Марта Квест
Шрифт:
— Правда, наш Донни — красавчик? — и умолкла в ожидании ответа.
Марта сказала, что да, но не совсем уверенно: ей и в голову не приходило, что Донавана можно назвать «красавчиком», и сейчас она спрашивала себя, почему же она этого не заметила, ведь он действительно красивый, теперь и ей это ясно. Неужели матери все-таки удалось внушить ей свои взгляды, что мужчину любят не за то, как он выглядит, а за то, какой он человек? Однако эти взгляды не помешали миссис Квест выйти замуж за чрезвычайно красивого мужчину — впрочем, лучше об этом не думать, а то можно совсем запутаться, и Марта решила не думать, в голове у нее и так уже все перемешалось, и она даже тряхнула ею, чтобы прояснить свои мысли. И тут, как бы в ответ на ее сомнения, Мейзи заметила:
— Все-таки жизнь у нас одна, а потому прожить ее надо как можно приятнее.
И, вернувшись к своему столу, закурила новую сигарету.
А
3
В конце месяца Марта выдержала экзамен и стала посещать уже другую аудиторию Политехнического института, где стенографию преподавал некий мистер Скай, маленький подвижный брюнет, который, поощрения ради, уверял своих учеников, что они безусловно — и притом очень скоро — будут записывать по двести слов в минуту, так же как он. Это было очень мило с его стороны, но едва ли являлось наилучшим способом обучения для такой девушки, как Марта, которая уже и так склонна была считать, что овладела чем-то до конца, еще не успев освоить начала. Натура у мистера Ская была уж очень живая, и он то и дело подгонял своих девиц; прочитав большой отрывок (который он, должно быть, читал уже тысячу раз), он нетерпеливо говорил:
— Ну вот и отлично. Вы записали это за десять минут. Вы все записали, не так ли? Теперь попробуем записывать быстрее.
Раздавалось несколько горестных вздохов, но все покорно брались за уже притупившиеся карандаши, и они начинали летать по бумаге, не отставая от чтеца. В конце мистер Скай совершал обход аудитории, быстро, порядка ради, заглядывал через плечо своих учениц и говорил: «Отлично, отлично, вот и успели все записать».
А результатом этого было то, что, когда миссис Басс спросила Марту, как идут ее дела, девушка со спокойной совестью ответила, что ее скорость равна ста двадцати словам в минуту.
— Да вы прямо молния, — недоверчиво заметила миссис Басс, а Марта рассмеялась и сказала, что да.
Миссис Басс сообщила об этом мистеру Коэну, и мистер Коэн вызвал Марту к себе в кабинет и продиктовал ей один документ — она справилась с этим лучше, чем он ожидал, но гораздо хуже, чем ожидала она сама. После этого ее перевели на выполнение если не высококвалифицированной, то, во всяком случае, и не простой работы: половину служебного времени она помогала Мейзи — подшивала и регистрировала бумаги, а остальное время писала короткие письма под диктовку мистера Коэна и даже — когда миссис Басс была занята — кое-какие несложные документы. Ей почему-то казалось странным, что столь недолгое обучение в Политехническом институте дало ей возможность подняться на ступеньку выше в своей квалификации, как будто мучительный процесс познания не имел никакой связи с осуществлением ее мечты о будущем. Правда, это было только начало, она так это и расценивала, однако… приходилось сознаться, что рвение у нее уже не то. Она чувствовала себя по-настоящему уставшей, что было вполне естественно. С тех пор как Марта приехала в город, ею завладела та же сила, которая заставила ее бежать с фермы. Она ни разу не задумалась над тем, к чему все это может привести, — ей было некогда. Она просыпалась рано и тут же с восторгом вспоминала, что она одна и ничья воля не довлеет над нею — только необходимо более или менее вовремя приходить в контору. Марта заставляла себя с возможно большим вниманием относиться к сухой юридической фразеологии, убеждая себя, что ее работа вовсе не так уж скучна. Когда наступало время завтрака, она ела сэндвичи и, пользуясь тем, что остается в конторе одна, читала. После работы она, как правило, шла в Политехнический институт, куда за ней заезжал Донаван, и они отправлялись на какую-нибудь вечеринку, где без стеснения лакомились земляными орехами и всякими закусками — на даровщинку, как весело, но весьма откровенно заявлял Донаван. Марта редко ложилась спать раньше часа или двух ночи. И на следующее утро, едва проснувшись, уже чувствовала голод… Ох уж эта еда! А какими ничтожными порциями ей приходилось довольствоваться! Как ни странно, но Марта, которая до тринадцати-четырнадцати лет отличалась просто неприличным аппетитом, Марта — это вечно голодное, добродушное существо — так сильно изменилась, что считала себя чуть ли не преступницей, когда ела, а поев, каждый раз давала себе слово, что отныне уже ни к чему не притронется. Зато случалось, она вдруг завернет в какую-нибудь лавочку, даже не зная зачем, накупит пять-шесть плиток шоколада и потихоньку ест их, пока ее не затошнит; тогда, испугавшись, она принимается внушать
Прошло месяца полтора после того, как Марта приехала в город, и вот однажды в контору неожиданно вошел Джосс; на нем был все тот же темный костюм, в котором он появлялся на покрытых красной пылью дорогах станционного поселка или за прилавком лавчонки для кафров; проходя мимо Марты, он остановился и пригласил ее пойти с ним выпить чаю. Вечером он уезжает в Кейптаун, где скоро начинаются занятия в университете. Не слушая возражений смущенной Марты, он сказал, что дядюшка Джаспер, конечно, разрешит ей отлучиться, и прошел в кабинет своего дяди.
— О, да у тебя, оказывается, целый хвост поклонников, а? — без малейшей зависти сказала Мейзи, с улыбкой поглядывая на Марту и подпиливая пилочкой ногти.
— Джосс — мой давнишний друг, — пояснила Марта, вспылив.
Мейзи кивнула:
— Я знаю такие пары, когда муж и жена с детства любили друг друга. — Она приподняла свою белую руку, критически оглядела ее, стряхнула кусочек кожицы с красного блестящего ноготка и добавила: — Конечно, крутить любовь с еврейским юношей — одно, а выйти за него замуж — совсем другое. Это понятно. — Она взглянула на Марту, и в ее больших карих глазах отразилось изумление: что особенного она сказала, почему Марта с такой яростью и презрением смотрит на нее? — Конечно, это не мое дело, — поспешила добавить она с обиженным видом.
В эту минуту вернулся Джосс.
— Все в порядке, — сказал он.
Марта взяла сумочку и вышла вместе с ним. Они направились в «Отель Макграта», где по утрам бывало полным-полно женщин, заходивших сюда перекусить после беготни по городу за покупками. В ресторане играл оркестр; большие двери непрерывно хлопали, и от тока воздуха колыхались листья пальм. Когда Джосс спросил, что она хочет, Марта по привычке заказала пиво. Джосс намеревался пить чай, но передумал и тоже заказал пиво.
— Что с тобой? — глядя ей прямо в глаза, спросил он. — Неужели дядюшка перегружает тебя работой? Ты точно драная кошка.
Обижаться было невозможно: он говорил так заботливо, доброжелательно.
— Твой дядюшка — настоящий ангел, — рассмеявшись, сказала она. — Он самое чудесное существо на свете.
Джосс потягивал пиво и смотрел на нее восхищенным и в то же время скептическим взглядом. Марта понимала, что он не одобряет ее напускной живости — этой неотъемлемой черты городской красотки, — но она не училась этому, живость пришла сама вместе с новым словарем и умением пить целый вечер без неприятных последствий.
— Мне кажется, тебе не мешало бы как следует выспаться, — заметил Джосс.
— Что верно, то верно, — рассмеялась она. — Я ужасно устала. Ты и представить себе не можешь, до чего утомительна жизнь.
И она понесла всякую чушь, а он слушал, время от времени кивая головой; когда же она умолкла, считая, что теперь настал его черед откровенничать, он заметил — как бы в ответ на то, что скрывалось за ее словами:
— Итак, значит, молодые люди хвостом ходят за тобой, да? — Она вспыхнула, поняв, что слишком расхвасталась, а он тем временем продолжал: — Все это очень хорошо, Марта Квест, но… — Он помолчал и раздраженно добавил: — Но меня все это не касается.
А ей хотелось, чтобы касалось, и потому она сказала:
— Я слушаю, продолжай.
— Кто же твой возлюбленный? — напрямик спросил он.
— Еще не завела себе такого, — торопливо ответила она, и это была правда: ну как могла она думать о Донаване, когда рядом с ней сидел Джосс, рассудительный, здравомыслящий, умный и мужественный Джосс.
— Это хорошо, — просто сказал он, не настаивая на дальнейших проявлениях откровенности и ничем не показывая, что этот вопрос волнует его. — Я бы советовал тебе, Марта, быть осторожнее. В конце концов, если тебе так уж хотелось выйти замуж, то ты могла бы и не уезжать с фермы.