая запотевают, людей становится больше, они дышат, слабый запах духов от нестарых ещё женщин... Девочка-кондуктор взывает оплатить проезд, повторяя одно и то же, безропотно и монотонно, и ей дают мелочь или бумажные деньги и терпеливо ждут, когда она отсчитает
3
Тринадцатое января. У Эдика собирается компания. Намечается вечеринка будем праздновать Старый Новый Год. Днём было пасмурно, но к ночи небо прояснилось. Светит луна. Я решил прогуляться пешком по Кутузова до автобусной остановки у Дома Художника. Эта странная улица без вывесок и магазинов, летними ночами так таинственно бывает здесь, почти неслышно шелестит листва, и в голову приходят мысли о призраках, что скрываются во тьме старых кирпичных стен на этажах безлюдных руин, они выходят на улицы, незримые в холодном пожаре электричества, среди неона, машин и световых реклам подстерегают они прохожих... Летучие мыши, бесшумно возникающие из темноты и исчезающие в темноте, летучие мыши, что живут на разрушенных чердаках души моего города... Необъяснимое расположение окон во тьме, там, куда не доходит свет фонарей, за тёмными ветвями деревьев... Расстояния недолги, и скоро я буду там, где, наверное, уже все собрались, и мы будем праздновать. Надо бы купить по дороге пива.
В тот самый вечер мы и познакомились со Славой. Меня представили ему. "Это Миша". - Корнилов,- сказал я, протягивая ему руку. - Слава,- пожав её, представился он.- Суховеев. Он приехал сюда из Москвы и остался здесь, чтобы открыть кофейню. Теперь он ищет квартиру; я не знаю, случайно, не сдаёт ли кто-нибудь из моих знакомых? Я сказал, что нет, не знаю. Он сказал, что это неважно, найдёт. Главное, чтобы был телефон. - Это будет непросто,- предупредил я.- Телефон в этом городе редкость. У него есть девушка, она сейчас в Москве, но скоро приедет. Её зовут Нина, я увижу её и всё пойму. Она просто чудо, я таких никогда не видел. Она сама жизнь или, если угодно, сама любовь. Но она очень требовательна. - Ведь жизнь постоянно требует от нас, чтобы мы доказывали, что мы те, за кого себя выдаём,- сказал он. - Я мог бы не согласиться,- сказал я.- Жизнь ничего не требует от нас, если только мы не предъявляем к ней требований. А любовь... Что такое любовь? Он засмеялся и сказал, что вопрос этот явно риторический. - Женщина,- сказал он,- требует от мужчины, чтобы он был достоин её любви, и чем сильнее она его любит, тем она требовательней. Я сказал, что нет, это не так - напротив, чем сильнее она любит, тем безусловнее её любовь. - А что такое, по-твоему, безусловная любовь? - Ну вот я вышел на улицу, и вдруг начался дождь, и я промок, может быть, я заболею. И я не знаю, почему это так, да и не хочу знать. Я просто хочу, чтобы была хорошая погода, и я прошу: "Ну пожалуйста, не надо дождя!" - Надо было взять зонт. - Наверное, надо было. А ты всегда и всё знаешь заранее? - Очень странный подход к метеорологии. - Дело не в метеорологии. - А мне нравится,- сказал он.- Только здесь я такое видел: когда дождь, и небо сплошь чёрное, и вдруг на этом чёрном фоне вспыхнет дерево в золотом сиянии листвы, освещённое пронзительным светом солнца, сверкнувшего у края тучи. Погода меняется здесь каждые полчаса. - Ну, не каждые,- возразил я. - Но почти каждые полчаса. - Иногда и чаще. - Это невероятно! И поэтому здесь особое, странное, непостижимое небо... - Ты был здесь осенью? - Да,- сказал он.- В первый раз я приехал сюда в сентябре. И вот, думаю, что остался здесь теперь уже навсегда. - А Новый Год встречал тоже здесь? - Нет. В Москве, с Ниной. - Она ещё не была здесь? - Нет. Он стал рассказывать, как они встретились, потом мы снова заговорили о любви и о городе, и снова разошлись во мнениях, но спорить не стали. Он спросил, какой у меня телефон. Пока ещё трезвые. - Ты знаешь,- сказал я,- здесь чаще спрашивают адрес. У тебя чисто московская привычка. - Правда?- сказал он.- А ты где живёшь? - Записывай,- сказал я. Я продиктовал ему свой номер. Его идея с кофейней показалась мне несколько надуманной. Почему именно кофейня? - Потому что этому городу не хватает хорошей кофейни,- объяснил он. - Этот город,- сказал я,- пережил две блокады - во время чумы 1710 года и послевоенной зимой сорок шестого. Он знает, что такое голод, мор, эпидемии, пожары и "ковровая" бомбёжка, он почти полностью был разрушен, у него отняли его народ, и вопреки всему этому он жив. Это не вызывает у тебя уважения? Ты знаешь, когда-то, в бытность студентом, я голодал. Денег мне хватало только на сигареты, а на еду не оставалось почти ничего, со мной даже случались голодные обмороки. И вот однажды парню, с которым мы жили в одной комнате, прислали из дому пачку молотого кофе. Помнишь, были такие пачки в советское время, никакой не сорт, не марка, а просто "кофе молотый", и различались эти пачки только по цвету - красные и зелёные... - А ты где учился?- спросил он. - В Москве,- сказал я.- Где же ещё. - А где? - На физтехе,- сказал я.- Так вот, и ты знаешь, что мы сделали с этой пачкой? Мы сварили кофе в большой кастрюле. И пили его всю ночь, потом весь день, а потом пачка кончилась. - Ну и что?- сказал он.- Что это доказывает? - Не знаю,- сказал я.- Жизнь - это просто жизнь, она ничего не доказывает. - Ты что, не получал стипендию? - Почему,- сказал я.- Получал. Но были же у меня и другие расходы, помимо сигарет и еды. - Вот,- внушительно сказал он.- В этом-то всё и дело. Ты сам сделал свой выбор. - Ну и что,- сказал я, пожав плечами.- Это ничего не меняет. - Ладно,- сказал он.- А ты взгляни на это по-другому. Вот ты идёшь по улице, зима, промозгло, ветрено, моросит дождь, а ты не взял зонтик и промок и, может быть, заболеешь. И тебе хочется просто согреться, и ты заходишь в кофейню - погреться, выпить чашечку горячего кофе, покурить, обсохнуть, играет приятная музыка, вокруг классический интерьер, и ты просто отдыхаешь душой... Почему повсюду в Прибалтике, в любом городе и даже городишке, на каждом шагу кофейня, а здесь нет? - Вот именно,- сказал я.- Почему? - Потому что некому было этим заняться. Вот почему. - Ну что ж,- сказал я.- Попробуй. Может, что и получится. А деньги ты где возьмёшь? - Да найду, это не проблема. - Нет, если не хочешь говорить, то конечно, не говори. - Да обещали мне тут помочь. - А,- сказал я.- Ну, если обещали... - А чем занимаешься ты?- спросил он. Я ответил, что так, работаю в торговой фирме, занимаюсь оптовыми поставками мясопродуктов из Польши и Литвы, ничего особенного, можно сказать, только начал работать... Ребята решили сгонять за травкой. - Ты будешь?- спросили у него, а он посмотрел на меня и неуверенно пожал плечами. - Так что, будешь? - Будет,- сказал я, уловив его почти незаметный кивок. - Значит, берём на шестерых два "кораблика". Я протянул деньги. - Сколько с меня?- спросил он. Я отмахнулся. Сочтёмся. - Нет, я так не могу. - Можешь,- сказал я.- Привыкай. "Пива захватите!"- крикнул я. "Ладно!"- крикнули из прихожей. - Я никогда не пробовал,- тихо сказал он, придвинувшись ко мне ближе. - Я так и понял. - Научишь, как это делается? - Сам всё увидишь,- сказал я.- Невелика премудрость. - Надо же,- сказал он.- Столько всего нового... И так каждый день. - Да,- сказал я.- Только как они ехать собираются, если они все бухие? Но ничего, обошлось. Вернулись с травкой. Все собрались на кухне. Забили первый косяк. - Вдыхай медленно и как можно глубже,- сказал я.- А потом держи так долго, как сможешь. Только не тяни резко, а то обожжёшься. Он с интересом наблюдал, как Эдик набивал косяк, слегка уплотняя траву тупым концом карандаша. Раскурили. Я затянулся и передал ему. Он сделал глубокую затяжку. Выдохнул. - Ну вот,- сказал я.- Ничего?- я протянул ему бутылку пива.- Запей. - Пока не надо,- сказал он. Косяк обошёл круг и вернулся к нам. Мы сделали ещё по затяжке. Эдик набивал второй. - А я слышал,- шёпотом сказал мне Слава,- что когда куришь, нельзя пить. - Почему?- удивился я. - Вроде, кайф обламывается... - Ну вот видишь,- сказал я.- Так ты больше нашего обо всём знаешь, а говоришь "не знаю", "не знаю"... - Но это правда? - Не знаю,- сказал я.- Первый раз слышу. Мы же тут люди тёмные... - Но ты ведь жил в Москве? Я засмеялся. - А причём тут Москва? Раскурили второй. - На меня пока не действует,- сказал он. - И не подействует,- сказал кто-то.- В первый раз ни на кого не действует. Надо раз пять, шесть... - У меня с третьего приход был,- сказал Эдик.- Ну что, делаем третий? - А будет приход?- спросил Слава. Я и ещё кто-то засмеялись. "Будет",- заверил Слава, вытряхивая из папиросы табак. - Злая трава,- сказал кто-то.- Может, с табаком смешивать? - Думаешь, недомешали?- возразил кто-то другой. Кто-то засмеялся. - А чего он смеётся?- спросил меня Слава. И тут все засмеялись, уже над ним. Достали карты, стали играть. По кругу пошёл третий. Я всё пытался сообразить, в какую игру мы играем. "Сдавай",- мне протянули колоду. Я взял. - По сколько? - По три. - Нет, по четыре,- сказал кто-то.- По три уже было. - А в какую игру мы играем?- спросил я и сам же первый засмеялся. Приход был что надо. Мы ещё над чем-то смеялись, уже не помню. Помню, что из второго "кораблика" получилось пять косяков вместо положенных шести, но это уже никого не огорчило. Потом кончилось пиво. - Пятый час ночи,- сказал Слава.- Может, пойдём? - Куда?- спросил я. - Как куда,- сказал он.- Домой. - А мы разве не дома?- спросил я у Эдика. - Дома,- сказал он.- А где же ещё. - Вот видишь,- сказал я Славе.- Мы уже дома. - Ладно,- сказал он, вставая из-за стола.- Тогда я пойду один. - Подожди,- удержал я его за руку.- Пойдём вместе.
– Давай тачку возьмём,- предложил я.- У тебя есть деньги? - Есть,- сказал он.- Но я бы лучше прошёлся пешком, если ты, конечно, не против. - Да нет, пошли. - Как нам лучше идти? - Всё равно,- сказал я.- Главное, идти в нужном направлении. - А почему так темно?- спросил он. - Потому что фонари не горят,- подумав, сказал я. - А почему они не горят? - Потому что их не включили,- сказал я.- Или их нет вовсе. - Странно,- сказал он. - Да здесь всегда так. - И не только здесь. - В городе. - Странно,- снова сказал он. - Электричество экономят,- объяснил я. - А зачем?- сказал он. - Не знаю. Мы вышли на Ленпроспект, дошли до эстакадного моста. На мосту он вдруг резко остановился. - Смотри! Я посмотрел на него. - Что? - Ты туда смотри!- показал он.- Как это красиво при лунном свете... И небо... Смотри, какое небо! Что-то есть жуткое в нём, и эти странные тучи... - Красиво,- согласился я.- И река светится. - Я нигде больше не видел такого неба, как здесь,- сказал он.- Пугающее, страшное, словно бы неземное... - Обычно просто серое,- сказал я. - Нет,- сказал он.- Оно не бывает обычным. - Пойдём?- сказал я. - И этот собор, таинственный, нежилой... Ты знаешь, в разрушенных домах поселяются призраки... Когда я вижу его, я понимаю, что он не случаен здесь. Он как вопрос, во всём этом есть некий смысл, но непостижимый, он никогда не будет разгадан... - Когда-то весь этот остров был застроен,- сказал я.- И окна домов смотрелись в Прегель. - Да,- сказал он, кивнув.- Я знаю. Но мне он нравится и таким. Этот собор... он как каменный символ своей души, одинокий посреди пустыни, он как мечта об ином городе... или ином мире... Ведь приобщение к идеалу всегда делает посвящённого одиноким среди людей, а это то же, что быть отверженным ими... - Это совсем не одно и то же,- возразил я.- Можно отвергать мир, но это не значит быть отвергнутым. - Это одно и то же,- сказал он. - Нет,- сказал я. - И посмотри теперь на эту мёртвую прямоугольную глыбу!- сказал он, показав на недостроенное здание Дома Советов.- Она как айсберг. Айсберг против парусного корабля. - Там стоял замок,- сказал я.- Только чуть левее. - А я думал, на этом самом месте,- сказал он. - Нет,- сказал я.- Чуть левее. Его можно было восстановить, а его зачем-то взорвали. - Ты застал его? - Нет. Я в том году только родился. - И выстроили этого монстра. А ведь и он совсем не случаен. Он неотъемлемая часть портрета, архитектурного портрета города, его второе лицо, противоположный лик, второй лик двуликого Януса. Это символ того, что мы сделали с этим городом. Эта железобетонная мерзость вокруг. - Да,- согласился я.- Зрелище удручающее. Но в темноте не видно. - Мы захватили этот город как боевой трофей, да так и не сумели вернуть его к жизни. Для Империи он был не больше чем новой игрушкой, чем-то вроде занятной куклы... Я усмехнулся. - Что ж,- сказал я.- Хреновый, видать, из нас получился Пигмалион. - Надо очень любить этот город, чтобы он ожил. Ты правильно сказал: "Галатея и Пигмалион". Давай спустимся вниз?- предложил он. - Давай. Мы сошли на брусчатку острова и пошли в сторону собора. - В последнее время многое меняется к лучшему,- сказал я.- Вон, собор заново отстраивают. - Да,- сказал он.- Только, почему-то, не мы, а немцы. - Ну, и мы как бы тоже... - Сбоку припёка. Я засмеялся. - Ну да. - Что это там на флюгере?- спросил он, задрав голову и показав рукой на шпиль башни собора. - Русалка,- сказал я.- Символ города. Мы всё никак не выберем, какой из всех этих символов главный. - Русалка?- сказал он.- Как в Копенгагене? - Я не был в Копенгагене,- сказал я. - Я шучу,- сказал он. - Я понял. Кажется, ты присвоил мою зажигалку. Он пошарил в карманах и, найдя зажигалку, отдал её мне. - Мы столько веков смотрели на Европу с вожделением,- сказал он.- И вот... - Как бык на деву. Он повернулся ко мне. - Бык, похищающий Европу, это скорее Америка, а не Россия. - А Европа в таком случае кто, Пасифая? - А ты, оказывается, знаешь мифологию? - Да,- сказал я.- Читал кое-что. - И вот, отвоевали, отняли кусок Европы, и что же?- продолжал он.Оказалось, что мы понятия не имеем, что с ним делать! Всё, что мы тут поналяпали, это мёртвый и безобразный памятник нам самим. Со стыда можно сгореть, глядя на всё это. - Слушай,- перебил его я.- У меня такое чувство, что ты всё время повторяешь одну и ту же фразу. Это меня зациклило, или тебя? - Да ну тебя!- с досадой отмахнулся он. - Ты извини, если я что не так говорю,- сказал я.- Я что-то не очень соображаю. - Да ладно,- сказал он. - Нет, круто покурили. Мы дошли до собора и остановились. - Куда теперь?- спросил я.- Обратно? - Нет,- сказал он.- Я хочу пойти по тому мостику. Мы пошли дальше. - Да ладно,- сказал я.- Не переживай. Прорвёмся. - Ну да,- сказал он.- С такими как ты прорвёшься, как же. - Ты видел Берлинский мост? - Берлинский мост? - Да. Немцы, отступая, развели его, а наши, не сумев свести его снова, просто построили рядом новый. - Ты пойми,- сказал он.- Я не хочу брать за образец то, что здесь было когда-то. То, что было, уже никогда не вернётся, и люди уже другие, и здесь, и в Германии, во всём мире другая эпоха, и что-то новое становится классикой... - Например, кофейни? - Стиль,- сказал он.- Идея и её воплощение. - Ну вот тебе и мостик,- сказал я. - Да,- сказал он.- Этот мост разводной? - А как же!- сказал я. - А тот, второй?- показал он. - Наверное, тоже был когда-то. - Ты даже не знаешь? - Да мне это как-то без разницы,- признался я.- Ты только не обижайся. - А я и не обижаюсь,- сказал он.- Просто странно... Мы вышли на Московский проспект. - Такой красивый был город,- грустно сказал он. - Да ладно,- сказал я.- Не убивайся. Мало ли городов в Европе. - Такой был один... - Тебе куда дальше?- спросил я. - Туда, в ту сторону,- он кивнул в направлении Каменного Монстра. - Значит, нам по пути,- сказал я.- Мне тоже туда. - А ты где живёшь?- спросил он. - Далеко,- сказал я.- Мне ещё топать и топать. Если ты не выручишь деньгами. Я вопросительно посмотрел на него, но он шёл, повернув голову к собору на острове, и не видел моего взгляда. Мы пересекли улицу, поднялись по ступеням лестницы и пошли вдоль каменной стены, бывшей некогда цоколем Королевского Замка. - Ну что, может, ещё пива возьмём?- предложил я. - Знаешь, что мне кажется в тебе непонятным?- неожиданно сказал он. - Нет,- сказал я.- Что? - Ведь ты живёшь здесь почти всю жизнь, родился здесь, но когда ты говоришь о городе, ты говоришь как бы... может быть, мне это только кажется... как бы отстранённо. Нет? - Не знаю,- сказал я.- Может быть, я обо всём мире говорю вот так, как тебе кажется, отстранённо, ну и что? Я родился здесь, да, но родину ведь не выбирают. Или ты думаешь, выбирают? - Кто его знает,- сказал он. - В разных книгах пишут по-разному,- согласился я.- Я считаю, что я родился на планете Земля, дальше год, месяц, число, имя, фамилия, отчество, и это всё. - Правильно!- воскликнул он.- Так и нужно! - А ты сам-то откуда?- спросил я. - В каком смысле?- сказал он. - Ну, не знаю... - Родился в Саратове, школу закончил в Казани, родители живут в Нижнем Новгороде, а вообще... Из Москвы, наверное. - Москва как мегаполис? - Мегаполис, город-космополит. И Нина, она такая же. Она не сможет жить в квартире, если в этой квартире не будет телефона. - Ты читал, что здесь написано?- спросил я, остановившись у мемориальной доски. - Конечно,- сказал он.- Изречение Канта. - Две вещи поражают меня тем больше, чем больше я о них думаю - звёздное небо над головой и моральный закон во мне!- громко произнёс я. - Надо же,- удивился он,- как светло! Даже читать можно. - Я по памяти. - Да нет,- сказал он.- Правда, светло. Такая ясная луна, и так тихо... - Ничего,- успокаивающе сказал я.- Найдёшь с телефоном квартиру, всё у тебя получится. - Конечно, найду,- сказал он.- И всё у меня получится. Ты, правда, веришь в это? - Не знаю,- сказал я.- Вера - это очень интимное чувство. - Я же говорю не о религиозной вере... - А я уже и сам толком не знаю, о чём я говорю,- признался я.- Знаю только, что вон тот магазин называется "Ромашка", и что автобусы ещё не ходят. И вижу, что он закрыт. - Да,- сказал он.- А где, ты говорил, можно купить
Мы выпили по банке пива, потом, кажется, ещё по одной, и у штаба Балтфлота расстались - ему было направо, а мне прямо. Я не стал просить у него в третий раз деньги и, добравшись до дома еле живой, завалился спать, забыв завести будильник. В результате я проспал на работу и, приехав уже к обеду, получил первый в этом году нагоняй. Так что когда вечером он позвонил мне, настроение у меня было не самое радужное. А он как ни в чём ни бывало стал взахлёб рассказывать мне о своих новых открытиях - он купил путеводитель по городу и, кажется, успел уже выучить его наизусть. - Слушай,- сказал он.- Давай я сейчас приеду? - Нет,- сказал я.- Давай не сегодня. Я не выспался... - Тогда завтра,- предложил он.- Давай встретимся завтра днём? Ты мне покажешь кое- что в городе, а то я сам не найду. Я объяснил ему, что я работаю и поэтому днём с ним встретиться никак не смогу, разве что в выходные, да и то не знаю, получится ли. - Жалко,- сказал он сникшим голосом.- А на работу тебе можно будет позвонить? Я сообщил ему телефон, понимая уже, что моей спокойной жизни пришёл конец. Так и оказалось. Он был неутомим. Целыми днями он носился по городу, влюбляясь в него всё больше и больше, звонил мне и каждый раз огорчался, если я не мог вырваться с работы,- вечером ничего не будет видно, может быть, всё-таки вырвешься? Мы встречались, и он тащил меня показать своё очередное историческое или архитектурное открытие, возмущаясь, если я, с его точки зрения, недостаточно бурно выражал свой восторг. - Конечно,- говорил он.- Для тебя это всё привычно. - Если бы можно было всё это восстановить!- мечтательно говорил он.- Ты не представляешь, какой это был красивый город. Он и теперь прекрасен. - Да,- соглашался я. - Или тебе всё равно?
Когда выпал снег, он очень удивился этому. - Ты посмотри,- сказал он, показывая вокруг.- Ты посмотри, что делается! - Да,- сказал я.- Снег. - Представляешь, она приедет, а здесь снег! - Так ведь зима. - Странно,- сказал он.- Почему-то этот город не ассоциировался у меня со снегом. - Но ты же читал о рыцарях и ледовых дорогах. - Да, но я как-то не связывал это с климатом... - Ну что?- сказал я. - Куда пойдём? - Не знаю,- сказал я.- Ты хотел куда-то конкретно? - Да нет,- сказал он.- Мне всё равно. - Ну пойдём тогда в кофейню,- сказал я.- Кстати, ты говорил, что в городе нет ни одной кофейни, так вот, ты неправ. Одна всё-таки есть. - Где? - Да вон, через дорогу. В "Старой башне". - Да?- сказал он.- А ты не на машине? - Нет, а что? - Да так,- сказал он.- Ничего. Мы зашли в кофейню, дождались, когда освободится столик на двоих и расположились за ним. Слава стал зажигать свечки, а я пошёл заказать что-нибудь. - Сейчас принесут,- вернувшись, сказал я. Он кивнул. Нам принесли глинтвейн, чашки и два кофейника. Я спросил его, как продвигается ремонт,- он снял квартиру на Черняховского и теперь приводил её в порядок. - Нормально,- сказал он.- А неплохо здесь. Он посмотрел по сторонам. - Но у меня будет лучше. - А как тебе глинтвейн?- спросил я. - По-моему, они его разбавляют,- сказал он. - Да?- сказал я.- Не замечал. - И вообще,- сказал он.- Тесновато. Но посмотри, сколько здесь народу! А ты говорил, кофейня никому не нужна. - Я этого не говорил. - И подают как интересно,- сказал он, кивнув на кофейники.- В кофейниках. - У тебя тоже так будет? - Не знаю,- он задумался.- Но идея хорошая. - Когда приезжает Нина?- спросил я, допив глинтвейн и наливая себе кофе. - Скоро,- сказал он, отодвигая пустую кружку и беря за ручку кофейник.Надо будет поехать в Москву, отправить багажом вещи... - А много вещей?- спросил я. - Много,- кивнул он.- Честно говоря, я волнуюсь... - Переезд - хлопотное дело,- сказал я.- Ну как тебе кофе? - Кофе прекрасный,- сказал он.- Я не об этом. - Да? А о чём же? - Не знаю, как ей здесь понравится. - Ничего,- сказал я.- Всё будет нормально. - Нет,- сказал он.- Правда, не знаю. - Вы на поезде едете? - Я на поезде,- сказал он.- А она самолётом. - Уже решили? - Ну да,- он открыл крышку кофейника и, заглянув в него, долил себе в чашку кофе.- Тоже хорошая идея. Всего чуть-чуть больше, но всё-таки больше чем одна чашка. - Да,- сказал я.- Великая сила этого "чуть-чуть". - Да,- сказал он.- Понравится ли ей здесь? Я хожу по городу и мысленно разговариваю с ней, показываю ей дома, улицы, людей, магазины... Хотя с ней всё будет по-другому. - Но город-то не изменится,- возразил я. - Изменится,- уверенно сказал он.- Для меня, да и не только для меня. Она не из тех, кто может присутствовать, ничего вокруг себя не меняя. Она всё изменит. - Всё? - Конечно, всё,- сказал он.- А это,- он кивнул на стену,- я так понимаю, карта Пруссии? - Да,- сказал я.- Восточной её части. Эта страна называлась Замландией. - Я знаю,- кивнул он.- Или Замбией. Но не вся территория, а только полуостров. - Всё-то ты знаешь,- сказал я. - Да?- сказал он.- И эти плетёные подставки под кофейники, очень здорово придумано. - А ты сделай лучше,- предложил я.- Из можжевельника. Представляешь, какой аромат будет. - Да,- сказал он.- Может, возьмём ещё чего-нибудь? - Что-нибудь выпить? - Давай возьмём ещё по глинтвейну? Я кивнул и, подойдя к кассе, заказал еще два глинтвейна. - Сколько с меня?- спросил он, когда я вернулся. - Двадцать рублей за всё. Он отдал мне деньги. - Ничто не бывает так, как предполагалось,- сказал я.- Как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает. - Это понятно,- согласился он.- Но дело не в этом. - А в чём же? - Понимаешь, ей будет очень непросто здесь, она совсем другая. Как-то она здесь приживётся... - Что-то изменилось?- сказал я.- Раньше ты был больше уверен в себе. Нам принесли глинтвейн. Мы взяли каждый свою кружку. - Может быть,- сказал он.- Может быть, я что-то понимаю не так, но я не представляю, как можно не полюбить этот город, пройдя по его улицам, увидев стены его фортов, развалины городских ворот, эти кирхи и башню кафедрального собора... - Ты здорово сказал, что он стоит как каменный призрак своей души. Непонятно, но красиво. Спрашивается, где же тогда тело? - Кажется, я сказал "каменный символ своей души", но это случайная метафора... - Да,- сказал я.- Но всё равно красиво. И ещё, что он как парусник против айсберга. - Тебе нравятся метафоры?- сказал он, хлебнув из кружки и поставив её на столик.- Может, ты и книги пишешь? - Нет, но иногда читаю - Иногда - это уже что-то,- сказал он.- По нашим-то временам... - В наше время про многое можно сказать то же. - Да,- сказал он.- Вот только поесть здесь нечего. - Ну почему же,- возразил я.- Можно взять пирожные... - Ну да,- сказал он.- Мороженое... - Самое плохое, что здесь нет кондиционеров, и нельзя курить. - У меня будут,- заявил он.- И курить будет можно, даже будут продаваться сигары. - Здорово!- сказал я.- А как всё это будет? - Увидишь,- сказал он. - Ну всё-таки,- настаивал я.- Что это будет? Стены, интерьер, мебель? - Тёмно-зелёные стены,- сказал он, и взгляд его сделался мечтательным.Знаешь, такого благородного оттенка, это называется "ирландский зелёный". Тёмное дерево, невысокие перегородки между столиками... - Тоже из тёмного дерева? - Ну да,- сказал он. - А потолок? - Потолок?- он задумался.- Не знаю... Может быть, сделаю зеркальный. - Здорово,- сказал я.- Ты сам всё это придумал? - Ну, не совсем... - Здорово. - А ты говоришь, время,- сказал он.- Разве мы не сами создаём его? - Слышал,- отмахнулся я.- Слышал я всю эту чушь, и про то, что мы сами куём своё счастье, тоже слышал. Всё это бред сивой кобылы. Он засмеялся. - Ну почему же сивой? - Да потому,- сказал я.- С этим очень легко согласиться: "да, сами",даже не потрудившись задуматься, а кто или что создаёт нас самих? И что первично? - Да не всё ли равно,- равнодушно сказал он. - Это кому как,- сказал я.- Ладно, американцы со своим упрощённым пониманием жизни, что с них возьмёшь. Так над ними все и потешаются. Но выслушивать подобный примитив от тебя... - Потешаются,- согласился он.- Только чаще всего за глаза. - А что делать, если миром правят деньги, а вовсе не разум. - Да,- сказал он.- Но думаю, что даже среди американцев есть культурные люди. - Нисколько в этом не сомневаюсь,- сказал я. Мы допили глинтвейн. - Вот видишь,- сказал он.- Оказывается, и тебя можно расшевелить. - Так ты меня провоцировал? - Конечно,- сказал он.- Пошли? Я задул свечи. Мы оделись и вышли на улицу. - Интересно,- сказал он, кивнув на здание, примыкающее к гостинице "Калининград",- успеют они докрасить этот дом до её приезда, или нет? - А что? - Эта недокрашенная часть весь вид портит! Хоть не приводи сюда. Я достал сигареты. - Хорошо сегодня,- сказал он, с удовольствием втягивая воздух.- Погода такая хорошая, солнце, и ветра нет. Мы закурили. Он остановился и повернулся лицом к собору. - Так ты говоришь, я назвал его парусником? Но парусник ищет морской дали, а этот корабль никуда не плывёт. Он на вечном приколе, здесь его место, и он не сойдёт с него. Он страж, рыцарь-крестоносец, закованный в латы и охраняющий город. Он не взыщет неба, он плоть от плоти земли, для него оставаться на месте - это и есть совершать путь, долг и целесообразность - и есть религиозная служба. Наши церкви совсем другие они вопрошают небо и ждут от него благодати, неземной, необыденной, видения иного мира... Они ищут, а этот уже нашёл. И кто прав? Или может быть две правды? Прав всегда оказывается тот, кто пренебрегает доказательством своей правоты... А почему ты не на машине? - Да так,- сказал я.- Ты сам обычно просишь, чтобы мы шли пешком, вот я и решил прогуляться. - А,- сказал он.- Ну ладно. Мы направились к переходу. - А что, ты хотел куда-нибудь подъехать?- спросил я. - Да нет, не то чтобы... Тебе знакома такая улица, Юношеская? - Знаю такую. Но "улица" - это громко сказано. А что? - Да есть там, вроде, одно помещение,- сказал он.- На углу Юношеской и Горького. Ты не знаешь, что там было раньше? - Знаю,- сказал я.- Пункт проката. Но это неудачное место для кофейни. Туда не будут ходить. - Ты так думаешь? - Да,- сказал я.- Поищи лучше где-нибудь здесь или в районе зоопарка. - Ладно,- сказал он.- Тогда отпадает. - А ты уже ищешь помещение? Он улыбнулся, как мне показалось, несколько принуждённо. - Ну должен же я что-то делать! - Как же ты ищешь помещение, если у тебя ещё нет денег? - Понимаешь,- сказал он,- можно просто искать деньги и ждать, что они откуда-нибудь возьмутся, а можно делать что-то уже сегодня. Я верю только в движение, понимаешь? - Кажется, да,- сказал я. - В этом городе ничто не происходит само по себе, и ничто не происходит случайно. Если я найду помещение, то часть дела будет уже сделана, и тогда прийдёт в движение всё остальное, как бы само по себе, но на самом деле, именно потому, что что-то уже сделано. - По-моему, ты дурачишь себя,- сказал я. - Нет,- сказал он.- Нужно просто с чего-то начать. Я не стал спорить. Когда мы дошли до площади, я спросил: - Ну что, тебе направо, а мне прямо? - Ты домой собираешься? - Да поздно уже на работу, поеду домой. - А как же машина? - А что машина? - Ну, ты же говоришь, что оставил её у офиса. - И что? - Не боишься? - Чего? - Ладно,- сказал он.- Понятно. - Ну так что, по домам? - Я бы ещё прогулялся,- сказал он.- Давай пива возьмём? - Давай,- сказал я.- Только надо взять здесь. - А что, дальше не будет? - Будет. Но там, по пути, дороже. - Что,- сказал он,- вот так, да? - Ну да,- сказал я.- А что? - Да нет,- сказал он.- Ничего. Разница-то в копейках... Мы взяли по бутылке "будвайзера" и пошли в сторону здания КТИ, всё ещё наполовину закрытого строительными лесами, а оттуда, мимо театра, дальше, к зоопарку. - А что, снег с тротуаров убирать не предполагается?- спросил он. - Не знаю,- сказал я.- Ну что, куда дальше? - Пойдём туда, в сторону кирхи. - К Луизе? Ну давай. - Вот тоже,- сказал он, кивнув на фасад дома на другой стороне улицы.Начали красить дом, один кусочек выкрасили и на этом успокоились. А остальное что, и так сойдёт? Лучше бы уж не начинали, а то смотрится как наполовину выбритое лицо. - Начали с одного куска, потом докрасят ещё один, потом ещё, может быть, даже в другой цвет, и скорее всего, в другой цвет. Так образуется "пэчворк". - Что образуется? - Лоскутное одеяло. Это своего рода стиль - весь город обустроен отдельными небольшими фрагментами и похож на лоскутное одеяло, ты не замечал? Мостовые, крыши, фасады... - Не думаю, что облезлые стены могут быть стилем,- с неудовольствием сказал он. - Ещё несколько лет назад весь город был как тот недокрашенный кусок стены, а теперь, как видишь, что-то меняется. - Вот именно, "что-то"!- сказал он.- Каждый торгаш выкрашивает свой квадрат, а до всего остального ему и дела нет. Так по куску они сто лет будут красить. - А ты куда-то торопишься? - Дело не во мне,- сказал он. - Ведь и ты своей кофейней ничего всерьёз не изменишь. - Ещё раз говорю, дело не во мне! - Ну так что,- сказал я.- Куда идём? - Ты уже устал? - Да нет,- сказал я.- Но может быть, у тебя есть какие-нибудь идеи? - В парке можно будет посидеть? - Обычно скамейки на зиму убирают... - Зачем? - А кто его знает,- сказал я.- Не знаю. - Здесь очень много странного,- сказал он, покачав головой.- Не понимаю... - Что именно? - За всем этим что-то кроется. - Ты преувеличиваешь,- сказал я.- Тебе повсюду мерещатся тайны. - Нет,- убеждённо сказал он.- Я знаю, многое тут неспроста. Вот ты, например. - Я?- удивился я.- А что во мне такого странного? - Ты никогда не приглашаешь меня к себе. Я заметил, ты делаешь это намеренно. Только не отрицай. - Я и не отрицаю. - Я несколько раз пытался напроситься, но ты каждый раз очень ловко уходил в сторону. Ведь так? - Да,- сказал я. - Но почему? - Да так,- сказал я и, рассмеявшись, добавил: "Наверное, это неспроста". - Так где ты живёшь? - На кольце "четвёрки". - А где это? - В этом городе тебе каждый скажет, где кольцо "четвёрки". - Может быть, сядем сейчас на трамвай и доедем? - Нет,- сказал я.- Мы ведь уже выяснили, что я не принимаю гостей, даже по дружбе. - И неспроста? Я снова рассмеялся. - Тебе повсюду мерещатся тайны,- сказал я.
4
Нина прилетела самолётом из "Внуково" восемнадцатого числа месяца марта. Слава попросил меня съездить с ним с аэропорт, встретить её. Я сказал: "Ну конечно". День был тихий и солнечный. Мы приехали в аэропорт за десять минут до прибытия самолёта. Слава вышел купить пива. - Надо сразу же встретить её пивом,- сказал он, вернувшись.- Как-никак, пивной край! - Иди,- сказал я.- Сейчас они пойдёт через вон тот зал. - Да,- сказал он и, оставив пиво, вышел из машины. Он вернулся с очень красивой девушкой, одетой в длиннополую шубу из нутрии. Представил нас. - Мы поедем сзади,- сказал он. - О'кей,- не возражал я. - Нет,- сказала она.- Я поеду на переднем, а ты садись сзади. Она села рядом со мной. Слава открыл бутылку пива и протянул ей. - Как долетели?- спросил я. - Хорошо,- сказала она.- Только очень волновалась. Давай перейдём на "ты"? - Ну конечно,- сказал я, включая зажигание. Мы поехали в город. - Какое-то всё сонное,- сказала Нина.- Даже эти дома словно бы спят! - Это первые немецкие дома, которые ты видишь!- сказал Слава. - Ура, ура,- сказала она без особого энтузиазма. - Что ты от них хочешь,- сказал он.- Они ведь ещё не знают тебя, они ещё даже не знают, что ты уже здесь. - А что, для них это должно быть важно?- сказала она. Я молчал, не участвуя в их разговоре. Когда мы пересекли границу города, Слава крикнул: "Ура!" - Что это?- спросила у меня Нина. - Граница города,- объяснил я. - Да?- сказала она.- И как называется эта улица? - Советский проспект,- сказал Слава. Она усмехнулась. - И это называется здесь "проспект"? - Здесь называют проспектом ещё и не такое,- сказал я. - Да ладно тебе,- сказал Слава.- Город как город, ты ещё увидишь его... - Куда же я теперь денусь,- обречённо сказала Нина. - Ты не обращай на неё внимания,- сказал мне Слава.- Она просто устала с дороги. - А я вовсе и не обиделся,- сказал я. - Это очень красивый город,- сказал Слава.- Пусть небольшой, но очень красивый и древний. Посмотри, какие дома. Ты не туда смотри, а вон туда! Вон, видишь, красиво, правда? Да ты не туда смотришь! - Куда хочу, туда и смотрю,- возмутилась она. Он замолчал. Я довёз их до дома. - Спасибо,- сказал Слава, открывая свою дверцу.- Может, зайдёшь к нам сегодня? - Во сколько?- спросил я. - Не знаю,- сказал он.- Жалко, нет телефона, можно было бы созвониться... - Я думаю, не стоит,- сказал я.- Твоя жена с дороги, пусть отдохнёт... - Ты её не знаешь,- сказал он.- Она всё равно потянет меня куда-нибудь... - Первый вечер лучше провести вдвоём,- сказал я.- А завтра... Нина уже стояла у подъезда. - Ты идёшь?- сказала она Славе. Он обернулся. - Сейчас,- сказал он.- Миша предлагает куда-нибудь сходить сегодня, ты как? - Давай лучше завтра. - Ну вот видишь,- сказал я. - Ладно,- сказал он.- Тогда до завтра. - До завтра,- сказал я. - Пока. Он захлопнул дверцу.
На другой вечер мы сидели в кафе "Сказка". Они уже успели погулять, посмотреть город. - Ну как тебе Кёниг?- спросил я Нину. - Кёниг - это Кёнигсберг?- сказала она.- А почему ты его так называешь? - Потому что так он был назван,- сказал я. - Но ведь от него мало что осталось,- возразила она. - Ты не права,- вмешался Слава.- Ты просто не видела ещё всего, и даже главного. Мы немножко не там гуляли, где я хотел. - Так ты же сам водил меня по городу! - Ну да, но за один день всего не увидишь. Есть такие места, куда мы ещё сходим, и ты поймёшь, что такое Кёнигсберг... - А много ли осталось от древних Афин или древнего Рима?- сказал я.- Но Афины остались Афинами, а Рим Римом. - А вот Константинополь переименовали в Стамбул,- сказал Слава.- И ничего, все привыкли... - Мне больше нравится имя Константинополь,- сказал я.- Хотя это дело вкуса. А вообще, всё когда-нибудь где-нибудь уже было. - Ну нет,- не согласился Слава.- Этот город не похож на другие. - Похож,- сказал я.- На Прагу. - Разве? - Я не была в Праге,- сказала Нина. - Не внешне, конечно, а по духу. Вам надо погулять по городу ночью. Ночь - время сказок. - Этот город такой лукавый,- сказал Слава.- Здесь ничто и никогда не бывает таким, каким кажется на первый взгляд. - Так тебе не понравился город?- спросил я Нину. - Понравился. - В таком случае,- сказал я, повернувшись к Славе,- твоё заявление вряд ли можно назвать обнадёживающим. Он засмеялся: "Да уж". - Красивый город,- сказала Нина. - Был красивый,- сказал я.- А теперь просто город. Но не самый плохой. - А каким он будет!- воскликнул Слава.- Я уже вижу, каким он может стать! - Ты слышал о его идее с кофейней?- спросила Нина. - А то как же,- сказал я.- Он только о ней и говорит. - И что ты об этом думаешь? - Идея прекрасная. Но идеал, на то он и идеал... - И я говорю о том же,- сказала она.- Ну вот ты, как местный житель, скажи, насколько всё это реально? - Это вопрос философский,- сказал я. - Но ведь ты земляк Канта,- сказала она. Мы посмеялись. - Да,- сказал я.- Именно так его здесь и называют: "наш великий земляк". - Что ты об этом думаешь?- сказала она. - А что тут поделаешь,- сказал я.- Он, и правда, земляк. Хотя мне лично ближе другой мой земляк - Эрнст Теодор Амадей Гофман. - Да я не об этом. - Ты очень красивая,- сказал я. - А я тебе говорил,- сказал Слава. - Если честно, не знаю,- сказал я.- Всё будет зависеть от денег. Если найти деньги, всё можно сделать - кофейню, всё что угодно, сделать этот город лучше, да что город, весь мир! Всё зависит от денег. - Вот именно,- сказала Нина. - Давайте не будем о грустном,- сказал Слава.- Что-нибудь придумается. - Ну да,- сказала она.- Вот именно, "что-нибудь"!